Две полоски (СИ) - Чередий Галина - Страница 2

— Ничего такого! — со вздохом я уткнулась ему в плечо, но это был бы не Арсений, если бы позволил мне спрятаться.

— Ничего такого — это значит, до развода ты еще не додумалась?

У меня аж сердце на секунду биться перестало, и в горле пересохло. Нет, ну не придурок ли, ляпать такое?

— Ты больной, Кринников?! — прокаркала я, почти злобно сверкая на него глазами, и хлопнула ладонями по голой груди. — Я тебя сразу предупреждала, что ты со мной до конца дней своих застрял!

— Так и я к тому, чтобы ты сценарии разводов-разъездов-побегов даже не смела рассматривать в принципе. Найду и покараю! — рассмеявшись, Арсений слегка потряс меня за плечи и снова стал серьезным. — А теперь давай без шуток, девочка моя. Что я сделал?

— Почему сразу ты? — закусила я губу.

— Ну, потому, наверное, что у меня к тебе никаких претензий нет, и в моей жизни все так, что лучше и быть не может, — пожал он широкими плечами, от движения которых я, отвлекшись снова на его тело, слегка подзависла.

О чем он? А! Лучше быть не может. Так ли это?

— О! Узнаю этот взгляд, Васюня, — Арсений смотрел мне в лицо, уже совсем нахмурившись. — Ну, давай, начинай!

Легко сказать начинай. Попробуй такое начни. Но… была не была.

— Сень, а что, если… ну… если я не хочу пока ребенка? — выпалила я. — Давай, может, попозже, а? Как раз ты меня успеешь научить кайтсерфингу — ты же обещал. На споты ваши любимые поездим — Вьетнам, Кабо Верде, что ты там еще говорил. А то стану сперва толстая, неуклюжая, потом лялик родится, как с малым поездишь? И грудь твоя любимая уже не та будет. А если я растолстею и не похудею обратно? А если… Ну, Сень, ну, давай когда-нибудь потом, ну, пока нам и самим неплохо? Нет?

На полминуты мой муж застыл с нечитаемым выражением, а я вдруг ощутила, что дико боюсь его возможной реакции.

— Ну, знаешь ли, малыш, как-то поздновато для таких метаний, — Арсений встал и отвернулся, и тут мне стало окончательно страшно. Аж до икоты. И обидно, вот прямо очень-очень! Выходит, все же я была права в худших подозрениях. Любовь любовью, но раз уж Арсений Кринников решил обзавестись полноценной семьей, то все должно быть именно так! И никак, черт возьми, иначе.

— Что значит поздновато? — какие-то дурные слезы подступили к глазам, а голос позорно ломался. — Нет ребенка, и я тебе нафиг не упиралась? Все опять только по-твоему, да?

Боже, да чего меня так прорвало-то на пустом месте? Арсений оказался рядом почти мгновенно, прижал к себе, перетянул на колени, закачал, убаюкивая.

— Ну, здрасти-приехали! Так и знал, что напридумывала себе черте чего ты, Васька! Видел же, оно ж у тебя на лбу написано! Ох и дурында ты у меня!

Короткие, нежные поцелуи посыпались на мое лицо, и я прикрыла глаза, наслаждаясь каждым касанием его губ.

— Сам такой! — вяло огрызнулась, всхлипывая. — Поздновато ему!

— Нет, ну а как? Нам рожать месяцев через восемь, а она — ребенка пока не хочу!

— Боже, да с чего ты взял-то!

— Помимо простых подсчетов по календарю и того, что я знаю твое тело лучше, чем свое собственное, и могу заметить любое крошечное изменение? — ответил мой муж, по-хозяйски обхватывая одну мою грудь и будто взвешивая ее в ладони.

— По-моему, ты опять выдаешь желаемое за действительное, Кринников! — мое раздражение вернулось, и я выпуталась из его рук. — А лучше бы тебе этого не делать, просто потому что меня, мягко скажем, задевает лицезрение твоего выражения лица с явным разочарованием на нем!

— Это у меня разочарованное выражение лица, Васюня? В тебе?

Наверное, более ошарашенным Арсений в принципе не мог выглядеть.

— Вот именно! Каждый раз, когда выясняется, что я опять не беременна!

— Да что за ерунда! Какое, к чертовой матери, разочарование?! — вспылил он. — Мне просто невыносимо в такие моменты смотреть на тебя! У тебя же каждый раз глаза на мокром месте! Да меня слезы твои как по живому кромсают. Хочется расхреначить все вокруг и головой об стену биться, только бы не расстроить тебя снова!

— Ничего подобного. Я не расстраиваюсь… то есть расстраиваюсь, но не от того, что не беременна, а потому что у тебя такое огорчение на лице, что я ощущаю себя неудачницей и какой-то жалкой, не способной сделать тебя полностью счастливым и…

— Так, а ну стоп! — гаркнул Арсений. — Я все понял!

— Ну хоть кто-то понял…

— Я сказал помолчи минутку, Василиса. И послушай! — он застыл на секунду, кривясь и растирая подбородок, потом набрал в грудь воздуха и медленно выдохнул. — Во-первых, просто так для полной ясности: ничто на свете не может сделать меня несчастливым, пока ты со мной и любишь меня. Ты любишь меня, Васюня?

— Дурацкий вопрос!

— Вася!

— Люблю, дурак с дурацкими вопросами. Че ты зыркаешь? Сень, ну ты не видишь сам, что ли? Люблю, конечно. Аж самой страшно, что раньше было по-другому.

— Ну и слава Богу, что в этом вопросе у нас единство и полное единодушие. И, чтобы больше не было никаких диких предположений с твоей стороны, я думаю, что ребенок может сделать нас только в сто раз счастливее и, не буду врать, вроде как дополнительная гарантия для меня. Его наличие или отсутствие ничего, уясни раз и навсегда, НИ-ЧЕ-ГО не меняет в том, что я к тебе чувствую. Мы прояснили этот вопрос?

— Да, — шмыгнув носом, буркнула, чувствуя себя дурой. — Но…

— Я не закончил! — остановил меня Арсений. — И во-вторых! Все вот эти метания уже совсем не актуальны. Ты — беременна!

Ой, все. Нет, ну как с ним спорить? Махнув рукой, я просто спаслась бегством в ванную. Там я долго вертелась голышом перед зеркалом, высматривая, какие-такие изменения усмотрел во мне мой упрямый муж. Щупала, чуть морщась от чувствительности грудь, рассматривала немного припухшие от его вчерашних терзаний соски и только потом забралась в душ, так и не найдя ни единого довода в пользу его версии. Когда, натянув топ и домашние бриджи, пришлепала на кухню, Арсений уже был там, одетый в брюки от костюма и еще расстегнутую белоснежную рубашку. Сжала зубы от привычно-шокирующего, сладко-тягучего ощущения, наполнившего каждую клетку тела, откликающегося на искушающий контраст его смуглой кожи и ослепительной белизны ткани. Должен быть какой-то закон, причем на высшем уровне, запрещающий моему мужу выглядеть настолько соблазнительно, тем более тогда, когда он выходит из дома!

Вздохнув еще раз, прошлепала к настенному календарю с тропическими видами и занялась подсчетами. Надо ли говорить, что мои циклы были тут помечены совсем не моей рукой? Арсений заваривал свой любимый чай, ухмыляясь с видом котяры, умявшего весь запас сметаны в Краснодарском крае как минимум. Ну так и есть, у меня задержка. Шесть дней, между прочим. Пару месяцев назад я перестала досаждать самой себе подсчетами и отслеживать цикл.

— В прошлый раз было вообще неделю, — оглянувшись через плечо, напомнила Сеньке и полезла в настенный шкафчик в поисках моего кофе.

— Угу, — только и ответил муж. Даже странно: никаких тебе комментариев.

Кофе на месте не нашелся. В соседнем шкафчике тоже, как и нигде на столешницах. Развернувшись увидела на моем месте напротив Арсения уже полную чашку зеленого чая. Та-а-ак!

— Ну и где? — обвиняюще спросила я продолжающего нахально ухмыляться Арсения.

— Кофеин при беременности противопоказан.

Правда, что ли? Это деспотизм противопоказан мне, все зависимости от любого состояния организма!

— Кринников, ты сейчас издеваешься или нарываешься? — желчно уточнила я.

— А есть принципиальная разница? — невинно поднял он брови.

— Есть, конечно! Не издевался ты надо мной с давних времен, а вот нарываешься обычно, когда хочешь спровоцировать на секс по-быстрому!

— Я становлюсь предсказуем, малыш? — театрально прижал ладонь к сердцу этот клоун. — Буду над собой работать!

— Зубы мне не заговаривай! — рыкнула я. — Моя беременность — пока лишь твоя гипотеза, не подтвержденная фактами, заметь. Так что права не имеешь кофе у меня отнимать! Ты же знаешь: я и так в последнее время как сонная курица, а без кофе вообще капец!