Безымянная тропа (ЛП) - Лински Говард - Страница 24

Он будет свободен и неповинен. Брэдшоу сейчас всерьез сконцентрировался на том, чтобы выглядеть разочарованным, а затем сразу же почувствовал себя виноватым снова. Какой он человек, если обрадовался освобождению от обязательств перед мужчиной, которого он оставил калекой?

― Я думала, они станут хорошей идеей, ― продолжила Кэрол, ― немного человеческого контакта, чтобы отвлечь его разум от плохих мыслей, чтобы он перестал просто сидеть там, час за часом.

Были ли это нотки обиды в словах «час за часом»? Должно быть, она сильно старалась, чтобы Картер почувствовал себя лучше, в одиночку поддерживая дом в порядке, потом задаваясь вопросом зачем ей вообще беспокоиться об этом, если все чего он хочет – это жалеть себя день за днем, неделю за неделей, месяц за месяцем. Брэдшоу предположил, что впоследствии она вспомнит свое раздражение и пожалеет о нем.

Еще больше вины.

Ее вина, его вина, вина на вине.

― Но я считаю, что они наносят больше вреда, чем пользы. Он становится очень мрачным, после того как ты уходишь, будто он вновь переживает то, что произошло, ― добавила она.

Кто не переживает? Брэдшоу тоже переживал, бесчисленное количество раз, и он был не тем, кто застрял в металлическом кресле на все оставшиеся дни.

― Я прекращу их на какое-то время, ― он надеялся, что его голос не выдавал его сильного желания, ― если ты считаешь, что так будет лучше.

― Прекратишь?

― Я только хочу сделать то, что будет правильным для тебя и Алана.

Возможно, он больше никогда не постучит в их дверь снова. Боже, он впервые за последние месяцы почувствовал себя приободренным.

― Ты всегда можешь позвонить в участок, если он захочет меня увидеть.

Это было хорошим бессрочным предложением, которым он надеялся, она никогда не воспользуется.

― Хорошо, ― сказала она. ― Ты не мог бы отогнать газонокосилку на газон на заднем дворе и подключить удлинитель, чтобы он не подумал, что мы просто болтаем о нем?

― Конечно.

Она не поблагодарила его. А почему она должна была?

Он размышлял, когда началась ложь. Йен не думал, что Кэрол была тем типом девушки, которая стала бы обманывать мужа за его спиной еще до его «аварии». Сейчас же он был в инвалидной коляске, и она, должно быть, ловила себя на том, что скармливает ему ложь за ложью, говорит о нем за его спиной с докторами, своей семьей, своими друзьями, его друзьями. Будет еще много лжи от Кэрол, прежде чем Алан Картер обретет покой в этом мире.

― Я не думаю, что визиты помогают, ― сказала она.

Ты мне это говоришь, милая.

Проклят, если делаешь, и проклят, если нет.

Вернувшись в свою машину, Том не мог избавиться от чувства, что Мэри Кольер казалась взволнованной и, что она знала больше, чем говорила. Возможно, он сможет получить версию событий от Бетти Тернер.

Бетти была старой участницей Женского Института, и он был в ее доме ― муниципальной двухэтажке с двойным подвалом, который она делила с тремя сыновьями среднего возраста, отказывающихся взрослеть по ряду случаев в свои ранние годы по делам газеты, что хотела публикаций о событиях в Женском Институте. Бетти всегда была достаточно приятной женщиной, но ее последний муж был «ничтожеством», как эвфемистически выражалась бабушка Тома, подразумевая под этим, что тот был пьяницей, лентяем, мелким вором и драчуном в придачу. Казалось, что парни Бетти переняли характер отца, и их имена фигурировали в «Вестнике» от случая к случаю.

Этим утром дом Бетти казался тихим, но Том не мог быть уверенным, будет ли она одна, пока не постучится. Бетти была известной фигурой в Грейт Мидлтоне, и не только как старейший матриарх бесславного клана Тернер, а из-за того, что она владела деревенским магазинчиком более двадцати лет, что сделало ее знаменитостью среди детей в деревне, когда Том сам был мальчишкой. Если ты хотел монпансье дюшес, кока-колу, жевательный мармелад, «Лав Хертс» или «Рефрешерс», то шел в магазинчик Бетти и получал микс за десять пенни в белом бумажном пакете. К сегодняшнему дню она была на пенсии уже десять лет или больше, но женщина, которая открыла дверь, не выглядела дряхлой.

― Здравствуйте, Бетти, ― сказал он. ― Помните меня? Том из «Вестника», ― он не рассказал ей, на кого работает теперь. ― Я публиковал новости о собраниях Женского Института.

Она настороженно посмотрела на него.

― Чего вы хотите?

― Могу я войти, ― попросил он, но она не сдвинулась. ― Я хотел бы с вами поговорить, ― затем он пошел на риск, ― о прошлой ночи, когда вы ходили к старому дому священника.

― Ох, ― он ожидал сопротивления, но вместо этого она сказала, ― тогда входите.

Она автоматически прошла на кухню и стала наполнять чайник, будто у нее и мысли не возникало, что кого-то можно пригласить в дом и не предложить им напиток.

― Итак, с чем это было связано? Вы пытались поговорить с Мэри Кольер? ― спросил он ее, когда чайник начал закипать.

Бетти на мгновение задумалась. Том был уверен, что ее ночная вылазка к дому Мэри Кольер была чем-то большим, чем ранней деменцией, но поделится ли она с журналистом своими причинами? Пока Том ждал ее ответа, он услышал звуки наверху лестницы. Один из ее сыновей должно быть ходит там. Они все были одинаковыми; огромными, кряжистыми мужчинами, которым нравилось демонстрировать свою силу всем вокруг, они были хулиганами, которые не работали и дня в своей жизни. Он знал, что им вряд ли понравится его вторжение. Тому нужны были ответы от Бетти, и они были нужны ему быстро.

― Не поговорить, нет, ― наконец ответила она.

Женщина казалась теперь нерешительной, когда он вызвал ее на этот ответ.

― Тогда зачем вы туда пошли?

Наверху захлопнулась дверь, и мужские голоса приглушенно переговаривались между собой. Их было более одного в доме, но они не знали о его присутствии.

― Чтобы сказать ей, что я знаю, ― просто ответила Бетти.

― Что именно вы знаете?

― Что это была она.

Послышался звук еще одной открывающейся двери, затем шаги по лестничному пролету над ним. Пожалуйста, не спускайся, подумал Том. Не сейчас.

― Что вы имеете в виду?

― Что это она всему виной, ― ответила Бетти, словно он должен был знать, о чем она говорит. Том начал думать, что, может все-таки, она начала терять здравомыслие. ― Я хотела, чтобы она знала, что я знаю, ― твердо заявила она.

Наверху послышался скрип, который прозвучал, как будто кто-то наступил на расшатавшуюся половицу, затем тяжелые шаги на лестнице. Кто-то спускался вниз.

У Тома оставались секунды.

― Это имеет какое-то отношение к мужчине? ― быстро спросил он. ― Телу-на поле?

― Конечно, ― сказала она, будто он был идиотом. ― Это я вам и говорю.

Шаги стали громче.

― Мам? С кем ты разговариваешь? ― послышался голос.

Том проигнорировал его, из него посыпались вопросы.

― Кто он, Бетти? Вы знаете? Кто был похоронен на поле?

Бетти визуально выглядела расстроенной, она выпятила вперед нижнюю губу, как ребенок, который вот-вот заплачет.

― Если вы знаете, тогда скажите мне, ― поторопил ее Том, как раз в этот момент как топот тяжелых ботинок прекратился. Кто-то достиг коридора и будет с ними в мгновение ока. ― Пожалуйста, ― попросил он.

― Шон, ― все, что ей удалось сказать, прежде чем у нее полились слезы.

― Шон? ― повторил Том, надеясь, что сможет узнать больше, чем это, когда распахнулась кухонная дверь.

― Какого черта ты здесь делаешь? ― крепко сложенный и очень злой мужчина средних лет, в котором Том признал Фрэнки, среднего сына Бетти, стоял на пороге кухни. Затем мужчина заметил слезы на щеках матери. ― Ты ее расстроил? ― вопросил Фрэнки, оскалился и шагнул к Тому.

Том вытянул руку, чтобы утихомирить его.

― Нет, все в порядке, ― сказал он. ― Я журналист.

Задворками ума Том понял, что это был не лучший ответ, который он мог дать.