В плену отражения (СИ) - Рябинина Татьяна - Страница 31

Казалось бы, какая разница? Не все ли равно, что за оболочка досталась мне в этой псевдожизни? Но… нет. Мартин раздражал меня, так сказать, по факту. С самого начала, с первой минуты. Однако теперь, когда мы с ним оказались в принципиально иных отношениях, я должна была к нему как-то привыкать. И если к лицу я уже более или менее притерпелась, то с телом еще даже толком не была знакома.

Впрочем, все оказалось неплохо. Положа руку на сердце, даже не хуже, чем у Тони. Вполне приличная мужская фигура. В наше время его вполне могли бы пригласить рекламировать, например, спортивное питание. Или нижнее белье. Так что смотреть на себя в зеркало было не стыдно.

— Ты мне не поможешь? — попросила я, запутавшись в крючках и пуговицах.

— Еще чего? — мстительно отозвался Тони. — Как раздевалась, так и одевайся обратно.

— Ну и пожалуйста, — хмыкнула я. — Ты ведешь себя как настоящая тетка в это время. Женские гормоны заставляют тебя вредничать и капризничать.

— Может, ты пойдешь погуляешь? — окрысился Тони. — А мы с Маргарет повышиваем. Вот знаешь, нравится мне вышивать. Успокаивает.

— Ну а что? — я вернулась к нему. Застегнуться не удалось, но я надеялась до вечера ничего не потерять из одежды, а там уж Мартин сам разденется и утром снова оденется. — С работы тебя, наверно, уже выгнали. Сможешь продавать хэндмейд. Или портреты писать.

— А ведь правда, — Тони даже пяльцы отложил. — Я всегда жалел, что не умею рисовать. Если все будет как с тобой…

Он так обрадовался, что даже забыл о необходимости дуться и злобничать. Равно как и о том, что для начала надо как-то вернуться домой. Карибский кризис улегся сам собой. Элис наконец ушла. Конечно, она нас не видела и не слышала, но все равно ее присутствие раздражало. Мы устроились на кровати немного поболтать.

Сначала обсудили вчерашний эксперимент, потом я рассказала об иголке в растоне.

— Да, Мартин тут нажил врагов, — ничуть не удивился Тони. — Стоун облизывается на Маргарет с первого дня, как мы сюда приехали. Думаю, представляет ее, когда спит со своей тощей женой.

— Жаль, что он меня не может услышать. А так можно было бы его попугать. Сказать, что в сентябре его жена забеременеет и в ночь на первое июня родит мертвую девочку. Странно все-таки, что он взял ребенка Маргарет.

— Не вижу ничего странного. Таким мерзавцам хочется власти. Любой. Пусть даже над маленьким ребенком. Мы же не знаем, как он с ним обращался. Сомневаюсь, что хорошо.

— Знаешь, Тони, меня Мартин всегда бесил, но вчера почему-то мне стало его жаль. Еще до иголки.

Я рассказала Тони о поцелуе розы, о том, как мне стало стыдно за свои насмешки над их отношениями. Он долго молчал, потом повернулся ко мне.

— Ты бросаешься из крайности в крайность, Света. Я тоже думал об этом, когда Мартин ушел, и я остался один. На самом деле жизнь не роман и не картинки на заборе. Она и то, и другое. И даже не попеременно. Все зависит от ракурса. Иногда встанешь в позу играть трагическую роль, а кругом — комикс. Или думаешь: ах, жизнь — театр. Присмотришься повнимательнее — ан нет, цирк и зоопарк. Ну а то, как другие смотрят на твои чувства… Ты знаешь историю короля Эдуарда VIII?

— Который отрекся от престола, чтобы жениться?

Историю эту я знала довольно хорошо, но если человек хочет тебе что-то рассказать, почему бы не позволить ему это сделать?

— Да. Он женился на американке Уоллис Симпсон. Она дважды была разведена. По закону о престолонаследии король должен одобрить брак любого члена своей семьи. Однако самому ему никто не указ. За одним исключением: он не может жениться на католичке.

— Разве Симпсон была католичкой?

— Нет. Но есть еще один тонкий нюанс. Король — глава англиканской церкви. И что дозволено рядовому члену церкви, не дозволено ее руководителю. Формально человек, бывший супруг которого еще жив, в глазах церкви не является свободным. Твой нежно любимый Генрих VIII не разводился — он аннулировал свои неудачные браки, а это большая разница. Была бы миссис Симпсон дважды вдовой — никто бы и слова не сказал. Но я не о том. Одни считают их взаимоотношения величайшей историей любви XX века. А другие — что слабый и недалекий человек предал свою страну, свой народ, попав в лапы хитрой, корыстной и развратной женщины. Ну а истина, как обычно, где-то посередине. Да что там король. Взять нас с тобой.

— А что мы?

— Друзья по какой-то странной причине решили нас свести. На первом же свидании мы напились в баре и не переспали только потому, что были слишком пьяны. Но сделали это на следующий день и потом трахались в каждом углу, как кролики, пока ты не залетела. И тогда мне пришлось на тебе жениться. Похоже?

— С ума сошел? — возмутилась я.

— А между тем, тут нет ни слова неправды. Фактически все так и было. Ну, может, кроме того, что жениться мне пришлось. Это мы с тобой знаем, что у нас великая и вечная любовь, а для других тут один банальный разврат. Что, нет?

Мне оставалось только согласиться.

16. Шкатулка лорда Колина

— Вы позволите, милорд?

Джонсон заглядывал в дверь библиотеки, где Питер притворялся, что читает газету. На самом деле он раздумывал, кто бы мог порекомендовать хорошего частного детектива. Со времен адвокатской практики у него остались связи в определенных кругах, но дело было слишком уж щекотливое.

— Заходите, мистер Джонсон, — ответил он, отчаянно надеясь, что дворецкий пришел не по хозяйственным делам.

— Прошу прощения, милорд, но, судя по тому, что детективы больше не появлялись, пока ничего нового по делу не известно?

— Присядьте, мистер Джонсон, — Питер кивнул на кресло. — Да садитесь же, сделайте вид, что вы не дворецкий, хотя бы на пять минут. Нет, пока ничего нового. Не знаю, хорошо это или плохо.

После визита Локер прошло три дня. Тишина. Полная. Питер уже двадцать раз обсудил с Люси все, что они могли бы сделать. Выходило, что ничего. Найти Хлою? И что это даст? Они по-прежнему ничего не понимали. Тем не менее, Питер попросил своего знакомого из полиции Сити[1] проверить, где живет Хлоя. Результат был вполне ожидаем. Ни Хлоя Даннер, ни Хлоя Эшер официально в Лондоне не проживала.

— Вчера у меня был выходной, милорд, — сказал Джонсон, неловко устраиваясь в кресле. — И я постарался кое-что выяснить в деревне. О мисс Холлис. В тот день, в пятницу, она подошла ко мне около восьми утра и сказала, что очень плохо себя чувствует. Я предложил ей остаться в своей комнате, но она попросила отпустить ее домой. На два дня, как обычно. Я разрешил ей уйти — с условием, что в воскресенье утром она вернется или позвонит, если не сможет выйти на работу. Как вы знаете, домой она не пришла.

— Мистер Джонсон, если можно — ближе к делу, — попросил Питер.

Он согласен был играть в церемониальные игры потомственного дворецкого во всем, что касалось Скайхилла, — если уж это было так необходимо. Но в конкретном деле, не имеющем отношения к традиционному занудству, это раздражало.

— Да, милорд, — кивнул Джонсон. — Извините. Я подумал, что мисс Холлис могла уехать в Стэмфорд. В половине девятого из деревни идет утренний автобус. Она вполне могла на него успеть. Я спросил у людей, которые утром едут на работу в город. Действительно, мисс Холлис ехала на этом автобусе. Она чуть не опоздала, автобус уже отъезжал, но водитель ее увидел и подождал. Человек, с которым я разговаривал, сказал, что она вышла из автобуса и села на скамейку на остановке. Как будто кого-то ждала. Но дело в том, что утренний автобус из Стэмфорда уходит за десять минут до прибытия автобуса из деревень. Вы же знаете, что Скайворт — это последняя остановка перед Стэмфордом, а до этого…

— Да, мистер Джонсон, я знаю, — перебил Питер. — А когда уходит вечерний автобус из города?

— В половине восьмого, милорд.

— Значит, если Энни никто не подвез, она никак не могла в четверть седьмого забраться к графине. Очень интересно. Выходит, она с кем-то встретилась, и этот кто-то ее привез обратно. Возможно, Хлоя.