Чтобы царствовал один в мире Черный Властелин (СИ) - Рябинина Татьяна - Страница 30

«С чего ты вообще взяла, будто можешь туг что-то изменить? — спросил мудрый- взрослый внутренний голос. — Или тебя гложет иррациональная вина? Ведь была б ты непорочной лилией, подарившей свою девственность столу-аккумулятору, все бы осталось по-прежнему».

Да-да, Слава продолжал бы насиловать трусливых мокриц, дракон — жрать тех, которые не прошли отбор, а жители Темного королевства — благоденствовать с промытыми мозгами. Под управлением бессмертного кукловода, который сидит в своей тайной норе, как паук в паутине. Потому что чертова энергосистема не только заряжает технику и управляет климатом, но и дает настоящему хозяину возможность дергать каждого за ниточки. Кого-то сильнее, кого-то слабее. У кого-то есть силы хотя бы по минимуму пойти против системы, как у Эмерис Бриссе или Родольфа, но большинство полностью в ее власти.

Если не я, значит, никто. Если не я, все останется по-прежнему. Пусть даже в мелочах что-то изменится.

Хоть бы кто-то сказал: Аня, ты права, надо рискнуть. Но никто не сказал.

Она закрыла глаза и уткнулась носом в колени.

Завтра. Утро вечера мудренее.

За спиной раздались осторожные шаги. Если бы Аня была псом, шерсть на ее хребте вздыбилась бы щеткой. Чья-то рука провела по спине, задержавшись ниже талии. Аня проглотила кисло-горькое ощущение дежавю и сказала, не поднимая голову:

— Иди на хрен, Слава.

— Откуда ты узнала, что это именно я? — удивился он. — По запаху?

— Это только в твоих идиотских романах героиню всю ночь трахают в темноте, а она утром задает себе вопрос: кто же это был, постылый муж или желанный любовник.

— Почему это в моих романах? — обиделся Слава.

— Потому что это ты мне заливал про романы, в которых героиню насилуют, а тело ее подводит, и она испытывает райское блаженство.

— И все-таки, как ты догадалась? — он присел рядом на корточки и обхватил ее колени.

— По запаху. По шагам. По ритму движений. В конце концов, любой человек создает особое ощущение у тех, кто рядом. Только не все это могут уловить и распознать. Что тебе надо? Я просто хочу побыть одна, неужели так трудно понять?

— Прости… Что мне надо? Я не знаю.

— Тогда какого черта?

Вместо ответа Слава нашел ее руку и прижал к губам.

— Я хотел тебя поблагодарить. Все-таки я действительно тебе обязан.

— Не за что, — Аня убрала руку и вдруг замерла: — Подожди, ты хочешь сказать, что?.. Ну понятно. Что я могла и другое решение принять. Пальцем вниз. По себе судишь? Фу, блин.

— То есть это была просто игра? Показать свою власть?

— Да, это было глупо, — согласилась Аня. — Но просить прощения не буду. У тебя все?

Слава молчал, продолжая обнимать ее колени. Потом он встал, и Аня тоже поднялась — ей не хотелось смотреть на него снизу вверх.

— Ань, я правда не знаю… — сказал он тихо. — Ладно, открытым текстом. Я тебя хочу. Просто хочу. Очень сильно. Все время. Меня это злит страшно, и на тебя злюсь, и на себя. Но ничего не могу с собой поделать. Никогда со мной ничего похожего не было. Не одна — так другая, без разницы. А теперь…

— Где-то я тебя могу понять, — кивнула Аня. — Зависимость — это зло. Привязанность

— совсем другое. Извини, но…

Недослушав, Слава притянул ее к себе. Его язык с силой раздвинул ее губы, скользнул внутрь. Тряхнув головой, Аня резко высвободилась.

— Да я вам что, сука течная? — возмущенно спросила она.

— Вот только не надо этого, — скривился Слава. — Я не такая, я жду трамвая, меня заставлял гадкий тайный властелин. Прямо девочка-ромашка, что ты, что ты.

— Кажется, я тебе днем уже все сказала. И тоже открытым текстом.

— Но я ведь могу и по-другому. Без ролевых игр…

Его руки вдруг оказались под ее рубашкой — действительно по-другому. Не с нарочитой грубостью, к которой она привыкла за месяц. Так гладят пушистую кошку

— наслаждаясь прикосновениями к нежному меху, а кошка при этом мурчит, зажмурившись от удовольствия. Грудь легла в ладони, как спелые яблоки, пальцы ласкали соски, и каждая клеточка отзывалась на эти прикосновения, словно просила: «еще, еще!».

Приподняв рубашку, Слава тонко очертил языком окружность вокруг соска, который мгновенно сжался в предвкушении чего-то волшебного, запретного, опасного. Окружность превратилась в спираль, побежала по коже, все расширяясь. Аня почувствовала, как слабеет ее сопротивление, словно сила уходит из ладоней, упирающихся в Славины плечи.

А потом его пальцы очутились на ее шее, скользнули выше, перебирая пряди волос на затылке, снова спустились, легко, почти невесомо касаясь мочек ушей, запылавших горячечным жаром. Из-за деревьев выкатилась луна, и Аня увидела, как блестят его глаза — так близко!

Большими пальцами он медленно провел по ее горлу, от ямочки у ключиц до подбородка, и она невольно запрокинула голову. Прикосновение губ на этот раз было совсем другим — настойчивым, но мягким, неторопливым. Сердце бешено колотилось, в горле пересохло, словно вся влага из него ушла в противоположном направлении — в другую часть тела. Аня даже не заметила, что отвечает на поцелуи, сначала как будто нехотя, потом все с большим и большим желанием…

— Ну что, так лучше? — шепнул Слава, и наваждение мгновенно испарилось.

— Нет! — отрезала Аня. — Хватит!

— Ясно… — сказал он, помолчав, и вдруг схватил ее за плечи, глядя прямо в глаза: — Я бы понял, если б у вас была любовь-морковь. Но ты всего сутки назад его первый раз увидела красавчиком, а не жирной ящерицей. Какие там могут быть чувства? Я же видел сейчас, тебе нравилось вот так. Ты же хотела — скажешь, нет? Если ты можешь без любви или какой-то там привязанности, что тебе мешает с нами обоими, а?

— С вами обоими… — пытаясь выровнять дыхание, повторила Аня. — Интересно, как? Сразу с обоими или по очереди? А если по очереди — жребий бросите, кому первому? Или все-таки мне выбирать?

— Да какая разница? — Слава продолжал сжимать ее плечи, все сильнее. — Как захочешь.

— Ага, понятно, — кивнула Аня, словно соглашаясь, и Слава с надеждой прижал ее к себе. — То есть вы это уже обсудили, согласовали?

— Нет, но… — его губы жадно скользнули по шее, в вырез рубашки.

— Все, Слава, закончили, — сказала Аня, оттолкнув его. — Лучше уйди, пока не пожалел, что на свет родился.

Несколько секунд он стоял неподвижно, словно надеясь, что это шутка. Потом сплюнул, сказал пару не самых цензурных слов, развернулся и пошел к костру. Аня почувствовала, что ее не держат ноги, и поспешила сесть, едва не промахнувшись мимо пня.

— Да чтоб тебя разорвало, — пробормотала она, прижав руку к низу живота, отозвавшемуся тянущей болью. — Вчера приперся в самый неподходящий момент, сегодня… Господи, и как только мужики это переносят, когда их бабы вот так динамят?

Аня глубоко дышала, опустив голову между коленями, и пыталась думать о чем- нибудь скучном и прозаичном. О том, что так и не получила новый камуфляж по вещевому аттестату. Или о том, что электричество не оплачено уже за три месяца, и наверняка набежали пени. Но перед глазами против ее воли стояли совсем другие картинки.

Чертов Славик зацепил Анину тайную струнку, о которой никто даже и не подозревал. Ее излюбленной эротической фантазией был секс втроем. Нет, не мечтой — будь это мечтой, с осуществлением никаких проблем не возникло бы, только свистни. Это была именно фантазия, которая скрасила ей не один одинокий вечер.

Зима. Горы. Ночь. Полная луна. Тяжелые заснеженные лапы черных елей. Уединенное шале на склоне. Панорамное окно. Пылающий в камине огонь. Медвежья шкура на полу у камина. Белое вино в тонких бокалах. Тихая музыка. И…

Постоянным участником этого шоу был майор Максимов — кто ж еще? В роли гест- стар выступали самые разные персонажи. Популярный актер. Красавчик из рекламы. Незнакомый мужчина, шедший навстречу по улице. Или вообще некий андроид, слепленный по рецепту Агафьи Тихоновны. Ну а кому в этом трио принадлежала доминирующая роль, сомневаться не приходилось.