Не буди лихо (СИ) - Стрельникова Александра - Страница 17

Испытав взаимную неловкость от неприкрытой интимности этого поцелуя, более похожего на признание, чем на знак вежливости, оба повернулись и, не сговариваясь, пошли дальше по тропинке, причудливо изгибавшейся между деревьями. Однако вскоре роща кончилась, и они пошли вдоль высокого берега реки. Впереди послышался шум, радостные возгласы, смех.

— Там гора, — улыбаясь, пояснила Александра. — Деревенские ребятишки катаются на санях. Даже меня как-то уговорили пару раз скатиться. Вот смеху-то было! Пойдемте, посмотрим?

Иван кивнул, испытывая одновременно и грусть и облегчение, что их уединение заканчивается.

Внезапно интонации детских голосов впереди изменились. Чемесов встрепенулся.

— Что-то случилось, — пробормотал он и, схватив графиню за руку, быстро пошел, почти побежал на крики.

Когда запыхавшиеся они вылетели на берег, их взглядам открылась ужасная картина. Гора, с которой скатывались дети, по сути была просто крутым берегом реки и, слетая с нее, сани прямиком выезжали на лед. В начале января он был обычно достаточно крепок, но не в этот раз. Мальчишки решили созорничать, и когда с горы покатились санки, в которых сидели три хохочущие девочки, все скопом прыгнули на них. Тяжелые сани проехали особенно далеко, и лед, более тонкий к середине реки, треснул…

Все это, естественно, выяснилось потом, а сейчас Чемесов лишь увидел черный пролом и ребячьи головы, торчащие из ледяной воды. От деревни уже спешили мужики, неся с собой доски и веревки, чтобы безопаснее подобраться к полынье, но они были еще далеко, а течение в реке оказалось сильным…

Более взрослые мальчики, однако, сумели вылезти из воды и теперь пытались помочь остальным, но сил им не хватало — спасители сами рисковали нырнуть обратно.

Чемесов, скользя и оступаясь, спустился вниз. Лед под ним был ненадежен, он чувствовал это каждой клеточкой своего большого тела. Подобравшись ближе, Иван увидел, что детям, все еще остававшимся в ледяной воде, не удается выбраться — руки и ноги, скованные неуклюжей теплой одеждой, соскальзывали с облитого водой льда.

Замешкавшись лишь на мгновение, чтобы оценить увиденное, Иван сбросил пальто и пиджак, рывком скинул сапоги, которые обычно с кряхтением стаскивал по пять минут каждый, и прыгнул в пролом.

Дыхание замерло, словно мгновенно замерзнув в груди. Сердце болезненно сжалось. Чемесов испугался… Но тут рядом с собой он почувствовал движение, и мысль о детях, уже довольно долго находившихся в этой же обжигающе-ледяной воде, помогла Ивану справиться с паникой. Он подхватил ближайшего к нему ребенка и, как котенка, одним резким движением выбросил на лед, хотя сам при этом ушел под воду с головой. Через мгновение он вынырнул, отфыркиваясь, и выдернул из воды другого маленького человечка. Иван успел выловить всех, когда пришла подмога.

Александра и предположить не могла, что в это чудесное утро станет свидетельницей такой кошмарной сцены. Она то порывалась спуститься на лед, то решала остаться на месте и не путаться под ногами, а в конце концов замерла, прижав стиснутые кулаки к груди и чуть дыша.

Наконец, она увидела, что Иван, хватаясь за брошенную ему веревку, выбрался на надежный лед, потом встал, отряхнулся, как большая собака, и, понукаемый вытащившими его мужиками, побежал в сторону деревни.

Через час графиня, примостившись за большим, выскобленным до бела столом, пила кипяток, щедро сдобренный малиновым вареньем, и рассеянно слушала быстрый говорок хозяйки дома. Двое ее сыновей тоже были среди тех, кто провалился под лед и потом был спасен Иваном Димитриевичем.

— Ох уж эта мне ребятня! Сколько раз говорено было, что опасно это! Речка у нас хоть и небольшая, да быстрая. Подмывает лед-та. Если бы, барыня, не муж ваш, дай Бог ему здоровья! Вот горе-то было бы!

Женщина забормотала молитву, истово крестясь на образа в углу, под которыми мерцала маленькая лампадка.

— Он не муж мне, — возразила Александра, но хозяйка, похоже, не услышала ее.

— Видать, сам Бог надоумил меня сегодня своего хозяина заставить баньку стопить, — продолжала она свой певучий по-южному мягкий монолог. — Дай, думаю, отмою своих архаровцев. Как сгодилась, родимая! Погреются утопленники наши, глядишь и обойдется. Не занедужат. Ох, горюшко, горе!

Продолжая говорить, женщина расстелила на столе скатерть из беленого льняного полотна, расшитую красными петухами, фениксами, цветами и каким-то сложным орнаментом. После на стол были споро выставлены в расписных глиняных посудинах квашеная капустка, соленые грибочки и огурчики, на огромном блюде явились румяные пироги…

— После баньки покушать-та — мило дело, — приговаривала женщина, вытаскивая откуда-то из-за сундука огромную бутыль, заткнутую аккуратно выструганной деревянной пробкой, обернутой кусочком полотна.

Она поставила ее в центр и, отступив на шаг, с удовольствием оглядела нарядный стол. Хозяйка рассчитала верно — едва в горнице все было готово к возвращению мужчин, в сенях раздался топот, смех, дверь распахнулась, напуская холода, и двое ребятишек лет восьми-десяти ворвались в дом.

— Быстро на печь греться! — скомандовала им мать, и мальчики, с любопытством поглядывая на Александру, ловко забрались на высокую лежанку.

— Ну, а вы уж погрейтесь по-другому. Не побрезгуйте… Чем бог послал, — вновь заговорила хозяйка, кланяясь, и графиня обернулась.

В горницу уже входили хозяин дома, а следом за ним Иван. Он улыбался, и Александра невольно улыбнулась ему в ответ — уж больно чудно он выглядел в косоворотке и штанах, заправленных в сапоги. Его собственная одежда, кроме обуви и пальто была мокрой после ледяной купели. Едва мужчины подсели к столу, в сенях опять послышался шум. Дверь отворилась, и новые гости вошли в дом. Александра узнала того, что переступил порог первым — это был деревенский староста Порфирий Коротков, человек мудрый и в селе заслуженно уважаемый.

Чемесова благодарили долго и многоречиво, каждый раз подливая самогону, чтобы барин хорошенько прогрелся и изнутри, и подкладывая в тарелку то грибков, то исходящей паром почти красной картошки, которую хозяйка в чугунке достала из печи. Потчевали с присущей русичам настойчивостью и доброжелательной непререкаемостью, в корне пресекая всякую попытку отказаться…

Появление в доме Никифора, который приехал за «утопленником», основательно захмелевший Иван воспринял как спасение. Невольные гости поблагодарили хозяев и простились. Староста Коротков, помогая Ивану устроиться в санях, уважительно проговорил:

— А у тебя, барин, крепкая голова! Грешным делом думал, на своих двоих домой не уйдешь…

Иван глянул ему в глаза и рассмеялся, грозя пальцем — такое ехидство светилось в глазах старика. Никифор прикрикнул на лошадей, и сани двинулись по деревенской улице. Им махали вслед, улыбались, и Чемесов отвечал тем же, но едва деревня осталась позади, веселье слетело с его лица, словно его сдул встречный ветерок. Александра, не сводившая с него глаз, сразу заметила эту перемену.

— Что-то не так, Иван Димитриевич? Холодно? Или нездоровиться? — забеспокоилась она.

— Да нет, Александра Павловна. Просто я пьян, и, похоже, этот вечер вам придется-таки провести без меня.

— Но почему?!

— Я его просто просплю, — мрачно возвестил Иван и скорчил такую скорбную гримасу, что графиня невольно расхохоталась.

— Смейтесь, смейтесь… — ворчал Чемесов, а голова его уже клонилась — ледяное купание, баня и самогон с горячей сытной едой оказались стопроцентно снотворной смесью.

Но едва он, уже засыпая, в поисках удобного положения коснулся плеча Александры, глаз его раскрылся, и Иван спросил серьезным, совершенно трезвым голосом:

— Надеюсь, Игорь Викентьевич не будет слишком сердиться, если вышедший в тираж боксер поспит, сидя рядом с его будущей женой?

— Что? — опешила Александра, но Чемесов уже спал.

Она даже тряхнула его в запальчивости, чтобы разбудить, но все было совершенно бесполезно. Графиня добилась лишь того, что голова Ивана съехала с ее узкого плеча, после чего он заворчал совершенно по-медвежьи и вдруг решительно устроился у нее на коленях.