Невиновный клиент (ЛП) - Пратт Скотт - Страница 12

На следующий день после того, как он был оправдан, Билли появился в моем офисе пьяным и бросил мне на стол конверт. Когда я его спросил что это такое, он ответил, что это премия в пять тысяч долларов наличными. Я объяснил, что его мать уже заплатила мне гонорар. Он был пьян и настойчив. Я знал, что он безработный, поэтому задал ему вопрос о том, откуда он взял деньги.

— У той женщины, — сказал он.

— У какой женщины?

— Которую я убил. У меня их куча. Я подумал, ты заслужил свою долю.

Я выбросил его вместе с деньгами на улицу. Не было никакого смысла рассказывать полиции о том, что произошло. Правило конфиденциальности между адвокатом и клиентом не позволяло мне публично разглашать его маленький грязный секрет, а закон запрещал повторное судебное преследование Билли за то же преступление. До истории с Билли я делал то же самое, что и все остальные защитники по уголовным делам — избегал обсуждать с клиентом то, что произошло на самом деле. Меня интересовали только процедуры и доказательства. Однако когда Билли ударил меня по лицу истиной, я понял, что в течение многих лет обманывал сам себя. Я понял, что моя профессия, моя репутация, как я воспринимаю сам себя, являлись не более чем фасад. Я был шлюхой, которая продает свои услуги тому, кто больше заплатит. Меня не интересовала истина. Я был заинтересован в победе, потому что победа означала поступление денег. Я полностью потерял чувство чести. Я почти потерял чувство собственного достоинства.

Когда ко мне пришло осознание этого, я захотел полностью отказаться от юридической практики. Но мои дети еще учились в школе, и в скором времени должны были пойти в колледж. Кэролайн хорошо управляла нашими деньгами, но у нас не было достаточно накопленных средств, чтобы я мог отказаться от практики. Поэтому мы с Кэролайн обсудили все и решили, что я продолжу работать, пока дети не закончат школу и не поступят в колледж. Тогда мы и решим, чем я буду дальше заниматься в жизни.

Я сразу же начал сокращать количество дел, за которые брался. Дела, которые я вел, где подсудимым грозила смертная казнь, и которые мне были назначены судьей в качестве мести за те дни, когда я переворачивал факты и помогал выйти на свободу таким людям как Билли Докери. Мой сын уже учился в колледже, а дочери оставалось отучиться последний год в средней школе. Менее чем через год я надеялся покончить с делами, которые вел, и уйти из профессии, в которую пошел из-за дяди Раймонда, хотя это и не было основной причиной.

Уже почти стемнело к тому времени, как я вернулся из Маунтин-Сити. До сих пор мой день рождения казался мне полным провалом. Джонни Уэйн с кляпом во рту, то, как я практически развалился на части в комнате мамы, воспоминание об изнасиловании Сары снова и снова проигрывалось в моей голове. Кроме того, я не смог связаться с Кэролайн или с кем-то из моих детей по мобильному. Я десятки раз звонил им на обратном пути из гор.

Наконец, я въехал на подъездную дорожку к дому, и нажал на кнопку открытия двери гаража. Тот оказался пуст. Рио, моя десятимесячная немецкая овчарка, выскочила из гаража и начала обыденный ритуал наматывания кругов вокруг автомобиля. Я спас Рио из довольно плохой ситуации, когда ему было только два месяца, и стал его героем. Когда он видел меня, подъезжающим каждый день к дому, то испытывал волнение, которое в этот раз оказалось слишком сильным для его юного мочевого пузыря. Как только я вышел из машины, он написал мне на ботинок.

Где же они могут быть? Я не вижу машины моего сына. На прошлой неделе мы говорили с ним по телефону, и он обещал пойти вместе с нами на ужин в мой день рождения. Я всерьез задумался о том, чтобы плюнуть на все и пойти куда-нибудь, чтобы заглушить мои печали, но все же решил зайти и посмотреть, не оставили ли они мне записку. Конечно же, они не могли запамятовать про мой день рождения. Это были люди, которых я любил больше всего на свете. Они бы никогда не забыли про мой день рождения. Мы всегда очень торжественно отмечали его.

Кэролайн ничего не сказала мне этим утром, но я вышел рано в 5:30 утра и помылся в тренажерном зале после того, как потренировался. Она и Лили все еще спали, когда я уходил. Может быть, они все-таки забыли?

Или, возможно, что-то не так? Что-то должно было быть не так. Я с минуту чесал Рио за ушком, затем пошел и открыл дверь, которая вела на кухню. Внутри было темно. Я впустил собаку вперед себя. Царила тишина.

— Привет! Кто-нибудь есть дома?

Я включил свет на кухне.

С потолка свисал огромный плакат, который простирался вплоть до пола, и был шириной не менее двух метров. Он походил на плакат, которые делают болельщики футбольной школьной команды, который держат на поле во время игры.

На нем ярко-синими буквами было написано:

«С Днем Рождения, папа!

МЫ ТЕБЯ ЛЮБИМ!»

Я рассмеялся, когда из-за угла гостиной на кухне появилось трио, распевавшее «С днем Рождения, тебя». Все трое были одеты в полосатые пижамы и улыбались, как чеширские коты. Они держались за запястья друг друга. Семейная банда Диллардов. Жалость к самому себе испарилась, и я раскрыл свои руки для дружеских объятий.

Кэролайн объявила, что они ведут меня на ужин, и затем отправились быстро переодевать эти дурацкие пижамы. Я решил пойти в «Кафе Пасифик»— тихое, маленькое местечко на окраине Джонсон-Сити, где подавали лучшие морепродукты в городе.

Пока я сидел в ресторане, поглощая креветки и гребешки в невероятном тайском соусе, я смотрел на их лица, остановившись, наконец, на Кэролайн. Я влюбился в самую красивую девушку, которую увидел много лет назад, но сейчас она стала еще краше. Ее волнистые каштановые волосы переливались в свете свечей. Ее гладкая, светлая кожа и глубокие карие глаза, которые засветились, когда она поймала меня за разглядыванием и застенчиво улыбнулась, отчего на ее левой щечке появилась ямочка. У Кэролайн было подтянутое, гибкое тело танцовщицы, но при этом мягкое и округлое там, где надо. Она занималась танцами всю свою жизнь и до сих пор работала в небольшой танцевальной студии. Лили была полной ее копией, за исключением того, что ее волосы были светлее, а глаза – орехового цвета. Ей — семнадцать и она училась последний год в средней школе. Она хотела стать танцовщицей, или фотографом, или художницей, или актрисой на Бродвее.

Джек очень похож на меня. Ему только что исполнилось девятнадцать, и он — высокий и мускулистый, с темными волосами и задумчивыми глаза, почти черными. Джек является одним из лучших студентов и очень хорошим спортсменом, целью которого — играть в профессиональный бейсбол, и он работает над этим с пылом фанатика. Мы вместе с ним провели бесчисленные часы, тренируясь на бейсбольном поле. Он бил, пока на его руках не образовывались мозоли, бросал, пока не начинала болеть рука, поднимал тяжести, пока его мышцы не начинали гореть, и бегал, пока держался на ногах. Его усилия окупились в виде стипендии в университете Вандербильта.

Когда официант принес шоколадный торт. Кэролайн начала рыться в сумке, достала свечу, воткнула ее в торт и зажгла.

— Загадай желание, — произнесла она.

— И не говорит нам какое, — добавила Лили.

Она повторяла это каждый год.

Я молча пожелал себе: одного невиновного клиента. И чем скорее, тем лучше.

Джек сунул руку под стол и вытащил маленькую плоскую коробку, обернутую в подарочную бумагу.

— Это от всех нас, — сказал он.

Я открыл коробку. Там лежала записка, написанная рукой Кэролайн:

«Следуй за своим сердцем. Следуй за своими мечтами. Мы все будем там, куда бы эти мечты тебя не привели. Мы любим тебя».

Она не меньше меня хотела, чтобы я бросил профессию юриста, так как считала, что моя работа заставляет меня воевать с самим собой. Не раз она говорила мне, что никогда не видела человека в большем противоречии с самим собой. Она подталкивала меня поступить в вечернюю школу, чтобы получить сертификат учителя средней школы и тренера.