Печать Древних (СИ) - "Johann Walcvur" - Страница 37

Они зашли внутрь, тьма стояла такая, что Ринельгер пару раз споткнулся, выругавшись. Девушка рассмеялась, что-то сказала и зажгла маленькую свечку на старом, но крепком столе. На нём, кроме свечи, лежала потрескавшаяся глиняная миска с ржавыми гвоздями, расстеленный кусок серой ткани и чуть заметно торчало лезвие серповидного меча, знакомого Ринельгеру по сну.

— Вы не подумайте, господин, — сказала девушка, — я таким занимаюсь редко. Всем нужны деньги… а вы мне ещё и понравились.

Она ловко развязала верёвки сарафана, сбросила его, пока Ринельгер пристально смотрел на меч.

— Что-то не так, господин? — спросила девушка.

Её худенькое бледное тело подрагивало от холода. Чародей перевёл взгляд на прекрасные маленькие груди, во рту скопилась слюна. Как же он изголодался по женскому телу!

«За клинок спрошу потом, — подумал Ринельгер. — Сначала дело».

Он расстегнул ремень с мечом, и стук железного кончика стал последним, что он услышал. Шёпот, снова этот демонический шёпот. Ринельгер растерялся, но, словно повинуясь инстинкту, продолжал возиться с плащом. Девка притянула его к себе, помогая раздеться. И вдруг шёпот превратился в пение — красивейшую мелодию, между строчками которой прозвучала, будто приказ, фраза: «Ver dis rauh!» Слова заняли его разум, он сам не заметил, как схватил левой рукой рукоять меча, обхватил второй и обрушил лезвие на голову глухо вскрикнувшей девушке. Сталь была крепкой и демонически острой, Ринельгер прочувствовал, как она рвала кожу и расколола череп.

Чародей не слышал, как простонала черноволосая девушка; тяжело дыша, он повалил её на бок — со звоном разбилась упавшая на пол миска и разлетелись гвозди — и вырвал меч из головы. Какой же он был короткий, словно мясницкий нож! Пение стало ещё отчётливей, когда ручеёк свежей крови, пропитав волосы, потёк на стол. Ринельгер поднял оружие, сжал его и, не помня себя, вспорол девушке горло. Кровь заливала стол, дрожащими пальцами чародей притянул струйки к себе. В глазах вспыхнул свет, и наступила абсолютная темнота.

***

Антониан и Сандрия долгое время сидели в засаде, скрываясь в высоких кустах одного из поместий, ожидая удобный случай, чтобы проникнуть на территорию Ветер. Магистр куда-то отправила трёх солдат с большим сундуком и служанку; последнюю, видимо, на рынок, хотя лицо у той явно выдавало, что купить предстояло не что-то, а кого-то.

— Что-то она замыслила, — Антониан порой поражался тому, как он подмечивал довольно очевидные выводы.

— Наёмников не видно, — произнесла Сандрия. — Скорее всего, она их отправила подальше от себя.

— Сходи и поищи их, — протянул Антониан. — Найди каштановолосую девку… а потом за отрядом к Эриганну.

— Я? — Сандрия никогда не отличалась энтузиазмом в деле по возвращению Норзесилла. Ей было всё равно.

— Да, демон побери, ты! — Антониана это раздражало: будто бы он старается только ради себя. — Всё равно ты своими неуклюжими руками и ногами в поместье только мешаться будешь.

Сандрия обиделась, но препираться не стала. Антониан помнил, какой пухлой она была лет пять назад. Тогда он часто её дразнил, и она сильно злилась, угрожая, что отрежет ему голову, пока он будет спать. Но пять лет выдались голодными, особенно после потери матери в конце Века Слёз. Антониан заботился о сестре, а сестра старалась не быть лишней нагрузкой. Теперь они команда, правда, частенько друг друга не понимали.

Караул из пяти легионеров сменился. Свежая стража распределилась точно так же, как и прошлая смена: двое у парадной, один (скорее всего, офицер) у решётки ворот, а оставшиеся обходят территорию. Легионеров Ветер отобрала, видимо, лучших из своего войска: офицер постоянно провожал взглядом случайных прохожих, а его солдаты реагировали на каждый шорох. Алая тьма не позволяла Антониану более детально рассмотреть маршрут патрулирующих легионеров, как только они отходили от освещённой факелом парадной, сливались с сумраком.

Антониан не был готов следить за поместьем целый день и молил богов, чтобы они дали ему шанс. Но боги не славятся своим вниманием к судьбам смертных. За всё время ничего не изменилось, только один раз поменялся патруль. Ближе к вечеру Антониан, сильно уставший и потерявший последние капли терпения, прикидывал другие варианты проникновения в поместье. Должен был быть другой ход: богачи всегда готовят пути к отступлению, зачастую из своих домов они строят тайные выходы. С наступлением ночи, когда светло-алое небо почернеет, он сможет порыскать вокруг ограды. А воевать с наёмниками Ветер Антониану что-то не слишком хотелось.

Ещё неизвестно, как охраняется внутреннее убранство поместья: у чародейки из Коллегии здесь двадцать легионеров и несколько гвардейцев, плюс наёмники. Почему бы и самой магистру не поставить защитные чары? Идея с проникновением всё меньше нравилась Антониану — очевидное самоубийство лезть туда, чтобы узнать, что Ветер везла в повозке. Юноша замешкался: если он не выполнит задание, помощи от Эриганна в захвате Норзесилла ему не видать. Может быть, Сандрия что-то сумела узнать и уже вместе с бойцами перебила вшивых наёмников? Он не видел сестру целый день, и, признался он сам себе, сильно соскучился по ней.

Кто-то приближался. Антониан схоронился, затаив дыхание. По дороге, под светом фонарей поместья двигались пятеро — бородатый норзлин и каштановолосая женщина в сарафане подгоняли блондинку, а за ними шёл здоровый и словно высеченный из камня сарахид, а в его руках лежала без сознания тонкая бледная, что было видно даже в алом мраке, женщина.

— За что за мать твою? — присмотрелся Антониан. — Сандрия… проклятие…

Множество безумных идей пробежали в его голове. Юноша прикусил язык, размял шею и приготовился бежать на выручку. Безумие… но отдать Мёртвому Легиону сестру Антониан не мог.

— И долго ты уже тут сидишь? — холодная сталь лизнула его по щеке и прижалась к горлу.

***

Видение на этот раз оставило после себя головную боль, будто это Ринельгеру раскололи череп серповидным мечом. Снова башня, вокруг танцующие огоньки. Среди зубчиков мелькнула тень в балахоне, она нашёптывала на современном языке три слова: «семя», «клинок», «кровь». Существо было поглощено своим занятием: оно копалось в земле возле башни и повторяло без конца: «семя в начале пути, открыть сокровенное клинком, вылить кровь в бездну». Нелла испугалась и зареклась больше сюда приходить. Но призрачный зов, исходящий от тёмной башни, не отставал от неё до последнего часа жизни.

Ринельгер взглянул на дрожащий в его руках клинок. Догадка пришла сразу — на какое-то время он оказался одержим. Кем-то могущественным, древним и очень злым. Он перевёл взгляд на окровавленную Неллу, и его сердце сжала жалость, что почти сразу превратилась в злость. В злость к себе, к ней, к Ветер, к Эриганну. Могущество ли они преследуют или приняли роль адептов высших сил, пытающихся пробиться к ним через энергию?

Конклав, имперское духовенство, твердило, что высшим разумам, распылённым в Потоке, нет дела до судеб жалких смертных. И могущество обращалось лишь во имя поддержания стабильности энергии и гармонии в материально воплощённом мире. Боги-прародители, Лерон и Залас, дали Цинмару четверых детей, драконов-полубогов, что повлияли на живущих по-разному, но высшей целью для них всегда было установление равновесия между Порядком и Хаосом. Справились ли боги? Очевидно, что нет. Их могущество рассыпалось по неведанным причинам, корень которых лежал в землях доминиона Рунайро. Быть может, теперь-то им есть дело до смертных? Или Конклав с самого начала либо лгал, либо просто не знал истины…

В свободной руке Ринельгер зажёг пламя — как-то слишком легко это получилось, но и заклинание само по себе не являлось чем-то особенно сложным. Он поджёг сарай, и скоро к нему сбежится стража и зеваки, но к тому времени чародей уже вернётся в поместье. Вряд ли инцидент свяжут с присутствием магистра, а солдата-дезертира, коим притворялся Ринельгер, кто-то будет активно искать: таких в Ветмахе много.