Печать Древних (СИ) - "Johann Walcvur" - Страница 121

— Пора, — прошептал Эриганн. — Ветер уже начала…

Он снова развёл руками, лицо его окаменело, а губы в беззвучном шёпоте выводили слова формул. Вильмонд на своё счастье не был чародеем, иначе бы смог почувствовать всю тяжесть искрящейся невидимой для глаза Мощи.

— Змей вылез, — сказала Ветер. — Адъютант, приготовьтесь.

Ринельгер вынул нож, снял перчатку. Посох магистра поднялся над платформой, пустив прозрачный барьер, а чародейка соединила ладони, словно в молитве, губы её задрожали, и яростная буря обрушилась на Рубиновое Войско. Ринельгер осторожно провёл лезвием по ладони, её защипало, и тёплая струйка крови каплями плюхнулась на поверхность платформы. Он прочитал в голове формулу, его энергия потянулась к Ветер. Жаль, чародей не мог увидеть лица гвардейцев, что стали свидетелями отвратительного действа.

Большой концентрации заклинание не требовало, и Ринельгер устремил взгляд на поле сражения. Каково же было воинам, боровшимся там: на их головы рухнули иллюзии и вспышки молний, сверкали лучи света, и яростные ветра пытались срывать шлемы и накидки. Чародей прищурился, выискивая Сенетру и Энарда: где-то там, на пепельно-снежном фоне тёмными силуэтами застыли верхом на конях аквилиферы Мёртвого Легиона, их штандарты рвало бурей, а в глазах отражались кошмарные отблески битвы. Знаменосцы Ригальтерии, что наблюдатели, не смели двигаться с места и идти на помощь гибнущим соратникам.

Зазвучал горн, следующая пара центурий ринулась в гущу сражения, а лучники пустили ливень стрел.

Горнист отдал приказ, и Антониан вынул меч из ножен. Командир рядом с ним, срывая голос, выкрикнул приказ атаковать. Ветмахские солдаты, выставив скутумы и сложив на них глефы, строевым маршем двинулись на помощь к редеющим легионерам. Их горн уже охрип, передавая сигналы к отступлению и перегруппировке.

Антониан прижался ближе к командиру в третьем ряду, а страх перед войной отдал место жажде славы. Легионеры освободили место, в куче боролись остатки предыдущей центурии, а враг, между тем, перестроился и готов был наступать. Горн остановил солдат Ветмаха, стрелы градом обрушились на головы рубиновых наёмников, Антониан видел кровавые брызги, неестественное скручивание людей в предсмертной агонии.

Ветер вслед за стрелами порывом сорвал иллюзию, и из неё с громогласным криком вырвались солдаты. Обстрел прервался резко, кличем наполнилась центурия Ветмаха, и наёмники навалились на первые ряды, самозабвенно бросая тела на скутумы и острия глеф. Солдаты магистра яростно кололи, били и пытались оттеснить противника, но тот, начав как атакующая сторона, отталкивал и вырезал первые ряды.

Под Антонианом уже растаял снег, а пепел смешался с мокрой грязью, в которую он увяз по щиколотку. Ветер чуть не сорвал с него шлем; прокричал командир, вытаскивая меч и готовя щит. Прижались к будущему наместнику его гвардейцы, и рубиновые наёмники достигли их ряда. Антониан яростно закричал: «За Норзрину!» — и обрушил меч на голову первого же врага.

Ему в лицо брызнула кровь, клинок зачавкал, юноша вытащил его, кто-то за плечо отвёл от удара, и щитники врезались в солдат врага. Антониан, видимо, и сам стал похожим на них — на тех мужчин, чьи лица перекосились от звериной ярости и напряжения, с какими они рубили и кололи, не зная устали. На мгновение Антониан замер, переводя дыхание и чувствуя, что жажда крови бурлила в нём, толкала присоединиться к солдатам в эту грязную борьбу: клинком обрывать жизни — теперь он не человек, не наследник какой-то там провинции, он — зверь, чудовище, жаждущее смерти.

Антониан схватил щит с земли, плашмя ударил им по наёмнику, сбивая с ног, и пригвоздил мечом к земле. Следующего он срезал, когда тот проносился мимо, размахивая окровавленным топором. В лицо что-то брызнуло, Антониан резко развернулся — один из гвардейцев молотом проломил череп рубиновому солдату, выбив глаза из глазниц.

Горн, свист стрел, десятки криков слились в один. Над головой вспыхнула молния, в землю ударил сноп пламени, превращая несколько человек в обугленные кучки. Антониан прикусил язык, отбил удар копья щитом, и его противника повалил кто-то из гвардейцев. Юноша слышал, что многие ветераны запоминали лица некоторых врагов, которых они убивали на полях сражений, но не мог понять, как можно увидеть человека в такой резне. Все, кто вчера ещё пил у костра и травил байки, смеялся и любил, теперь превратились в безликих живых мертвецов. Если бы у Антониана сейчас спросили его имя, он бы не смог его сказать.

Гвардейцы снова отвели его от самой гущи, прозвучал горн, командир центурии громким и довольно чётким на фоне сражения голосом приказал отступать и перестраиваться. Чары бури обрушились на Рубиновое Войско, начали рвать их строй, давая время на то, чтобы солдаты магистра успели поменяться, и в бой вступили свежие силы.

— Славно бьётесь, господин, — сказал кто-то Антониану, уводя его и суя под нос флягу с чем-то крепким.

Теперь уже затрещало в небесах. Вильмонд с ужасом вскинул голову, когда нечто огромное и пылающее пролетело над Арецетовой Рожью и устремилось в сторону горного хребта. Эриганн пылал, ленты на его мантии пульсировали Мощью так, что у мортуса заскрипело между зубов. На мгновение чародей качнулся, дёрнул головой, и Вильмонд заметил, как перед часовней открылся портал.

— Ты выдала себя, Ветер! — крикнул Эриганн, а его голос эхом прокатился по окрестностям.

Затрубил горн, и со стороны перелесков около гор вырвались всадники, около двух сотен. Вильмонд обернулся — параллельно с ними вышли ещё примерно столько же. Отряды лучников двинулись маршем к мостам, в бой вступали последние сотни Рубинового Войска. Там, на выжженном поле ржи, солдаты смешивались в копошащиеся, словно муравейники, кучи.

Подкрепление уже не спрыгивало в устье, а шло по мостам — камыш горел неугасаемым пламенем, и чёткая желто-красная линия прорезала низину, но баллисты и катапульты продолжали с жутким, громким треском забрасывать пылающей серой режущих друг друга воинов. Кажется, командиры переступили через себя и готовы класть на алтарь победы даже самые последние жизни.

Под часовней затрещало, Вильмонд не был знатоком магии, но не сомневался, что энергии для создания временного портала на пустом месте требовалось очень много. Сияющая арка возникла из ниоткуда, и в неё запрыгнули восемь громил-наёмников из гвардии Эриганна. Как только последний боец исчез, портал выстрелил синим лучом куда-то в сторону противника.

Эриганн снова сконцентрировался, и пламя, пожирающее дно пересохшей речки, метнулось в небо и рухнуло на головы поспевающим центуриям. Вслед за ним во фланги вражеского войска ударили отряды конницы.

Налетевшее пламя из воздуха заставило строй дрогнуть, и в следующую секунду тех, кто сражался на передовой, смела конница Рубинового Войска. Антониан немного пришёл в себя, и страх снова зацарапал его внутренности: что если наскок кавалерии оказался роковым, и Ветер проиграет сражение?

Затрубили горнисты легиона, к мясорубке потянулись оставшиеся центурии. Антониан не знал, сколько их всего осталось; здесь, в поле, были видны лишь ближайшие враги и братья по оружию, а также пляшущие в воздухе смертельные чары, нещадно насылаемые чародеями.

Конница развернулась, выставив копья; рубиновые наёмники, дико крича и пылая азартом, бездумно кинулись на перегруппировавшуюся центурию, где стоял Антониан. Глефы под наклоном приготовились их встречать, как вдруг с небес со вспышкой молнии ударил ураганный ветер, и атака захлебнулась, врезавшись в строй имперских солдат.

Антониана до безумия воодушевила симфония из воплей наёмников и жалобного ржания раненых лошадей. Центурион сорвал голос, но и без него было понятно: пора рубить, пора отбрасывать противника в горящий демоническим пламенем ров под мостами. С воинственными и воистину громогласными кличами, принадлежащими не смертным, но духам войны, ветмахские воины рубили глефами головы опрокинувшихся врагов, пронзали лошадей, кто-то крюками снимал с сёдел всадников, и острые мечи добивали их в земле.