Печать Древних (СИ) - "Johann Walcvur" - Страница 113

— Буквально на час, а то и меньше ворота были открыты, потом снова закрылись, — продолжал старший ополченец, болтая пинтой и с важным видом разглядывая содержимое. — Петер говорит, крови было… потрохов. Кто под коготь попался, все мертвы. Может, он успокоится и убежит, а, мужики?

— Да хрен там, — сплюнул его соратник. — Боги на нас зуб точат. Вот увидишь, начнут девки пропадать…

— Сплюнь ещё раз, помело! — оборвал того старший. — Наши дома все месячные невзгоды не тронули, даже урожай — какой-никакой, а самый богатый за четыре года собрали, — он повернулся к Энарду. — Вот такие дела, господа. Хотя… опять же слухи…

— Ничего, выкладывай, добрый господин, — произнесла Амалия.

— Нынешний префект, Ганард Анахет собрал тысячу мечей и выходит в поход на Арецетову Рожь, что в десяти верстах отсюда. Утром войско двинется на помощь леди Ветер, нашей новой леди.

— Что ж, — наконец, заговорил снова Антониан. — Спасибо, добрый господин. Делать нам здесь и вправду нечего.

— А то ж, господин…

Он повернулся к стойке, опёрся локтями о столешницу. Амалия подняла голову к потолку: что-то недобро скрежетал трактир предместий, ветер бил по ставням верхнего этажа, завывал в его полупустых помещениях. Заведение было совсем другим, нежели пару недель назад…

Лестница оповестила всю залу, что по ней спускались, громким скрипом. Гарис, спрятав руки под фартуком, с задумчивым видом, словно считая ступеньки, вёл за собой укутанного в плащ человека, обвешанного сумками. Спутник трактирщика бросил ленивый взгляд на ополченцев, перевёл его на стойку и замер, будто увидел призраков. Амалия почувствовала неприятную сухость во рту, узнав на нём оплавленную маску спирита из башни.

— Сенетра? Ирма?

***

Вильмонду изначально не понравилась идея с его участием в убийстве, и с каждым днём он всё больше сомневался, что такое вообще возможно. Эриганн держал в гвардии десять проверенных громил, что неусыпно хранили покой их господина, щедро платившего жалованье чуть ли не каждый день. Пару раз мортус собирался с силами, прохаживаясь по лагерю во время привалов или отъезжая подальше от войска на марше.

— Убей, — бурчал себе под нос Вильмонд. — Я — мортус, а не убийца… и Теневал не в счёт. Хотя кого я обманываю…

— Эй, ворон! — окрикнул его кто-то из всадников. — С богами разговариваешь?

— Подсчитываю, сколько мертвецов закапывать буду, — отмахнулся Вильмонд, и наёмники загоготали на всю округу.

Арецетова Рожь же лишалась жителей по мере продвижения войска: звери от мала до велика разбредались прочь с будущего поля сражения. Аорин тиль Валлех вёл почти две тысячи солдат, дабы убивать врагов Эриганна из Ласанны, с десяток крупных осадных орудий, полтысячи лошадей. Пожалуй, битва во Ржи могла бы стать первым более-менее крупным сражением в Нижней Норзрине за последние годы Тёмного Века.

Вильмонд откровенно любовался заснеженными полями, руинами и перелесками Арецетовой Ржи и поймал себя на мысли, что Цинмар уже второй месяц как жил в новом году: к первому снегу народ уже собрал урожал, вспахал пригодные для посева делянки, подготовился к морозу, отдавая землю на растерзание зимы, и, быть может, в новых реалиях даже не заметил окончания года, ещё одного в копилку Тёмного Века. Вильмонд хотел бы надеяться, что пятое лето стало последним, но самая короткая эра, Век Гнева, продлилась 34 года, а потому, что-то подсказывало мортусу, что надеяться, будто Тёмному Веку досталось бы первенство в краткости — немыслимо, наивно, глупо.

— Во пехотинцам не повезло! — рассказывал всадник, сзади которого присторился Вильмонд. — Тащатся, пудов, верно, три на своём горбу волокут через все эти камни, грязь.

— Ты подожди ещё, — отвечал ему его собеседник, — может, и сами на двух своих в бой пойдём. Тут конница хрен развернётся.

— Командир говорит, что встанем у пересохшей речки. Места там полно…

— Пересохшая речка — это, сука, мать его, болото!

— Тогда будет нас ворон оттуда выковыривать по кускам. Или так оставит.

Они рассмеялись, Вильмонд поддержал их коротким смешком — ему сейчас не до веселья. Скорее всего, до начала битвы придётся оставить все попытки прикончить Эриганна. А там, во время сражения… Всякое может произойти, да и уйти проще, тем более мортусу. «Интересно, как там Ширен, уже свободен от всех клятв и сделок?» — подумал Вильмонд, подгоняя коня и проклиная, что разделил судьбу Гробовщика.

Прозвучал горн, и войско остановило марш. Запахло гарью. В алой ночи с востока виднелась громада горы Керезус, начинавшей дальше на юго-восток вереницу горных хребтов; с запада тянулось устье речки, усыпанное мёртвым камышом, над ними в вечности застыли старые каменные мосты. После них простиралось огромное поле дикой ржи, оканчивающееся лесом, где уже горели огни и развевались штандарты Мёртвого Легиона.

Ветер уже начала подготовку: катапульты забрасывали поле огненными снарядами, и пламя, разбегаясь по всей площади, отпускало в воздух огромные столпы дыма, а яростные ветра, насылаемые магистром, бросали их прямо на подошедшее Рубиновое Войско. Вильмонд благодарил богов за маску, клюв коей был забит пахучими травами — старая профессиональная привычка всегда держать все средства защиты в готовности спасала мортуса от неприятностей много раз.

— Лорд-командующий! — послышался голос Эриганна. — Строй войска! Время битвы пришло!

Аорин тиль Валлех выехал через ряды всадников, остановил коня на склоне к реке и всмотрелся в горящее ржаное поле. Эриганн возник рядом, кинул взгляд на войско, Вильмонда, потом снова на командующего:

— Ну, чего ты ждёшь? Они не построились, катапульты вывели впереди войска!

— Вы искусны в речи, в политике, — бросил мрачно Аорин, — странно, что после военных кампаний в Веке Слёз вы не научились ремеслу. Мои люди полдня потратили на марш, устали, а тучи дыма мешают дышать. Ветер позаботилась о том, чтобы битва не началась сразу, как только мы придём. Привал!

— Привал! — крикнули командиры.

— Мы теряем время, Аорин, — прошипел Эриганн.

— Либо время, либо победу, — отмахнулся тот. — Завтра… около полудня.

Чародей сплюнул, зло взглянул на поле и увёл коня. Вильмонд сглотнул: впервые он станет свидетелем, а, быть может, и участником сражения, где в безумной и бессмысленной ярости солдаты будут резать и калечить других солдат во имя всего двух человек, ненавидящих друг друга, но не находящих в себе совести и помыслить о поединке.

А Ветер продолжала жечь некогда плодородные, а теперь занятые дикой ржой поля. Небеса над ними, скрытые багровыми тучами, сверкали от неистовой пляски, происходящей где-то далеко-далеко за ними. Вильмонд вытянул руку — на чёрную перчатку упала снежинка, потом другая, а вместе с ней что-то серое, рваное. Мортус стащил маску, поднёс ближе к лицу — пепел, до сих пор тлеющий — слишком много для только что начавшегося пожара.

***

Как приятно было вернуться к лекарскому делу после нескольких дней исполнения роли солдата: Ринельгер обработал и сделал швы на лице Сандрии, констатировав, наверное, факт очевидный, что шрамы останутся на всю жизнь, и позаботился о запястье Антониана, да так, что он снова мог ею шевелить. Потом провозился с Энардом — пришлось правлять челюсть и зашивать несколько рванных и мелких ран на его лице. После этого, он отправил всех троих отсыпаться и принялся за отрядных «сестёр».

— Посмотри, что можно сделать, — Амалия сложила на стул перед чародеем левую ногу.

Ринельгер осторожно развязал кусок ремня, открепляя грязные палки, и вздёрнул штанину. Почерневшая в месте перелома кожа, стянутая в местах, где кость пыталась вырваться наружу, заставила лекаря немного поморщиться.

— Боли, я полагаю, ты не чувствуешь? — Ринельгер осторожно пощупал ногу.

— Я вообще никакой боли не чувствую, — ответила Амалия. — Что со мной? Неужели я…

— Мертва? — догадалась Сенетра. — Так ты нежить?

— Не называй меня так, — прошипела Амалия.