Обожгись! (СИ) - Кутузова Елена - Страница 34

– Выживу! Нельзя разрушать образ. Тебе, кстати, тоже, мой Ледяной Принц!

Он усмехнулся и обнял меня на талию. Рука обжигала сквозь тонкую ткань, так что меня сразу же в жар бросило.

– Дай слово! – прошептал на ухо прежде, чем мы вернулись.

– Какое?

– Что не лишишь меня выбора! Я ведь знаю, что ты… можешь.

Вдох. Второй. Кивок. И – распахнутые двери. За ними уже ждал Пьер:

– Ну и куда исчезла моя муза?

Пришлось улыбаться, щебетать какие-то глупости и вообще, изображать ту самую туповатую дамочку с рекламных плакатов пин-апа. Ничего, лишь бы на пользу делу. Немного подбодряли сочувственные взгляды Ванессы. Она не отходила от своего Игоря, даже ко мне подпустила только на пару минут – поздороваться. И теперь он только время от времени салютовал мне издали бокалом, выражая поддержку.

Габриэлла вернулась сразу за нами. Рядом крутился Монгол.

– Уволь его!

– Что? – не понял Бронислав.

– Уволь Монгола под любым предлогом! Главное – со скандалом! Чтобы все вокруг знали, что он с нами разругался!

Бронислав не спрашивал, зачем мне это понадобилось. Только уточнил, выставлять с «волчьим билетом», или нет. А я в ужасе наблюдала за мускулистым парнем в униформе нашего клуба и корила себя, что решилась только сейчас.

Отец явился ближе к концу мероприятия. Вошел, небрежно опираясь на трость и в его глазах плясали изумрудные искры.

Он протянул руку Габриэлле и повел её знакомиться с автором фотографий:

– Господин Пьер…

Последовал обмен поклонами и улыбками. Все старательно делали вид, что рады познакомиться.

– Позвольте представить вам свою дочь. Габриэлла.

Пьер осторожно поцеловал протянутую руку. Зеленые глаза торжествующе сверкнули из-под рыжей челки. Похоже, сестренка собралась ударить. В конце-концов, мяч на её стороне, она лишилась своего палладина. А тут еще отец дал понять, что хочет поговорить наедине.

Оказавшись в «аквариуме» оглядел с ног до головы:

– Так вот ты… какая.

Он снова оценивал! И, кажется, совсем не радовался встрече.

– Не нравлюсь?

Он пожал плечами и подошел к самому окну. Там, внизу, текли людские потоки. И было всего два центра, вокруг которых они закручивались: Габриэлла и Пьер. Сейчас они стояли рядом.

– Разве может понравится нежеланный ребенок? Дочь обманщицы? – он говорил жестко и чувствовала – не врал.

Похоже, сейчас я все-таки узнаю правду о своем рождении.

– О, ты не знаешь? – отец даже не удивился. – Что тебе рассказывали? О негодяе, который соблазнил и бросил? О! Вижу, угадал. Несложно было. Банально.

– Тогда… что же было на самом деле?

– Уверена, что хочешь знать правду? Может, лучше и дальше считать, что твой отец – подлец, совративший невинную девушку? Хотя отчасти так и было. Твоя мать действительно была невинна. Но в постель ко мне залезла сама.

Он развернулся и мы сцепились взглядами. В его сквозило равнодушие, ледяное, острое, как край подтаявшей льдинки. Схватись – и располосуешь руку до крови. И все же я хотела знать правду.

– Ну… потом не жалуйся. И знай: я люблю красивых женщин. Твое счастье – ты не похожа на свою мать. Та была… обыкновенной.

Неосторожно сказанное слово могло спугнуть рассказ, а мне нужна правда! И я молчала. Дежурная улыбка, расслабленные пальцы… Ни взглядом, ни жестом не показать своего гнева. Обиды. И надежды.

Только сейчас я осознала, что всю жизнь мечтала увидеть отца вот так, тет-а-тет. Пговорить с ним. Услышать, что все случившееся – нелепая ошибка, что он не знал, что раскаивается… Но понимала: наивным детским мечтам сбыться не суждено. А теперь даже их осколки разлетались в прах.

А отец продолжал:

– Ко мне в постель она сама залезла…

За самодовольную улыбку хотелось расквасить эти губы. Ударить так, чтобы лопнули, как перезрелая малина, чтобы вишневым соком потекла кровь и… Я сама поразилась своей ярости. Но молчала. Молчала и слушала.

– Импритинг… – отец поморщился. – Он даже не понадобился! Дурочка влюбилась, как кошка. Я был бы идиотом, если бы не воспользовался. Тем более, что эта невинность… Она была сладкой. По мне – так чересчур. И быстро приелась.

Он снова отвернулся. Яркий свет превратил стекло в зеркало, и полупрозрачное отражение повторяло все движения отца. Оно напоминало призрака. Казалось – дунь, и развеется, исчезнет из жизни. И, наверное, для меня именно оно и было реальностью. Потому что отце существовал только в моих мечтах.

– Но я недооценил твою мать. И это моя вина – она всегда действовала банально, никакой изюминки. И тогда тоже. До сих пор не понимаю, как ей удалось забеременеть, я же всегда предохранялся. Не кривься, – уловил мою ухмылку, – я был, есть и буду очень щепетилен в этом вопросе. Чего и тебе советую.

– Ну так сами видите, не всегда получается.

– Не всегда, – он согласился легко, словно речь шла о выборе десерта. – Но моей вины в твоем рождении нет. Все претензии – к матери. Кстати, я оплатил ей аборт и выплатил отступные. Денег хватило бы на открытие небольшого дельца: салона красоты, или бутика женской одежды… Но она же ничего не сделала? Ведь правда?

– Подозреваю, все деньги ушли на сохранение. Я оказалась очень нетерпеливой. Мама рассказывала, что угроза выкидыша возникла уже на четвертой неделе…

– Избавь меня от подробностей! Меня не интересуешь ни ты, ни твоя мать. Все свои обязательства я выполнил еще тогда, до твоего рождения. Поэтому… оставь в покое и меня, и мою семью!

– В таком случае, скажите это своей дочери. Той, которую вы признаете. Именно она влезла в мою жизнь. До того момента, как она появилась на пороге клуба, я и не знала, что у меня есть сестра и отец. Если вы оба исчезнете из моей жизни… Клянусь, я никогда не появлюсь в вашей!

Он молча развернулся и вышел. А я… идти к гостям не хотелось. Я смотрела на посетителей сверху, а вот что видели они… Стекло бесстрастно отразило бледную женщину. Стройную. Красивую. И необычайно сексуальную.

– А, гори оно все!

Бармен улыбнулся.

– Кофе?

– Разве что по-ирландски. Только виски не грей, огнем выжги!

– Но… нельзя же! Пожарная безопасность…

– Так иди в подсобку! На лестницу! Куда хочешь! Но виски должно быть жареным, а не вареным!

Сейчас я нарушала все правила. Даже свои собственные. Глаза парня испуганно забегали и он скрылся в подсобке. На его место тут же скользнул Бронислав:

– Нельзя оставлять бар пустым!

– Согласна! – кивнула я и велела: – Налей чего-нибудь. Только не водки.

От внимательного взгляда захотелось съежиться и забиться под высокий стул. О! Еще и папочка с сестричкой смотрят! Тогда… Спину ровнее, плечи расправить, грудь вперед. И улыбаться. Счастливо улыбаться!

Бронислав понял. Передо мной оказалась «Маргарита».

– «Кровавая Мэри» была бы уместнее.

– Ты же просила без водки, – хмыкнул Бронислав и уступил место вернувшемуся бармену.

– Отрываешься?

Ванесса вспорхнула на соседний стул. Игорь оглядел полки со спиртным и сделал заказ.

– Тебе тоже «Маргариту»? – повернулся к спутнице.

– Тропическую! – от тепла улыбки едва не растаял лед в стакане. – Ирма, что на тебя нашло?

– Ничего!

Высокий айриш-бокал скользнула ко мне по барной стойке. Я тут же запустила ложечку во взбитые сливки. Крепкие, сладкие… Все, как мне нравится.

– Ирма! – спорить у Ванессы желания не было, но и оставить меня в покое она не могла. – Я тебя знаю, как облупленную. Колись давай. И если что…

Кулак ударил об раскрытую ладонь. Смешной и трогательный жест. Ваня, несмотря ни на что, готовилась защищать меня от всего мира. Но этого противостояния я допустить не могла.

– Да так… Не бери в голову. Просто неприятный разговор.

– И все?

– И все!

Главное, чтобы не заметили скрещенные пальцы. И папочка не решился на продолжение беседы.