Тайная Сила (СИ) - Московский Василий - Страница 7

Эльдарка была в замешательстве. Она открыла рот, чтобы что-то сказать. Снова замолчала. Потом, вдруг, спросила:

— Это, ведь правда, что вы питаетесь жизненной энергией ваших жертв? Что пытки — это не просто садистическое развлечение? Для вас это жизненная необходимость.

— Правда.

— Ты не разбил Камни Душ на алтаре Той-Что-Жаждет, — эльдарка постепенно взяла себя в руки. — У тебя нет рабов, ты живёшь один и не так, как мне представлялось, живёте вы все…ты не выкупаешь свою душу душами своих жертв, не предаёшься свойственным вашей расе развлечениям.

Аваллах скрестил руки на груди и ехидно улыбнулся, хотя чувствовал он себя беззащитным. По крайней мере, он начал раскрывать душу перед той, кто должен его ненавидеть. И это была та единственная, кто мог — и обязан был! — его понять. И единственная, кто мог бы ему помочь…

— Я, вот, всё жду, какой вывод ты сделаешь из своих же размышлений, — попытался съязвить он, но тут же обругал себя. Потому что понял, что не смог сдержать предательскую дрожь в голосе.

Эльдарка покачала головой, серьёзно посмотрела на Аваллаха:

— Я сама не знаю. После всего, что я увидела, услышала…может это какая-то злая игра…я не знаю.

Тёмный горестно вздохнул.

— Что ж, понять тебя тоже можно.

Он устало потёр лицо.

— Ладно, мне завтра рано вставать, надо уладить кое-какие дела с кредиторами и начальством. Тебе придётся побыть одной. Времени подумать у тебя будет предостаточно. А сейчас, пошли спать.

Он снова коснулся сенсорной паннели, и тайная дверь захлопнулась. Когда он вешал картину на место, Эльдарка спросила (в её голосе звучала озадаченность и ещё что-то похожее на сопереживание, сочувствие, участие, и звучало оно робким, ласковым и тёплым прикосновением):

— Зачем тебе всё это?

— Если расскажу сейчас всё равно не поверишь.

Он повернулся к ней. Взглянул в глаза, чей пытливый взор был направлен на него. Она ждала хоть какого-то ответа.

— Это очень долгая история. Ради неё ты мне и понадобилась. И я обязательно расскажу тебе всё во всех подробностях. Сейчас скажу только то, что это попытка перестать бегать от нашего с вами проклятия. И понимание того, что его можно снять и раз и навсегда освободиться от хищного внимания Голодной Суки.

— Что? — Вскинула брови изумлённая гостья.

— Похоже, это твой любимый вопрос, — снова вздохнул Аваллах. — Так, всё, у меня больше нет сил разговаривать! Ты как хочешь, а я — спать!

— Но…

— Доброй ночи! До завтра…

И он решительно зашагал в сторону спальни усталой походкой, шлёпая босыми ступнями по полу.

Хотя, он тут же понял, что вряд ли скоро заснёт, потому что услышал, как за его спиной сбитая с толку, поражённая пленница-гостья очень тихо сказала:

— Да…доброй ночи…

И её голос, с нотками едва пробуждающегося тепла ещё долго отдавался в его голове сладкой музыкой.

Она проснулась поздно — хотя, что значит, поздно, когда в этом городе нет как таковой смены дня и ночи, — здесь постоянно царят хмурые сумерки, и лишь отблески светильников со светом украденных звёзд хоть как-то отмечают течение времени. Из-за зарешёченного окна лился бледный то ли рассветный, то ли закатный отблеск, а эльдарка была предоставлена самой себе.

В комнате служившей кухней, она обнаружила наскоро приготовленную и аппетитно пахнущую рассыпчатую кашу, напиток со сладковатым ароматом и несколько кусков хлеба. Ко всему этому прилагалась наскоро же написанная записка с неровно прорисованными эльдарскими рунами. Она гласила:

"Прости, что без изысков. Большего не успел. В холодильном отсеке возьмёшь всё, что захочешь. Не беспокойся, еда нормальная (никаких младенцев и крови свежезапытанных и изнасилованных особо жестоким способом девственниц). Буду в Час Зимних Сумерек. Аваллах".

Есть ей не хотелось совсем. Однако, хлеб пах так аппетитно, да и от каши шёл приятный аромат масла и пряностей…

Подкрепившись, эльдарка решила обследовать место, где её держали (или, точнее сказать, как она уже поняла, вынужденно гостила).

Первой её мыслю было — найти выход из своего, так сказать, вынужденного убежища. Она тщательнейшим образом, и при этом с особой осторожностью обследовала двери. Это были монолитные, добротные сооружения, гладкие-прегладкие, словно поверхность зеркала. Девушка проводила пальцами по эбеновой поверхности, в которой смутно, неясно отражалась она сама, и пытаясь отыскать хотя бы стыки дверей со стенами, не преуспела в этом. Вся конструкция сама по себе представляла собой единый монолит, будто одна сплошная кладка, или блок. Ни скважин, ни щёлочек, чтобы хоть как-то понять устройство этого механизма.

Высокие стрельчатые окна были закрыты изящными шипованными решётками. Они напоминали извивы колючего терновника, оплетающего узкий окоём. Среди изящной резьбы, обрамляющей окно, эльдарка так же ничего не нашла. Ничего, что помогло бы понять ей, как открыть окно. С удивлением и некоторым стыдом, она поймала себя на мысли, что, в общем-то и не сильно раздосадована.

Так она подошла к изящным высоким створкам, тянущимся от пола до потолка. Створки сходились в узкий резной портал, так же оплетённый стальным терновником. Однако же, у этих створок имелись витые кованые ручки. Девушка нерешительно протянула руку к одной из них, слегка поёживаясь, ожидая какого-нибудь неприятного подвоха, вроде скрытых шипов, или лезвий, или удара током. Она едва коснулась блестящего металла, как тут же резко отдёрнула руку. Поняв, что ничего не произошло, она решительно и быстро нажала на ручку и быстрым пируэтом — прошелестел всколыхнувшийся шёлк юбки и рукавов, — скользнула в сторону.

В комнату ворвался ледяной ветер, пахнущий чем-то горелым, резким. К этому запаху примешивалась тонкая струйка будоражащего душу и по капле вливающего в неё ощущение брезгливого отвращения и страха, дух чистейшей ненависти, ужаса и страдания. Дыхание Коморры иссушало душу, давило на виски, отзывалось в груди удушливыми спазмами и навязчивым ощущением тошноты. Это был не родной Рукотворный мир. И не мир Ушедших, с его пряными и вольными ароматами лесов, горьковатой сладостью ветров и шелестом листвы. Здесь был гул, рёв снующих туда-сюда транспортных кораблей, гравициклов, барж. Приглушённый гомон, который прорезали крики, проклятия и ледяной, похожий на стук костей в склепе, хохот. Это был Тёмный Город. Город оживших кошмаров.

Её поразило, почему же дверь на балкон — а это был именно балкон, — так и осталась открытой. Для чего? Меньше всего она предполагала, что это какая-то уловка. Что ещё раз заставило её удивиться собственным мыслям. Что, она уже настолькодоверяеттому, кто захватил её в плен? Она что, последние мозги растеряла за последние пару суток? Или забыла о том, у кого в плену находится?

Конечно, Аваллах…то есть, этот Отступник, оказался довольно-таки странным. Если не сказать больше. Он высказывал мысли совершенно несвойственные его расе, несвойственные даже в тот момент, когда они хотят кого-то обмануть. Она не знала, почему это, но подобные мысли о нём не вызывали у неё отторжения. Не вызывали диссонанса, в отличие от ситуации в целом. Эльдар умеют улавливать эмоции и настроения по мельчайшим деталям, мимике, жестам, умеют улавливать и более тонкие, неуловимые обычному взору, проявления тех или иных чувств. А на таком уровне, ложь и фальшь читаются довольно-таки легко — как бы ни старались её скрыть. Тем более, если именно её ты и ищешь. А здесь…здесь было другое. Слова тёмного никак не контрастировали с его мыслями и палитрой эмоций. Единственно, что насторожило её, так это то горячее напряжение, жгучее чувство, смешанное с грустью и безнадёжной тоской, которое тёмный изо всех сил пытался скрыть. В чём-то оно ей было знакомо. И память о ситуациях, в которых она испытывала эту же самую симфонию чувств, заставила её щёки вспыхнуть жаром, а сердце тревожно забиться в груди. Но эта тревога была не тёмной и безнадёжной. Это было что-то похожее на удивление, интерес, с ярким оттенком стыда, вины и ощущением нереальности происходящего.