Стрелы Геркулеса - де Камп Лайон Спрэг - Страница 7
- Предыдущая
- 7/78
- Следующая
— Спасибо, господин Ингомедон! — ответил Зопирион. — Ты не знаешь, где можно сесть на корабль, отплывающий в Мессану либо отсюда, либо из Байев или Неаполя? И причем хотелось бы, чтобы капитан судна был не слишком суеверным.
— Хочешь доставить домой тело пожилого человека из Мессаны? Сейчас подумаю. Как мне думается, сегодня отплывает Страбон.
— Он не поплывет с таким грузом.
— Ну тогда… Гмм… Видишь того парня в серьгах и ожерелье из стекляшек?
— Такой худой, он еще барабанит пальцами по столу?
— Да. Это капитан из Финикии, приплывший несколько дней назад. В то утро он тоже приходил к гроту Сивиллы. Не знаю, как его зовут и каков его порт, но ты можешь и сам спросить об этом. Не представляю, что он здесь делает, потому что он не участвовал в битве, а тем более не гражданин Кум. Возможно, правитель должен ему денег, или у них какие-то темные дела. Говорят, что все финикийцы — воры, но у меня нет предубеждения относительно иностранцев. Тем более, что некоторые из моих лучших друзей…
— Я сам перс на одну четверть, — с воодушевлением отметил Зопирион.
— Да не бери в голову, — Ингомедон поспешно проглотил сочнейший кусок осьминога и, понизив голос, заключил:
— На самом деле, разговоры о чистоте крови — больной вопрос в Кумах. Дело в том что, жители Кум не чистокровного происхождения, так же как и вы — жители Тарента. Извини, конечно, но ты понимаешь, о чем идет речь. Примерно два поколения назад, когда Кумы были греческой колонией, город захватило войско самнитов. Они порезали мужчин и надругались над женщинами. Некоторые из тех разбойников до сих пор живы. Самниты осели и зажили с новыми женами и отпрысками. Ты не представляешь, какое множество полукровок тогда развелось. Вследствие того, что женщины в большинстве своем были эллинками, то дети говорили по-гречески лучше, чем по-оскски. Они так и продолжают говорить, только с грубым италийским акцентом, думаю, ты заметил. Но имена они носят оскские — здесь отцы сказали свое слово.
— А нет ли здесь общества пифагорейцев?
— Ты имеешь в виду группу философствующих фанатиков, которые плетут интриги для захвата власти, чтобы принудить всех отказаться есть бобы?
— Да ничего подобного! Пифагорейцы уже много лет не занимаются политикой, за исключением группы в Регии. В наши дни это люди, интересующиеся математикой и прочими науками, исследователи, занятые поиском разгадок тайн вселенной.
— Только не здесь, — рассмеялся Ингомедон. — К интересам неаполитанцев относятся исключительно состояние кошельков, набитое брюхо и любовные утехи. Извини, еда остывает.
— Как у тебя дела, Сеговак? — Зопирион обратился к соседу. — Ты был у Сивиллы?
— Да, молодой господин. И мудрая женщина сказала мне: «Ищи свое место там, где остров управляет берегом». Но где такое возможно?
Зопирион нахмурился.
— Я слышал, что Дионисий переносит свою ставку на остров Ортигия. Оттуда он управляет Сиракузами, расположенными на крупном острове — Сицилии, и не только ими.
Кельт с пониманием кивнул.
— Я как раз думал о нем. Когда-то я служил у тирана — его предшественника. Его звали Гермократ, и это был великий человек. А что тебе рассказала великая жрица?
— Она сказала, что когда-нибудь я разобью мир вдребезги.
Голубые глаза Сеговака широко раскрылись от удивления.
— Что ты говоришь? Надеюсь, когда это произойдет, я буду далеко от того места. На мой взгляд, ты симпатичный парень и совершенно не похож на человека, который только и думает о том, как бы разрушить мир, такой гармоничный и целостный.
— А кроме того, она посоветовала нам опасаться Волка с Севера, кем бы он ни был, — добавил Архит, сидящий по другую руку Сеговака.
— Попридержи язык, пьяная трещотка! — оборвал его сидящий неподалеку архонт Бризон. — Не нужно, чтобы об этом стали везде говорить, начиная от Карфагена и кончая Карией. [26]
— Ну, бывает, — вступился кельт. — От вина язык начинает вихлять, как колесо колесницы после смазки. Но не думаю, что в данный момент нужно обсуждать пророчества Сивиллы.
Гул разговоров затих, как только на свободное пространство между столами выскочила танцовщица. В легкой тунике из пурпурного коанского шелка она извивалась под напевы контр-флейты — на ней играла девушка, сидящая в углу зала. Девушка завершила свой танец под аплодисменты и одобрительные возгласы собравшихся и, поклонившись, выбежала из зала. Спустя некоторое время она вернулась, жонглируя ножами и мечами. Аплодисменты становились все громче.
В третий раз она поставила на пол несколько подсвечников с горящими этрусскими свечами. Сбросив тунику, девушка обнаженной прошлась колесом и сделала стойку на руках среди свечей, отсветы которых играли золотом на ее тщательно натертой маслом коже.
— Не он ли сидит там с кислым видом? — громким шепотом произнес кельт.
— Кто? — переспросил Зопирион.
— Тот римлянин, Корнелий Арвинна? — И Сеговак кивнул в сторону лож, расположенных на возвышении на дальнем конце зала. Римский всадник с выражением холодного неодобрения на лице сидел на своем ложе, болтая ногой и пытаясь поправить тогу, чтобы была видна полоска на тунике.
— Похоже, девушка завивает волосы на промежности, — продолжал кельт. — У вас в городе тоже так принято?
— Так принято у италийцев, — ответил Зопирион, — но изначально это был этрусский обычай. Некоторые тарентийцы из богатых семей переняли его: золотая молодежь, проводящая время за ваянием собственных тел, упражнениями мускулов в гимнастических залах. Но к тем, кто зарабатывает на хлеб собственным трудом, это не относится. Прежде чем я позволю появиться около своей семьи такому украшателю с бритвой…
— А у нас в Неаполе волосы выщипывают, — перебил его Ингомедон.
— Ого! Скоро простонародные обычаи войдут в моду! — отозвался Сеговак.
— Зевс, Аполлон и Деметра! — вскричал Ингомедон. — Вы только посмотрите! — И неаполитанец разразился грубым хохотом, к которому присоединилась вся компания. А затем и весь зал, в котором происходило пиршество, содрогнулся от раскатов неистового веселья.
Танцовщица сделала финальное сальто, прошлась колесом и опустилась на колени римского всадника, обхватив руками его шею и спрятав лицо на широкой груди. Выражения неподдельного ужаса, смятения и ярости волной пробежали по суровому лицу римлянина. На мгновение показалось, что он готов вскочить и выбежать из зала. Но с прилипшей к нему обнаженной девицей всаднику вряд ли удалось бы сделать даже несколько шагов, это только ухудшило бы создавшееся неловкое положение. Видя, что присутствующие находят в происшествии просто добрую шутку, он попытался улыбнуться, но вместо улыбки лицо исказилось в жуткой гримасе.
Девица спрыгнула с насиженного места и поклонилась, вызвав бурю оваций. Когда она, подхватив тунику, выбежала из зала, архонт, Геллий Мутилл, поднялся со своего ложа.
— И в заключение сегодняшнего вечера устроим аукцион. Разыгрываться будет одна ночь с этой милой малышкой-танцовщицей, и ее получит тот, кто заплатит больше всех. Но ее владелец любезно просил меня, во-первых, пообещать, что девушка может забрать себе половину вырученных денег, а во-вторых, что она не пойдет с мужчиной, который ей не понравится. Итак, с чего начнем, о граждане? Не хочешь ли начать торги ты, достопочтенный Корнелий Арвинна?
— Нет! — поправляя тогу, гневно закричал римлянин.
— Вот ваш Волк с Севера, — указывая на него рукой, произнес Ингомедон.
— Ты говоришь о римлянине? — переспросил Зопирион.
Неаполитанец утвердительно кивнул.
— Мне что-то не верится! — воскликнул Зопирион. — Рим — такое крошечное, отсталое государство! К тому же он так далеко от нас, у него даже нет выхода к морю! Как Рим может угрожать Таренту? Мы в большей степени опасаемся угрозы от жителей Лукании [27], этрусков или кельтов. Послушай, вполне возможно, что даже твой прекрасный Неаполь гораздо более величественен, чем маленький старый Рим!
- Предыдущая
- 7/78
- Следующая
