Право на выбор (СИ) - Михеева Рина "Пушися" - Страница 39

— Так, — прищурилась Тайра. — Вас примут кабаны, я говорила с ними, княгиня-гордыня им давно поперек пятачков. Кабаны привыкли к привольной жизни, но премудрая наша Леяна не дает им покоя, все хочет подмять, — Шаманка расхохоталась.

— Знаете, что губит обжору? Ненасытность. Ему бы остановиться, но он не может, так и будет пихать в рот все, до чего может дотянуться, и вожделеть того, до чего дотянуться не может. Так и княгиня-гордыня… Гордыня ее не насытится никогда, и сама себе она вредит, ведь не знает, что творит, раздражает кабанов, вот и новый враг готов, — шаманка захихикала, показавшись всем, кроме норенги, безумной.

Но люди и оборотни уже видели ее другой и понимали, что это лишь маска или, может быть, прорывающееся на поверхность внутреннее напряжение, но если надо, Тайра отлично умеет держать себя в руках, в чем все они недавно убедились. Ну а ТашНорШера все люди и оборотни казались странными, что ее нисколько не удивляло, ведь они не норенги.

— Я оставила у кабанов передающий кристалл, а принимающий — вот, — Тайра извлекла из поясной сумки голубой вытянутый кристалл. — Оставайтесь там, пока все не утрясется. Ну что расселись, как свиристели на рябине? Давайте — вперед, к безопасности. Кабаны пообещали мне, что спрячут у себя тех, кого я к ним отправлю.

— Не знаю, когда и как "все утрясется", — протянула Райяна, поднимаясь, — но я хочу в этом участвовать.

— Не научаствовалась еще? — захохотала Тайра. — Ну что же, я волкам не отказываю, с росомахами не ссорюсь, зайцев не обижаю, — и ее хохот перешел в хихиканье, а взгляд темных глаз стал хитрым и словно на что-то намекающим.

— Я с вами, — поднялся Тьер.

— Я тоже, — присоединился Фер.

— Э нет… медведи-медведюшки, пусть пока сидят по берлогушкам. За долгий плен силушку порастеряли, помочь не сумеют, не обижайся. Лучше за людьми присмотри, за кабанами последи, разговоры с ними поразговаривай… — шаманка перешла на бормотание, иногда ее голос взлетал, а потом вновь падал на несколько тонов ниже.

— Кабанам да медведям — самая дружба. Только не тот медведь до власти дорвался, не тот… Кабаны теперь медведей сторонятся, а ты с ними поговори. Поговори, да. Расскажи, что и другие медведи бывают, не только сластены безголовые, до девок да власти жадные. Глядишь, с три короба наговоришь, с три договора заключишь, а там и на лад все пойдет, если да кабы… если все сладится да получится…

— Ты уверена, Многозрящая? — вздохнул Фер. — Я очень хотел бы помочь…

— Верю, вижу… знаю… Не Многозрящая я, Дальнозрящая… А это плохо, ой плохо… Далеко — вижу. Близко — не вижу. Муфра сказала, наказала, ее слово здесь исполняю. От него не отступлю — вблизи не вижу, как слепая здесь. Ровно как норенга на поверхности, — шаманка коротко рассмеялась. — Муфра сказала, кого спасать, куда вести… Отступать от ее слова нельзя, навредить можно.

— Так значит… — прищурился Тьер, — она сказала, что тебе понадобится росомаха?

— И заяц? — спросила тетушка Лума.

— Росомаху возьму, — забормотала Тайра, — а зайцы-заиньки сидели бы дома… Эх, заюшка… Не потащила бы я тебя да снова под землю… Но так Муфра сказала. Сказала она, только зайчик малый может большие проблемы разрешить, норенг, Отступником порабощенных, укротить…

— Норенг?.. — Лума, остававшаяся в заячьем теле, так и осела на задние лапы, прижав уши.

— Если боишься, не ходи, есть ведь разные пути…

— Нет уж… — зайчиха вздохнула. — Я не для того на это все пошла, чтобы теперь обратно повернуть. Пойду до конца. Если Отступник одолеет, он и Леяна всех зайцев изведут. Да и остальных… всех ведь погубят. Лучше мне умереть или вовсе даже не родиться, чем такое увидеть.

— Успокойся, зайка, себя-то побереги, раз помочь хочешь, — усмехнулась Тайра. — Я тебя поняла, будь по твоему, пойдешь с нами. Если ТашНорШера не откажет, — Тайра сделала шаг к застывшей памятником восхищенному созерцанию норенге.

— Ты поведешь нас к логову Отступника, ТашНорШера? Ты назовешь мне имя матери порабощенного рода? — тихо и очень серьезно проговорила шаманка.

Тут уже не было места ни хихиканью, ни хохоту, тут, может быть, решалась судьба их мира, и это ощутили все, застыв каждый на своем месте.

ТашНорШера молчала несколько секунд, наконец она тяжело вздохнула и поднялась на лапы.

— Да, я сделаю это. Пусть будет так.

— Тогда за дело. Вот кристалл, — Тайра протянула его Феру, вложив камень в лапу медведя. — Уводи отсюда людей и белку.

Тьер перекинулся в человека и сделал шаг к девушке, что была еще совсем недавно заперта в одной клетке с ним.

— Я не хочу уходить без тебя… — прошептала она, касаясь его груди, заглядывая в глаза.

— Так нужно. Я найду тебя. Потом обязательно найду тебя. Жди.

Он коснулся губами ее лба и отступил. Фер сжал кристалл в лапе и все четверо исчезли во вспышке голубого света.

ТашНорШера в последний раз посмотрела на Таану, на бездонное звездное небо, и Райяна ощутила ее чувства почти как свои, настолько они были сильны. Это походило на то, как захватывает дух, если во весь опор бежать с горы. Или если смотришь в пропасть, где не видно дна…

Райяне довелось однажды видеть такую в горах. Она и пугает, и притягивает, так что перехватывает дыхание. Тогда юная волчица, испытывая себя, долго стояла на самом краю, и запомнилось это навсегда. ТашНорШера сейчас переживала подобное, и это сделало норенгу более близкой и понятной для волчицы.

"Не такие уж мы и разные", — подумала она.

Норенга опустила голову, прикрыла глаза и двинулась куда-то, едва не налетев на дерево, но Тайра вовремя схватила ее за лапу и удержала. ТашНорШера прошла еще немного и наконец остановилась, едва не ткнувшись носом в землю, все ее многочисленные усы находились в движении.

— Здесь опустимся, — сказала она, и земля начала расступаться перед ней, словно проседая вниз.

Тьер подставил спину зайчихе, Тайра шла первой, за ней Райяна, росомаха, несущая Луму, замыкала. И снова земляные стены тесной полости давили на них, снова было нечем дышать, и в ушах шумело от нехватки воздуха, а сердца колотились от первобытного ужаса быть погребенными заживо под толщей земли. Но на этот раз все закончилось быстрее, и они вывалились в очередной туннель вслед за тяжело поводящей боками норенгой.

Та постояла с минуту, покачала головой, то ли сомневаясь в чем-то, то ли к чему-то прислушиваясь, и пошла направо. Скоро они добрались до развилки, норенга повернулась, посмотрела на Тайру.

— Дорога к логову Отступника здесь, — она мотнула головой на крайний слева проход. — А мать порабощенного рода можно отыскать там, — она указала лапой на проход, идущий прямо.

— Тогда идем прямо, — угрюмо отозвалась шаманка. — Угрозу чую… Даже я чую. Значит, совсем близко она. Совсем, совсем, совсем близко… — забормотала Тайра, взгляд ее заволокло туманной пеленой. — Вижу, чую… Беда рядом ходит, из-под земли приходит… — она встряхнулась всем телом и сказала уже совершенно нормальным тоном: — Медлить больше нельзя. Их или схватили, или сейчас схватят.

— Кого? — хором спросили Райяна и Тьер.

— Где? — невпопад вскинулась Лума.

— Наследников погубят… если наследников погубят, все пропало… все… Все, — гиена взвыла дурным голосом и понеслась вперед, норенга поспешила за ней. Через несколько минут бешеной скачки гиена так же резко остановилась.

— Назови имя матери порабощенного рода, — попросила она норенгу. — Позови ее сама или скажи мне — я позову. Скажи мне ее имя.

— НорТереЛариШат, — тихо, но внятно и раздельно произнесла норенга.

Гиена кивнула и вновь развернулась мордой вперед — в настороженную пустоту туннеля, слабо освещенного бледно-зелеными и желтовато-песочными пепельниками. Она обернулась человеком, мгновенно перетекая из одной формы в другую, гордо подняла голову и сжала в руке появившийся по мановению пальцев шаманский посох.