Тонкий лед (СИ) - Кольцова Оксана - Страница 3

Это, и ещё безграничное ощущение свободы, которое Альвдис всегда испытывала, когда оказывалась наедине с природой, сделало день очень приятным. Она долго бродила по склонам, иногда останавливаясь, чтобы собрать травы, а теперь решила отдохнуть несколько минут и затем уже возвращаться домой, но как могла оттягивала этот момент. Вот бы сидеть вечно так на поросшем мхом сером камне, рассеянно водить ладонью по его мохнатому боку, смотреть на горы, на фьорд и ни о чем не думать. Альвдис взглянула и на деревню, хорошо видную отсюда: разбросанные по изумрудно-зеленой долине дома, тонкие ниточки дыма, растворяющиеся в прозрачном воздухе… Дом. Единственный дом, который она знает. Может, она так и останется здесь, если отец решит выдать ее замуж не за соседа, а за одного из своих воинов, и тогда не увидит ничего больше. Это мужчины всегда уходят в плавания, откуда привозят рассказы о подвигах и горы добычи, а женщинам остается ждать и хранить тепло очага. Отец не станет настаивать, конечно, если Альвдис никого здесь не полюбит, но она знала, какие вещи делают его довольным и счастливым.

Кстати, отцу давно стоило бы вернуться…

Альвдис бросила взгляд на северо-запад: оттуда, от моря, по длинному-длинному фьорду должен прийти «дракон» отца. На сей раз Бейнир отправился в поход всего на одном корабле, хотя у него имелось ещё два, и новые он собирался строить. Альвдис любила корабли, их стремительные обводы, запах, быстрый и плавный ход. Когда «дракон» идет по фьорду, это похоже на движение хищника, преследующего добычу. Здесь, в Аурланде, вода почти всегда оставалась спокойной, даже во время бурь, прилетавших с побережья; и здесь «драконам» было скучно и тесно, Альвдис это откуда-то знала. Такие корабли создаются, чтобы преодолевать морские просторы, бороться со стихией, чтобы побеждать. А как это сделать в тихой заводи?

Лето скоро закончится. Вот и земляника уже последняя, перезрелая, и травы отцвели почти все. Правда, в Аурланде довольно тепло, не то что дальше на севере. Там, говорят, бывают такие морозы, что обшивка кораблей превращается в лед и бьется на осколки, если ударить по ней молотом. Альвдис и верила, и не верила в эти сказки. Но зимой она иногда, если не удавалось заснуть, подбиралась к окошку и смотрела, как полыхает холодным сиянием небо. Это случалось не каждую ночь, однако при виде такого поневоле поверишь во все — и в замерзшие корабли, и в то, что есть на свете существа поинтереснее привычных троллей, обитающих глубоко в этих горах. Например, настоящие драконы — говорят, их крылья закрывают половину неба. Живых драконов давно никто не видел, может, они прячутся или обитают на юге, где море теплое, а глаза у мужчин черные, как камни.

Она снова посмотрела на фьорд и не поверила своим глазам: на темно-синей воде виднелся короткий росчерк — корабль! Зрение у Альвдис было отменным, и она сразу узнала отцовский «дракон». Он шел уже без паруса, на одних только веслах, и двигался довольно медленно, как сытый зверь. Значит, отец вернулся с добычей. Издав ликующий вопль, Альвдис сорвалась с места, едва не позабыв про корзинку, и опрометью бросилась вниз по склону, чтобы успеть к причалу.

Когда она прибежала на берег, запыхавшаяся, красная, растрепанная, корабль был уже совсем близко. Он медленно подползал к деревянному настилу, на котором толпились встречающие, — длинный, дышащий сдерживаемой мощью. На носу обычно красовалась голова дракона, вдруг выпрыгнувшего из глубин. Такие слегка зачарованные фигуры изготавливал резчик-шаман, живущий в дальней деревне у самого начала фьорда, и отец не поленился, заказал. Если уж корабль, то самый быстрый, и украшения для него самые лучшие — так справедливо полагал Бейнир. Однако, приближаясь к родным берегам, вождь велел снять устрашающего зверя — кто же в свои земли приходит с войной? Когда корабль снова отправится в поход, голову опять укрепят на носу, и враги почуют смерть издалека, но не смогут избежать ее. Впрочем, и без головы дракона судно смотрелось грозно: резные накладные доски на бортах изображали лапы, крылья и чешую зверя, а на корме красовался хвост. Обычно отец, возвращаясь из похода, велел своим воинам снять и эти доски, чтобы не пугать своих же людей и мирных селян на берегах, а вот на сей раз почему-то не сделал этого. Альвдис нахмурилась: ей показалось, что она видит недобрый знак.

С «дракона» уже раздавались приветственные возгласы, и ответные летели с берега; несколько молодых парней стояло наготове, чтобы поймать веревки и привязать корабль к земле. Альвдис это казалось несправедливым: вольных нельзя привязывать… Но сейчас ей было не до того. В толпе она увидела Даллу и Тейта и стала проталкиваться к ним. Они стояли вроде бы вместе со всеми, а вроде бы отдельно — все-таки жена и сын вождя.

Тейт увидел Альвдис издалека и открыл рот, чтобы громко ее позвать, но потом покосился на мать и передумал. Далла терпеть не могла, когда ее сын проявлял свойства, присущие детям: кричал, смеялся или же слишком долго играл. Тейта растили как маленького воина, однако ничто не могло укротить его жизнелюбивую натуру. Он просто учился скрывать свои чувства от матери с отцом. Альвдис опасалась, как бы Далла не потушила живую искру, что отличала ее брата от остальных, не сделала его покорным своей воле, не сделала… двуличным. Сайф однажды рассказал ей о чужом боге с двумя лицами, открывающем двери, смотрящем одновременно в прошлое и будущее. Этот рассказ почему-то запомнился Альвдис. Не все то, что хорошо богам, подходит людям.

Далла окинула подошедшую девушку взглядом, в котором явственно читалось осуждение.

— Пригладь волосы, Альвдис.

Та поспешно, пальцами, расчесала спутанные космы и заново перевязала их простой лентой, однако Далле явно не угодила. Та приподняла брови, еле заметно скривила губы и отвернулась. Альвдис стояла рядом с нею и злилась. Как можно выразить презрение одними лишь легкими движениями губ и бровей? У нее самой, отец говорит, все на лице всегда отражается, словно в спокойной воде фьорда.

Отец! Ах, как же она соскучилась!

«Морской конь» наконец причалил, и Альвдис сцепила пальцы за спиной, лишь бы удержать себя и не броситься навстречу мужчине, который неторопливо сошел на землю по сброшенным сходням. Отец получил прозвище Мохнатый, потому что всегда носил бороду, и волосы везде росли у него густо; женщины не считали его особым красавцем, однако он обладал статью и силой, которые отличают вождя. И обычно его широкое лицо сияло удовольствием, когда Бейнир возвращался домой. Сейчас же он был хмур, и это заметили все. Люди на берегу притихли, глядя, как вождь молча идет сквозь толпу, и как идут следом за ним его воины. Бейнир остановился перед Даллой и коротко кивнул ей. Из-за ее спины выступил Эгиль, пожилой воин, в отсутствие вождя помогавший Далле с делами поселения. Альвдис и не заметила, как он подошел.

— Я приветствую вас, — сказал Бейнир, и голос его легко разнесся над собравшимися. — Мы пришли с победой, но принесли и печальные вести. Мы добыли достаточно сокровищ, однако потеряли многих воинов. Их души уже пируют у стола Одина, а мы сегодня помянем их земным пиром.

В толпе уже раздавались горестные возгласы женщин, узнавших о смерти мужа, сына, отца или брата. Альвдис с тревогой вглядывалась в лица вернувшихся. Их было так немного! Отец всегда возвращался из походов с незначительными потерями, даже когда «Морской конь» отправлялся в плавание в одиночестве. Иногда Бейнир не желал присоединяться к более многочисленным флотилиям — ведь это означало делиться огромной добычей. Так было и на этот раз. Вся деревня знала, что вождь хотел взять золотую дань с очень богатого монастыря в далеких землях. Если бы с ним отправились «драконы» соседей, если бы он позвал кого-то из них в поход, пришлось бы справедливо разделить добытое. Кажется, за золото иногда платится слишком высокая цена…

— Это большая победа, — сказал Эгиль, — и большое горе.

Бейнир кивнул.

— Трюмы полны золота, тканей и провизии, а еще, — он криво усмехнулся, будто эта мысль вызывала у него отвращение, — там несколько рабов. Из тех, что не подохли в пути, но и эти скоро подохнут, слишком плохи. И все же если их можно вылечить, пусть женщины сделают это. — Он посмотрел на Альвдис, и она кивнула: она умела лечить и составлять живительные отвары из трав и ягод. — Я хочу, чтобы каждый из них на своей шкуре узнал, что такое наше гостеприимство. Гостеприимство для губителей! — Эти слова он выплюнул. — Не смотрите, что на них это христианское тряпье. Пускай они выздоровеют, а затем будут выполнять самую черную работу. И тогда, может, мое сердце перестанет скорбеть.