Осколки небес (СИ) - Колдарева Анастасия - Страница 48

Только вместо исправления и очищения он увлекал небесного посланника за собой в бездну…

Поднебесье распорол белый росчерк метеорита.

Вот ведь! Даже звезды иногда падали…

— А ты не падай, Зар, — прошептал Андрей. — Только не ты.

Прошептал — и провалился в крепкий сон до утра. Чтобы, проснувшись, обнаружить на подоконнике ряд разноцветных носков, набитых леденцами, на тумбочке — мешок с конфетами, а на столе — одинокий буран, в котором дивно кружились снежинки.

— Повтори еще раз, — процедила Белфегор сквозь зубы.

Перед ней елозила на брюхе черная лохматая тварь, похожая на гигантский комок сажи с хваткими паучьими лапами.

— Видел их… — прогудела тварь низким, грудным голосом. — Свет жжется… жжется, проклятый… спугнул Домуш-ш-ша, спугнул… спалил… поганый свет!.. А человек с клеймом там… там!.. Домуш проползал мимо и хотел поживиться — человек злился… так вкусно, так аппетитно злился, а Домуш был голоден… Но свет спустился с неба и выжег Домушу глаза… выжег… — домовой бес мелко задрожал и, поскуливая и подвывая, сорвался на невнятное бормотание.

— Вот, значит, как, Азариил, — Белфегор отвернулась и устремила взгляд на рассветное небо. — Думаешь, обхитрил… Но ничего. Теперь моя очередь хитрить, крылатое отродье!

— Андрей.

Тихий голос просочился в сновидение. Он пропустил бы его мимо ушей, позволив едва слышному зову скользнуть по поверхности дремлющего сознания, но за последние недели сон истончился и обрел фантастическую чуткость. Стоило мышонку царапнуть плинтус, как зыбкая пелена забвения спадала, и унылая, неприглядная реальность наваливалась на больную от перенапряжения голову.

В комнате было темно, но узнать склонившегося над диваном не составило труда.

— Я разбудил тебя, — виновато произнес ночной визитер, зажигая ночник.

Свет безжалостно полоснул по глазам, и Андрей зажмурился, но комментарии придержал. Глупо возмущаться, когда нарушитель спокойствия и без твоего негодования глубоко раскаивался в содеянном, о чем красноречиво свидетельствовали понурые плечи и виноватый взгляд.

Вместо ответа Андрей скосил глаза на тумбочку и долго не мог взять в толк, что означает положение стрелок на будильнике. Двенадцатый час утра? А почему тогда за окном тьма кромешная?

— По-моему, я только лег, — хмуро пробормотал он.

— Прости, — Азариил переступил с ноги на ногу и неловко примостился на краешек дивана. Андрей приподнялся, опершись на локти. В голове звонили церковные колокола.

— Что стряслось? Бесы у порога? Пора бежать, теряя тапки? — осведомился он.

— Сегодня сочельник, — пояснил ангел так, словно это многое объясняло.

— И? — Андрей сам не понял, какая его часть сейчас вопила громче: кипящая от праведного гнева, или зудящая от любопытства. Ангелы вообще странные — в прямом смысле не от мира сего, — но лично ему попался ещё и с легким оттенком небесного сумасшествия.

— В церкви рождественская служба. Мы отправляемся в храм.

Андрей бессильно опустился обратно на подушку и уставился в потолок.

— Я лег час назад, — констатировал он с героическим спокойствием. — А до этого не спал четыре ночи, потому что кто-то устроил мне ментальную бомбардировку сценами кровавых шабашей, адских жаровен и ангельских хороводов на небесах…

— Это Асмодей, — спешно заверил Азариил. — Я бы приписал авторство демонам, но кощунство с Божьими посланниками больше похоже на почерк бывшего серафима. Он проведал о твоей способности чувствовать другие Осколки и напустил свору мелких бесов, чтобы лишить тебя моральной устойчивости.

— Скажу по секрету: ему неплохо удается!

— Я пойму, если ты откажешься…

— Откажусь? — вскричал Андрей. — Я — откажусь? И для тебя это явится неожиданностью? У меня в голове прокисший кисель вместо мозгов, перед глазами все в черную крапинку, а в ушах грохот набата. И ты спрашиваешь, не откажусь ли я смотаться с тобой на идиотскую ночную службу в идиотскую церковь? Ты совсем спятил?

— Андрей, с момента воплощения я тоже ощущаю усталость, — произнес Азариил тихо.

— Не сомневаюсь, — перебил Андрей, демонстративно натягивая одеяло до подбородка. — Зар, имей совесть! Я впервые за прошедшую неделю заснул по-человечески, и ты разбудил меня только ради нелепой прихоти!

— Рождественское богослужение — вовсе не прихоть, — возразил ангел. — А кроме того, после службы тебе должно полегчать.

— Должно?

Азариил пожал плечами: выходит, уверенности у него не было.

Андрей со вздохом закрыл лицо руками, подавляя просящийся наружу стон.

— Ладно, — буркнул он, откидывая одеяло, и спустил ноги с кровати. — Джинсы подай. И с тебя причитается.

— Все, что в моих силах, — просьба была мигом исполнена.

— Учитывая, что по силам не так уж много, на тебе не разживешься. Пошли.

Бодрящий уличный воздух лизнул открытую шею. Андрей поежился, застегивая куртку, поднял воротник стойкой и зашагал по дорожке прочь со двора.

— Итак. Куда выдвигаемся?

— В Благовещенский монастырь.

Путь предстоял не близкий. С неба наискосок, царапая щеки, сыпалась ледяная крошка. Скользкие тротуары блестели в свете уличных фонарей.

Спустя полчаса они миновали ансамбль Свято-Троицкой обители, огороженный высокой каменной стеной с надвратной церковью, и повернули за угол, налево. Дорога потянулась вдоль глухой белой ограды к воротам. Ветреный снежный сумрак полоскал ветви высоких берез, облепленных серебряным инеем.

Андрей неуверенно вошел в арку и очутился на территории монастыря. В подобных местах ему всегда становилось стыдно: за себя, за других — за все человечество, умудрившееся даже религию превратить в грошовое развлечение.

Азариил взглянул на него с мимолетной улыбкой и задрал голову, разглядывая Благовещенский собор: пышно украшенное в стиле русского узорочья здание с пятью синими куполами, рядами кокошников по верху четверика, нарядным шатровым крыльцом, стройной колокольней, резными наличниками и карнизами. Оробевший Андрей остановился рядом, дивясь тому, до чего органично смотрелся ангел на столь впечатляющем фоне.

— Мы надолго? — несколько мгновений он испытующе гипнотизировал ровный профиль, отмечая про себя, что облачка пара слетают с губ ангела прерывисто и часто, словно тот волнуется.

Азариил проигнорировал вопрос.

Внушительная лестница привела в полутемный длинный притвор, в конце которого на огромном каноне полыхала, казалось, сразу пара сотен свечей. Народ толпился в дверях правого предела. Андрей ожидал, что ангел, как всякий примерный христианин, тихонько устроится где-нибудь с краешка, но тот просочился вперед, удивительным образом никого не потеснив и не потревожив. Чтобы не потерять его из виду, пришлось попотеть, лавируя в плотной толпе прихожан: взмокших от духоты, раскрасневшихся женщин и старушек в трогательных белых платочках. Настигнув Азариила почти перед самым аналоем, Андрей замер, чувствуя себя древним гнилым пнем посреди солнечной поляны.

Азариил ведь не рассчитывал вызвать в нем воодушевление? Или рассчитывал?..

Интересно, каким образом должно было «полегчать»? Устроившие ментальную свистопляску бесы крепко засели в голове; потребуется сеанс экзорцизма? Или нечисть шарахнется буквально: как черт от ладана? Размышляя на злободневную тему, Андрей слушал песнопения краем уха и мучительно потел.

Столпившиеся в кафоликоне бабушки с лицами, похожими на печеные яблоки; женщины и мужчины всех возрастов; помогавшие в алтаре монахи в расшитых серебром белых стихарях — месяц назад удостоились бы лишь высокомерно-презрительной гримасы. Но нынче все изменилось. От слаженного многоголосого пения по коже бегали мурашки. Андрей стоял, не находя сил шелохнуться, и чувствовал себя здесь чужеродным. И грязным. Уродливым. Прокаженным. Казалось, все вокруг замечали его убожество и брезгливо морщились. Он тяжело вдыхал горячий медовый запах воска и ладана — беспомощный, словно новорожденный младенец.