Осколки небес (СИ) - Колдарева Анастасия - Страница 38

Веки сомкнулись, и разлепить их не хватало мочи.

Слова доносились сквозь монотонный звон в ушах. Говорили двое.

— Помоги ему, — один голос был знакомым: хрипловатым, низким.

— Без разрешения не смею, — второго Андрей никогда не слышал. — Бессилен.

— Я разрешаю! — первый надавил на слово «я».

— Но разве я в твоем подчинении? — удивился второй. — Ты опоздал. Смирись…

— А где был ты?! Как допустил?! — первый почти кричал.

— Не поддавайся гневу, Азариил, — с испугом вступил в разговор третий. — Влияние Хранителя ограничено, он всего лишь Ангел, низший из чинов.

— Почему не позвал, не привел подмогу? — не унимался первый. — Ты отошел от него? Я не видел тебя рядом с ним ни разу.

— Я всегда сопровождал его, поддерживал, подхватывал на руки и волок на себе, когда он не мог идти, — с горечью произнес Хранитель. — Вытаскивал из переделок, охранял от демонов и закрывал крыльями! Он не молился, он вообще в меня — в нас! — не верил ни минуты в своей жизни, а я берег его, потому что Отцом нашим Небесным так заповедано… Но он предал меня. И ушел в такие пределы, куда мне путь заказан!

— Это ты предал, отступив.

— Азариил, — снова осадил третий, миротворец. — Люди сами гонят Хранителей. Низший чин слаб, ему не одолеть бесовщины, которая овладевает распутными людьми. Твой подопечный умер, брат. Ведь это лучше, чем быть пойманным в дьявольскую ловушку?

— Ад — лучше?

— Такова воля Небес.

— Нет, — твердо сказал Азариил.

— Нет? — в изумлении хором воскликнули ангелы.

— Человек умирает лишь тогда, когда его душа возвращается к Свету. Или когда окончательно обращается к тьме. С Андреем не случилось ни первого, ни второго.

— У него другая история.

— Я вижу в нем свет!

— С каких пор ты судишь о делах и замыслах Отца нашего, Азариил? — с сомнением спросил «миротворец».

— Сдается мне, — голос Ангела-Хранителя превратился в подозрительный шепот, — ты испытываешь привязанность.

— Утрата беспристрастности губительна, брат: сопереживание, сострадание, гнев. Не далеко ли до падения? — в страхе промолвил «миротворец».

— Ты не отдаешь отчета своим словам, Менадель! — в голосе Азариила зазвенел металл.

Перед закрытыми глазами Андрея всплыло облако света: белое и туманное, с проблесками ослепительной голубизны. Ангел-Хранитель, возникла усталая, вялая догадка. Рядом с ним стояли двое — яркие свечения отчетливыми очертаниями тел и расправленных крыльев.

— Нам пора, — сказал Хранитель. — За ним уже идут.

Андрей ощутил чье-то приближение: словно сама тьма сгустилась и наползла, дыша в лицо могильным холодом, вымораживая внутренности, исторгая душу из тела. Тьма смерти, преддверие преисподней.

— Прочь! — властно приказал Азариил, полыхнув светом. Андрей подавился стоном, когда ослепительное крыло вклинилось между ним и мраком.

— Ты не смеешь! — возмутился Хранитель.

— Одумайся! — Менадель отпрянул.

— Я рассудил по-своему, — глухо откликнулся Азариил.

И воцарилась тишина.

Андрей разлепил веки. Мутный взгляд остановился на трещине в рассохшихся крашеных досках потолка.

За ночным окном валил снег и качались голые прутья вишен. В изножье кровати под тусклым хрустальным светильником сидела Варя с неизменным молитвословом в руках. Ее небрежно сколотые на затылке волосы выбивались из пучка, тонкие прядки падали на шею, а открытое лицо выглядело изможденным и больным. Тихая, поникшая и покорная, она снова шептала молитвы. Будто и не замечала, что никто ее не слышит.

Какой разительный контраст с минувшим кошмаром…

Андрей в изнеможении прикрыл глаза, собираясь пролежать вот так, молча и без движения, до скончания веков. Он смертельно устал.

Однако Варя вскочила, выронив книгу, и бросилась к нему, а затем вон из комнаты.

— Очнулся! — донесся из-за двери ее взволнованный голос.

«Не шевельнусь, — решил Андрей. — Пусть думают, что умер».

В тяжких муках родив столь длинную мысль, сознание надорвалось, и голова опустела.

Должно быть, он вновь погрузился в сон или обморок, потому что в следующий миг, когда пришел в себя, дышалось легче. К лицу прикасались чьи-то шершавые пальцы, и дурнота с каждой секундой ослабевала, а боль в разбитом теле таяла.

— Как чувствуешь себя? — спросил Азариил, убрав руку.

— Жив… — только и смог выдавить Андрей.

— Что с ним? — не выдержала Варя, протягивая руку, но не решаясь схватить ангела за рукав куртки. — Что с ним сделали?

Азариил умолчал о подробностях? Ограничился беглым упоминанием? Пожалел несчастную.

— Потребуется время…

— Его били? Пытали? — варин голос зазвенел в тишине.

А ведь ее и впрямь держали в неведении. Вот Евдокия — сгорбленная, укутанная в заштопанный шерстяной платок, застывшая в дверях, — та знала, все-все знала! Андрей читал это в ее слезящихся, мутных старчески глазах, в каждой глубокой морщине на ввалившихся щеках. А девочку берегли.

— Все будет в порядке, все уже позади, — заверил Азариил, и Андрей не поверил ни единому слову.

Варя в бессилии опустилась на край постели и закрыла лицо руками.

— Как ты разыскал меня? — прошептал Андрей.

— Откликнулся на призыв. Ты молился, звал, и мы услышали.

В сущности, это казалось второстепенным. Важным оставался лишь один вопрос.

— Почему?..

Он мог означать что угодно. Почему не пришли раньше? Почему обязательно надо молиться — разве ты не держишь меня в постоянном поле зрения? Разве ты не святой? Почему ритуал отличался от приснившегося? Почему столько крови? Почему я умер, но до сих пор дышу?..

— Воля Небес была продиктована нам однажды: охранять Осколки. Ее и следует исполнять. Я сделал все правильно.

Азариил выбрал последний вопрос. Ответил на последний.

И ошибся.

— Почему Он так поступает с нами, — бесцветным голосом произнес Андрей.

Лицо ангела исказила судорога. А в глазах на мгновение отразилась пустыня, безводная и безжизненная. Глаза потускнели, омертвели, будто выжженные, иссушенные насквозь, до дна.

— Потому что любит, — прозвучал глухой ответ.

Андрей замер — если только можно было замереть, и без того пребывая в абсолютной неподвижности. Оцепенел внутренне. Обомлел. И затрясся от беззвучного хохота.

— Глупец! — выплюнул он, содрогаясь. — Кретин несчастный! Если бы Ему было дело до кого-нибудь из нас!.. До ее молитв!.. — кивок в сторону Вари.

Та вскочила с кровати, попятилась, всхлипнула:

— Он потерял рассудок!

Азариил наклонился к Андрею и жестко выдохнул прямо ему, оробевшему, в лицо:

— Ему есть дело.

Повисло молчание, нарушаемое лишь вариным шмыганьем.

— Уходить вам нужно, — пожевав беззубым ртом, заговорила Евдокия. — Здесь теперь укрытие неважное, нечисть не успокоится и придет снова.

— Утром отправимся дальше, — Азариил выпрямился. — А сейчас спи, отдыхай.

Андрей перевел взгляд на окно. За неплотно задвинутой шторой чернела глухая ночь.

— Пойдем, пойдем, — старуха взяла плачущую Варю под локоть и увела в соседнюю комнату.

— Спи, — повторил ангел.

Сентиментальность.

До сего момента Азариил не осознавал всей ее губительности.

Андрей уснул крепко, но беспокойно. Его осунувшееся лицо в полумраке казалось таким доверчивым и беззащитным, таким юным… Ангел долго смотрел на него, наблюдая за тем, как мечутся тени сновидений за сомкнутыми веками и мучается опутанная паутиной отчаяния душа. Не верилось, будто искра, мерцающая в этой душе, обречена на угасание в глубинах ада.

Неужели это пробуждалась нежданная привязанность? Неужели именно ее глазами Азариил теперь глядел на своего подопечного? Неужели именно она искажала действительность и светилась там, где не осталось и намека на свет?

От мыслей об этом внутри все переворачивалось в возмущенном протесте.