Осколки небес (СИ) - Колдарева Анастасия - Страница 22

В этот момент левая дьяконская дверь вдруг распахнулась, и на пороге возник Сергий. Возник эффектно и решительно, держа перед собой на вытянутых руках огромный позолоченный напрестольный крест. Его белое как полотно лицо, несмотря на всю демонстрируемую отвагу, выражало лишь одну эмоцию: беспредельный ужас. Оценив обстановку и убедившись, что все живы, а бесов не слишком много, он храбро шагнул с солеи, рявкнул:

— Изыди! — и для пущей острастки ткнул в Светлану крестом.

— Вижу, к тебе вернулся голос, — заметила та спокойно, но до взгляда не снизошла: так и продолжала гипнотизировать Андрея.

— Изыди же! — надрывно повторил Сергий, до которого мало-помалу стало доходить, что нечистая не торопится рассыпаться прахом от одного вида распятия, пусть даже очень внушительного.

— Сгинь! Сдохни! — плаксиво взвыл он, потрясая крестом.

— А если не сдохну? — спросила Светлана, оборачиваясь. — Что если не сдохну? Так и будешь прыгать вокруг со своей цацкой? Тебе вообще кто разрешил это брать, а? Ты у нас поп? А ну брось живо!

Сергий попятился, не выпуская креста из рук.

— Брось, я сказала, — прошипела Светлана и, оставив Андрея, двинулась на дьякона. Тот задом влез на солею, но мимо двери промахнулся: втиснулся лопатками в иконостас, задел висящую лампаду — и фитиль в той вдруг вспыхнул сам собой. За ним другой, и третий, и четвертый, и по периметру храма на подсвечниках…

— Бр-р-рось! — в ярости зарычала Светлана, рванувшись к нему. Но у солеи уперлась в незримую стену: ударилась об нее раз, другой, наскакивая, изрыгая проклятия, протягивая руки, будучи не в силах подняться на единственную крошечную ступеньку. Ее скрюченные пальцы проносились в каких-то жалких сантиметрах от кривого со страху лица дьякона, но не дотягивались и этим приводили в исступленное бешенство.

Андрей, к которому капля за каплей возвращались силы, отступил назад, не сводя со страшной беснующейся фигуры взгляда. Ни дать не взять гоголевская Панночка! Савана не хватает, летающего гроба и Вия в придачу! Осатанела совсем от бессилия и невозможности порвать дьякона на тряпки. Пришла в полную моральную негодность. Вот тебе и «крест животворящий»: не убивает, но лишает рассудка, возвращает духам злобы их истинное обличье.

Наседавшие на Варю бесы развоплотились — не иначе как их, тупых и примитивных, распятие вынудило пуститься наутек. Несколько дымных столбов взвилось под потолок и слилось с мраком.

Лучшего момента для удара по Белфегору было не подобрать! И путь свободен, и сопротивления никакого. Приценившись к церковной атрибутике, Андрей подхватил с ближайшего подсвечника лампаду. Да и швырнул ее с горящим фитилем в спину бушующей Светлане. Трескучее пламя мигом охватило фигуру, взвилось до небес и рассыпалось ворохом искр. Душераздирающий, раненый вопль чуть не вышиб стекла.

— Так ее! — в восторге воскликнула Варя и сняла другую лампаду.

Однако кинуть не успела. Сверху обрушился неистовый черный вихрь, окутал ее с головы до ног, оторвал от пола, завертел — только светлые росчерки волос замелькали среди дыма и выхлопов золы. Белфегор тем временем оклемалась. Ее обжигающая, чувственная женственность испарилась, сквозь мертвенно-белую кожу проступила выпуклая сетка кровеносных сосудов, глаза ввалились и двумя пустыми сгустками белка вперились в черное веретено, танцующее над полом.

— Убить!

Приказ прокатился между балками, отразился от потолка многоголосым эхом, а от стекол — жалобным звоном.

Вихрь поднялся выше. И прицельно изрыгнул свою добычу прямо на амвон. Варя упала тряпичной куклой: глухой удар, нелепо раскинутые руки, застывший взгляд и мелкие черные брызги крови на узорчатых плитках. Из раскрывшейся ладони сиротливо выкатилась граненая стеклянная лампада.

Сергий вытаращился на изломанное тело, судорожно прижимая к себе распятье.

Андрей рванулся к сестре.

— Куда?! — прорычала Белфегор и скупым жестом перехватила его: опоясала поперек груди тугой скобой силы, отшвырнула назад и пригвоздила к стене. Андрей беспомощно повис, дергаясь и безуспешно вырываясь, проклиная демоницу и пророча ей геенну огненную в самых емких выражениях.

Белфегор долго и с откровенным любопытством слушала, склонив голову набок. Наконец Андрей выдохся, поток красноречия иссяк, горло от беспрестанных воплей саднило.

— Забирайте его и пошли, — удовлетворенная, исполненная самодовольства Белфегор проследовала к выходу. По бокам Андрея материализовалась пара добрых молодцев-чертей: уродливых, рогатых, черных как сажа, будто порожденных больным воображением средневековой инквизиции. Завопить бы — да от первобытного, животного страха отнялся язык. Андрей кинул отчаянный взгляд на Варю, ещё неистовее забился в силках…

И тут над головой вспыхнуло огромное паникадило. Даже не вспыхнуло — полыхнуло небесным огнем! Ослепительное белое сияние едва не выжгло привыкшие к темноте глаза. Незримые путы развязались, и Андрей повалился на пол, зажимая лицо руками. Спустя минуту сквозь пелену слез удалось разглядеть, как медленно и величественно открываются царские врата, являя взору Азариила: потрепанного, помятого и припорошенного снегом, но какого-то просветленного.

— Ты! — с чувством заорал Андрей. — Где тебя носило?!

Ангел оторопел от столь нелюбезного приема, но ответил, не повышая голоса:

— Меня ожидали на совете. Имею я обязанности помимо… — тут взгляд его упал на распростертое под ногами тело. Бесов к тому времени простыл и след.

— Увидимся, — содрогаясь в бессильной злобе, выплюнула Белфегор с порога — и тоже была такова.

— Что стряслось?

Андрей бухнулся перед сестрой на колени. Призрачная надежда, до сих пор теплившаяся в душе, растаяла, и внутри воцарилась горестная, безнадежная чернота. Раскрытые варины глаза остекленели, из-под проломленной головы натекла лужа крови: тонкими, вязкими нитями капли опускались с окованной металлическими уголками солеи на плитки пола.

Андрей спрятал лицо в ладонях и не выдержал. Второй смерти, второго обезображенного трупа, второго потрясения — не выдержал. Завыл. От боли рвалось сердце, боль распирала голову, боль набрасывалась голодным чудовищем и терзала, терзала, терзала. Собственное чудесное спасение в сравнении с этой болью превратилось в ничто.

Азариил присел на корточки. Андрей с трудом сдержал порыв врезать ему в зубы, выместить на блаженной физиономии свое безнадежное, отравленное злостью отчаяние. Глупая, наивная, чистая Варя! Она самоотверженно бросилась в драку — и через нее переступили, ее растоптали, раздавили. Мимоходом, как досадную помеху на пути к цели. Разве это справедливо? Ведь это не ее война! Она не должна была погибнуть вот так, уродливо и бесполезно!

— Не должна, — сочувственно согласился ангел, по обыкновению вняв чужим мыслям.

Убил бы его за смиренное сострадание, за обреченную покорность, за безропотную скорбь, которой можно было избежать! Пять минут — всего пять ничтожных минут!..

— Она правда… умерла? — робко подал голос Сергий, подходя ближе и на всякий случай прикрываясь от небритого синеглазого мужика напрестольным распятием.

Азариил не ответил. Его сощуренный, предельно серьезный взгляд устремился в незримые дали, между бровей обозначилась глубокая складка.

— Это моя вина, — изрек он наконец. — Мое промедление стоило праведнице жизни. Однако за ней еще не пришли.

С этими словами он подоткнул под варину шею ладонь: ее голова мотнулась и откинулась назад, платок окончательно сполз, пшеничные волосы сосульками слиплись от крови. Второй рукой подхватил под колени и поднял без тени напряжения, будто она ни грамма не весила. Развернулся и, не сводя горестного взгляда с бледного личика, удалился в алтарь.

Андрей хотел последовать за ним, но Сергий решительно преградил путь:

— Нельзя. Только священнику дозволено входить через царские врата, только во время службы, — тут его взгляд уперся в спину Азариила и исполнился подозрения: помятая куртка, джинсы, всклокоченные волосы, будто с рождения не причесывался, — откуда сей неприглядный тип взялся в алтаре?! С неба свалился? И выступил чинно, невозмутимо и с достоинством, как имеющий право вторгаться в святая святых!