Территория бога. Пролом - Асланьян Юрий Иванович - Страница 13

«Я пойду на паперть завтра, чтобы думать о душе! Хватит оперных театров и театров вообще…» Я собрал по карманам мелочь, оделся и пошел в ближайшую рюмочную. Взял сто граммов белой, кусочек селедочки с черным хлебом и сильно выдохнул воздух из легких, начиная обряд экзорцизма. За столиком стоял мужик сорока с лишним лет, седой, с печальным взглядом. Я только потом вспомнил, что убийцы тоже бывают с печальным взглядом. А сначала лицо показалось мне знакомым — перекинулись двумя словами, тремя, потом разговорились. Легче стало стоять, веселее — с водкой вообще жить можно, первое время. Однако время это у меня уже кончалось.

— Саша, — представился он, такой же, похоже, одиночка, как я. — Гурьянов.

Потом эта водка, это утро, эта фамилия — Гурьянов — почему-то стали напоминать мне незнакомый, далекий, горький вкус верблюжьей колючки. Речь шла о стране, которой уже не было. Или все-таки была?

Капитан Гурьянов находился в бункере командного пункта, под землей. Он следил за прямоугольными транспарантами на аппаратуре, которые высвечивали однозначные сигналы, что могли поступить в любой трагический момент.

«Поезда в этих краях шли с востока на запад и с запада на восток… А по сторонам от железной дороги в этих краях лежали великие пустынные пространства — Сары-Озеки, Серединные земли желтых степей…» — писал о тех местах великий человек.

Один кабель тянулся сюда, к бункеру, за пять тысяч километров — из Москвы, другие отсюда, как корни дерева, — к пусковым установкам ракетных шахт.

И сигнал поступил, только телефонный. Было шесть часов вечера, когда раздался зуммер: «Докладывает начальник караула. Товарищ капитан, рядовой Алексеев ушел в туалет и не вернулся».

«Е-мое!» — протянул Гурьянов. Туалет расположен рядом с караульным помещением, а вся территория шахты обнесена двухметровым металлическим ограждением, по которому идет ток в тысячу шестьсот восемьдесят вольт. Куда он делся, этот солдат? Первый в мире космодром, научная фантастика.

«В этих краях любые расстояния измерялись применительно к железной дороге, как от Гринвичского меридиана… А поезда шли с востока на запад и с запада на восток…» Так писал о казахстанских степях Чингиз Айтматов в романе «И дольше века длится день».

Бог свидетель, капитан никогда не мечтал попасть в эти края, где живут одни верблюды. Когда Герой Советского Союза, первым переплывший Свирь, произнес фразу «Вы направляетесь в Туркестанский военный округ», Александр испытал такую досаду, что командир курса не смог не заметить. И тут же раздался его сочувствующий голос, который уточнил адрес: Байконур! И город рядом, которого нет ни на одной карте Союза. Туда направляют лучших, самых лучших, самых достойных и перспективных!

Капитан Гурьянов позвонил в жилое помещение, и командир группы ответил: «Я беру машину!» Вскоре он приехал, внимательно осмотрел площадку и вокруг, но ни солдата, ни его следов не обнаружил.

Капитан хорошо помнил этого молодого воина: чуваш с бледной, невероятно бледной, как февральский снег, кожей. Белая ворона. Человек с нестроевым шагом. Кто согласится отвечать за такого солдата? Недавно командир части наорал на Гурьянова за то, что прапорщик Юрков не явился на службу вовремя: «Ты, бля, должен был спать с ним!» Капитан хлопнул в ответ дверью — он сам знал, с кем спать.

Командир группы сообщил о случившемся командиру части. Тот сразу же разослал офицеров по ближайшим железнодорожным станциям. Ведь поезда в тех краях идут «с востока на запад и с запада на восток». Но многодневные поиски рядового Алексеева никаких результатов не дали. Дважды выезжали на родину солдата — и то же самое. Как будто в космос вышел, вроде Леонова, только назад не вернулся.

Капитан Гурьянов не раз видел, как поднимаются космические корабли. С трехсот метров наблюдал, как взлетают боевые стратегические ракеты. Барабанные перепонки сдавливает так, что не знаешь, куда себя девать, — прикрываешь уши ладонями и бежишь прочь, спасая душу свою.

Железнодорожная станция называлась Тюратам, офицеры называли ее «А-тюрьма-там». Имелся в виду режим закрытого города, в котором был создан первобытный социалистический рай — с доступными квартирами, говядиной и сигаретами «Союз-Аполлон». В этом городе капитан Гурьянов жил с женой и малолетним сыном Алёшей.

И вот в громадном центре космической цивилизации офицерами части серьезно обсуждался вопрос о том, что рядовой Алексеев мог просто попасть в рабство к степным казахам — такое случалось уже не раз. («Но сказал мне полковник в папахе: в Казахстане живут и казахи…») Проверить версию быстро было трудно. И только то, что случилось на самом деле, никому в голову не пришло. Приехавшая на место комиссия обследовала караульное помещение, площадку пусковой установки и ближайшую степь. Ощущение было такое, будто эта сверхзасекреченная земля решила приобрести еще одну военную тайну.

Капитан Гурьянов любил гордые, небесные буквы «СССР» на бортах ракетоносителей и скафандрах космонавтов. Он гордился и гордится сегодня тем, что много лет содействовал сохранению ядерного паритета между великими державами. Что восемь лет провел под казахстанской землей — у кнопки, которую нажал бы не задумываясь, как только засветился бы на транспарантах приказ из Москвы. Полторы мегатонны! Великий город Нью-Йорк мог просто исчезнуть с лица земли.

Человеческую жизнь можно измерять деньгами. Можно граммами или мегатоннами. Помните, как говорил герой одного художественного фильма: «Человек может спокойно рассуждать о вероятности атомной войны, но при этом морщится от неосторожного движения бритвы парикмахера».

Прошло полгода, год. Уволились те, что были с рядовым Алексеевым в карауле. Пришло и его время. Но родители в далекой Чувашии так и не увидели сына. Вскоре специалисты приступили к демонтажу пусковых установок. И только тогда капитан Гурьянов впервые (!) увидел ее — красавицу, трехступенчатую ракету зеленого цвета. Образец аэродинамического и эстетического совершенства. Не ракета, а контейнер, начиненный дальнобойной баллистической смертью с ядерной боеголовкой.

Весной, в апреле и мае, вокруг шахт в степи зацветали желтые и красные тюльпаны. Офицеры собирали эти цветы для жен — как на «нейтральной полосе». Капитан вспоминает об этом, быть может самом счастливом, времени в жизни и безотчетно улыбается. Точнее, сегодня — майор в запасе.

Гурьянов был переведен в Подмосковье, а вскоре поехал на старое место службы — в командировку. К этому времени там завершалась разборка подъездных путей к шахте, сложенных из железобетонных плит размером полметра на метр. Когда подняли одну из них, сбоку осыпалась земля и открылась могила: в суконном солдатском одеяле находился хорошо сохранившийся человеческий скелет. При более внимательном изучении выяснилось, что кости ног и рук лежат вместе. То есть ноги предварительно отрубили и положили рядом. Таким образом уменьшили могилу, ведь копали в феврале, а делать ее надо было быстро. Рубили топором. Представляете, какая картинка могла открыться из космоса, с американского спутника-шпиона, который постоянно наблюдал за этой ракетной шахтой? Господи, что только в голову не придет! Тут же нашли военный билет погибшего — рядового Алексеева.

Сегодня Саша Гурьянов весь седой. Помните песню про отставного майора, у которого за ночь разлетается пачка сигарет? Очень похоже. И слова его горьки, как настойка из верблюжьей колючки, которую он пил в бесконечную, как степь, казахстанскую жару.

В тот февральский вечер рядовой Алексеев стоял на восьмиметровой караульной вышке. С пулеметом Калашникова, ручным. Обычно караул длился сутки, которые делились на троих. На пост поднялись начальник караула и его помощник. «Стоишь? — спросил сержант. — И еще стой. За всех троих стой». Затем последовал сильный удар кулаком — для того, вероятно, чтобы сильнее вбить в солдатскую голову мысль о праве сильного. И Алексеев полетел головой вниз, прямо во входной люк, и упал двумя метрами ниже, ударившись о металлическую площадку виском.