Святослав, князь курский (СИ) - Пахомов Николай Анатольевич - Страница 83

Когда тело Вячеслава Владимировича было погребено в церкви святой Софии, рядом с гробом его отца, а его переписанное имущество было роздано киевлянам на поминки и в церкви, было решено собрать вече. Следовало принять решение идти ли на Изяслава Черниговского или нет. Мнение бояр и веча разделилось Одни говорили, что с Изясла-вом Давыдовичем стоит заключить мир, так как он всегда поддерживал киевских князей в борьбе с Юрием Суздальским. Но большинство было за войну с Изяславом Черниговским, обвиняя его в попытке захвата ки-евского стола и в связи с Глебом Юрьевичем.

Приняв сторону большинства, Ростислав Мстиславич, поддержи-ваемый сестричем Святославом Всеволодовичем, племянником Мсти-славом Изяславичем и собственным сыном Святославом Ростислави-чем, продолжил начатый поход против черниговского князя. Однако и тот не дремал. Сославшись с Глебом Юрьевичем, заручился не только его поддержкой, но и поддержкой многих половецких ханов, уже наня-тых Глебом для отца.

Через несколько дней противники сошлись у Белой Веси и стали прощупывать друг друга, перестреливаясь из луков через реку. Рости-слав Мстиславич не обладал воинскими талантами своего старшего бра-та Изяслава, в битвах участвовал мало. Вот его и смутило большое чис-ло половцев на стороне Изяслава Черниговского. Не посоветовавшись с Мстиславом Изяславичем и Святославом Всеволодовичем, он решил не доводить дело до большой сечи и уступить Изяславу Давыдовичу Киев, а Глебу Юрьевичу — Переяславль.

Что и говорить, черниговский князь был обрадован таким решени-ем. Ведь почти без труда он становился великим князем. Святослав Все-володович, находившийся в хороших отношениях с Изяславом Давыдо-вичем, если не обрадовался такому обороту дела, то и не огорчился. Принял все как должное. А вот Мстислав Изяславич обиделся и, уходя во Владимир Волынский со всем своим войском, не преминул заметить дяде: «Да не будешь ни ты в Киеве, ни я в Переяславле владеть».

Все это северский князь узнал через несколько дней после самих событий. Узнав, подумал: «Началось! Права была княгиня, когда пред-сказала эту замятню. Не иначе, как ведунья… Теперь ухо держать надо востро, действовать неспешно. Вряд ли Изяслав Давыдович усидит на престоле, когда еще сын Мономахов, Юрий Суздальский жив. Его больше ничто не удерживает от похода на Киев. А то, что Киева он жа-ждет, то и без моей всезнающей княгини известно. Вон сколько войн уже было». И когда к нему прибыли послы от Изяслава Давыдовича с приглашением прибыть в Киев, то он, поблагодарив послов и самого Изяслава за оказанную честь, от поездки в стольный град отказался. Изяславу же отписал, чтобы тот с честью уступил киевский престол Юрию Владимировичу и держался своего Чернигова. Но тот, находясь в пылу тщеславия, совету не внял, посольства в Суздаль не послал, а упи-вался своим видимым лишь ему могуществом. Величие же Изяслава на поверку было дутым, так как половцы, не получив полона, стали Пере-яславскую землю разорять. Даже возле самого Переяславля не только села пожгли, но и церкви: Ляцкую божницу и храм Бориса и Глеба.

«Вот она, расплата за гордыню, — беспристрастно констатировал северский князь эти неутешительные для его двоюродного брата извес-тия. — Но то ли еще будет… Ведь Юрий уже выступил из Суздаля». Действительно, суздальские полки уже шагали по смоленской земле. Сначала, чтобы наказать Ростислава за киевский стол, а потом, когда стало известно, что сам Ростислав уже изгнан с престола, то уже совме-стно со смолянами на Киев. Примирение Ростислава с Юрием стоило смоленскому князю новгородского стола, где княжил Роман, его сын. Теперь новгородцы в князья себе просили сына у Юрия, и тот дал им Мстислава. Узнав, что зять лишен новгородского княжения, а его ста-рый союзник Юрий Владимирович все набирает и набирает силу, Свя-тослав Ольгович решил, что пора определяться с выбором. Однако, ду-мая не только о себе, но и о племяннике, он сослался с ним и уговорил идти на союз с Юрием.

«А простит ли? — сомневался Святослав Всеволодович, находясь с дружиной в Стародубе. — Ведь я супротив него выступал».

«Да когда то было, — приободрял племянника северский князь. — Уже все давно забылось. А кроме того, покаянную главу и меч не се-чет».

Встреча северского и суздальского князей состоялась у Синего моста, что на пути к Киеву. Отметили это событие, как и положено, пи-ром. А у Стародуба их уже встречал Святослав Всеволодович, прощен-ный Юрием по просьбе своего старого союзника и свата». Опять пиро-вали. Потом пошли к Чернигову. Черниговцы сопротивляться не стали и отдались Юрию, который тут же объявил им, что ставит над ними кня-зем Святослава Ольговича. Это важное событие также требовалось от-метить пиром. Пиршество возложили на черниговских бояр и купечест-во. Если со всех брали в меру, то двор тысяцкого Азария Чудина был опустошен полностью. И не потому, что Азарий был при князе своем в Киеве, и его владение оставалось без присмотра, а потому, что север-ский князь припомнил ему обиду пятилетней давности, когда тот искал его головы и живота. Вот и пустил на поток и разграбление весь его двор. Впрочем, не только пирами в Чернигове был занят Святослав Ольгович. Он еще раз написал своему двоюродному брату, чтобы тот оставил гордыню свою и поклонился Юрию, пока еще не поздно. Но Изяслав Давыдович опять презрел добрый совет и Киева не оставил. И только тогда, когда полки Юрия Владимировича были уже у Муровий-ска, почти под Киевом, когда уж сам суздальский князь направил ему послание с увещеванием, он сдался и покинул Киев, понимая, что пре-стола ему не удержать, так как все киевские бояре были против него. Если кто и был за него, так это митрополит Клим, остававшийся на ки-евской митрополии со времен последнего княжения Изяслава Мстисла-вича. Сила митрополита, конечно, была высока, но все же не такой, что-бы заставить киевлян возлюбить внука Святослава Ярославича против их воли. Ведь с времен Мономаха киевляне всегда тянулись к потомкам Всеволода Ярославича намного больше, чем к потомкам Святослава Ярославича.

Заняв киевский престол, Юрий Владимирович первым делом оде-лил своих сыновей землями, дав Андрею, как старшему, Вышгород, Борису — Туров и Пинск, отобранные им у Святослава Всеволодовича, Глебу — в очередной раз Переяславль, а Васильку — Поросье. Вторым делом стало удаление им митрополита Клима вновь во Владимир Во-лынский и возведение на митрополию Константина. Киевляне, не воз-любившие Константина, было взроптали, но открыто выступить побоя-лись: за Юрием была сила великая. И Суздаль, и Переяславль, и Новго-род, и Севера, и Чернигов, и Галич. Только Полоцкое княжество держа-лось стороной, да еще Смоленск и Волынь, находившиеся в руках Мстиславичей и Изяславичей. Впрочем, Юрий хоть и простил племян-ников своих и их детей, но житья спокойного им не давал: то из одного города изгонит, то из другого. Больше всех почему-то доставалось старшему сыну покойного Изяслава Мстиславича, Мстиславу, князю храброму и смелому.

Святослав Ольгович, возвратясь с племянником из Чернигова в Новгород, старался со всеми жить в мире, тихо радуясь тому, что кня-жество потихоньку крепнет, обрастает людьми и новыми весями, что дети растут. Радовало и то, что степные разбойники половцы его земли обходили стороной, совершая свои набеги то на Переяславль, то на По-росье. Возможно, считали, что после их прежних набегов на Попселье и Посемье, там брать было уже нечего. Если что и беспокоило северского князя, так это необходимость думать об выделении самостоятельного удела сыну Олегу. Молодому князю уже шел двадцать третий год и, несмотря на то, что детей ему и Елене Юрьевне Бог все не давал и не давал, отдельный удел ему уже требовался. Ведь был же собственный удел у племянника Святослава, а Олег чем его хуже… Поэтому, когда от черниговского князя вновь пришло послание с просьбой о совмест-ном выступлении против Юрия, увязшего в спорах с племянниками, то Святослав ответил ему следующее: «Мы столько лет с великим нашим трудом и вредом для себя искали покоя, но не имели. Ныне же, получив, наконец, долгожданный покой, должны сами вместе со всеми нашими подданными благодарить Бога за это. Так почему ты, желая начать вой-ну, хочешь не только сам лишиться этого покоя, но и обречь меня на это лишение. Я же не желаю разорения вотчин наших. Мы оба должны пре-достерегать и отвращать всякую опасность, а не кликать беду на себя».