Святослав, князь курский (СИ) - Пахомов Николай Анатольевич - Страница 67

Влас Ильин не успел окончить свою речь, как собравшаяся толпа курян разразилась гулом одобрения.

— Мудро сказано, — усмехнулся невесело Мстислав Изяславич, не-смотря на свой юный возраст поняв жгучее желание горожан спасти не столько свои жизни, сколько свой град. — Самому царю Соломону так бы не сказать… Да Бог с вами, живите. Ежели снова к вам приду с си-лой, то встретьте меня так же, как приготовились встречать Глеба. А я пока пойду в Киев к родителю… призывал к себе…

— Слава-а-а! — взорвалось вече радостным криком. — Слава нашему молодому, но мудрому князю!

Взяв своих людей, недобрыми взорами буравивших курян, Мсти-слав Изяславич поспешил покинуть Курск, а уже к вечеру следующего дня у его врат появились дружины Святослава Ольговича и Глеба Юрь-евича. Город, не подвергаясь разрушению, передался под руку Глеба Юрьевича, но посадником в нем вновь был поставлен боярин Влас Иль-ин, узнавший в тот же день лично от князя Святослава о смерти своего старшего брата.

«Царство небесное брату-ратоборцу, — перекрестился Влас истово. — Пусть земля ему будет пухом», — тут же, совсем как язычник, добавил он. Традиция! Ничего с ней не поделаешь, ее ни княжеским словом не отменишь, ни церковной анафемой не убьешь.

В опочивальне черниговского князя сидели двое: сам князь Влади-мир Давыдович и его брат Изяслав. Оба в легкой, но богатой одежде. На столе серебряный кувшин с узким горлышком и серебряные чары для вина, легкие закуски и заедки.

— Святослав с каждым днем все больше и больше в силе — по-видимому, продолжая давно начатый разговор, произнес Изяслав между несколькими глотками вина. — Все Вятичи под себя подмял… Мои по-садники бежали оттуда сломя голову.

— Знаю, — поморщился как от зубной скорби Владимир, — знаю.

— Да что там Вятичи, — продолжил Изяслав раздражительно. — Он уже и к северской земле подбирается. Слышно, Курск у Мстислава ото-брал… и другие посемские городки…

— Отобрал, но не себе, а союзнику своему, князю Глебу, сыну суз-дальского князя, — уточнив, поправил брата Владимир.

— Суть-то едина, — тут же отреагировал на реплику старшего брата Изяслав, — хоть совой об пень, хоть пнем по сове… Суть в том, что Святослав, братец наш двоюродный, чтоб ему пусто было, ныне в силе. К тому же племянничек его, Святослав Всеволодович, о котором мы с тобой так радели, как мне сказывали сведущие люди, уже с ним зами-рился. И не только замирился, но и посредничество свое в замирении с великим князем предлагает…

— И про то знаю, — взглянув пристально на младшего брата, молвил Владимир Давыдович. — К чему все эти речи?

— А к тому, брат, — оживился Изяслав, — что не пора ли нам о мире со Святославом подумать?..

— Тяжело будет… Столько бед мы ему принесли… — не отвергая мысли младшего Давыдовича, осторожно обронил свои опасения стар-ший.

— Ничего, — был более оптимистичен Изяслав. — Как пообещаем ему помощь в борьбе с Изяславом Мстиславичем, так о многом забудет. Только владения Игоря, перешедшие к нам, за нами должны остаться. Иначе какой смысл будет?..

— Со Святославом решить дело хоть трудно, но можно, — продол-жил Владимир, — но как быть с великим князем? Ведь не простит он нам предательства…

— А его надо как-нибудь хитростью к нам сюда заманить, да и схватить, а Игоря Ольговича снова на престол возвести…

— Брат! — укоризненно молвил Владимир. — Опомнись! Мыслимое ли дело затеваешь?! Ведь такого еще не было на Руси. Одно дело — бо-роться за великий стол, другое…

— А что?! — загораясь только что высказанной им идеей, перебив брата, стал развивать далее свою мысль Изяслав. — Схватим Изяслава Мстиславича — и в узилище. Игоря же — на киевский стол! Он в благо-дарность нам новые уделы и земли подарит! Первыми князьями на Руси станем!

— Мы и так не последние, — перебил его Владимир. — Слово о мире со Святославом поддерживаю, а о кознях против великого князя даже слушать больше не желаю! И ты поосторожнее бы, брат, с такими реча-ми — говорят, что и у стен уши имеются…

После этого оба черниговских князя на долгое время замолчали, неспешно и сосредоточенно попивая вино, словно ничего более важно-го, кроме данного занятия, у них не было. Они молчали, но мысли, са-мые разные мысли, большей частью тревожные, беспокойные, изматы-вающие душу, не покидали их склоненные головы.

Святослав Ольгович был в Курске, когда ему доложили, что при-были послы от братьев его двоюродных, Давыдовичей.

— С ними еще Андрей Ростиславич, князь елецкий, внук Яросла-вов… — уточнил дворцовый гридень Славша.

— С чем пожаловали черниговские послы? — недовольным тоном перебил гридня Святослав.

— Мир предлагают.

— Мир — это хорошо, — подобрел голосом князь. — Зовите. Послу-шаем. А князь елецкий с чем пожаловал? — поинтересовался он.

— С тем же… Посредник…

— И его зовите. Миром любое дело решать проще…

Когда Изяслав Мстиславич, находившийся со своей дружиной под Нежатиным, узнал от тысяцкого Улеба о примирении Давыдовичей со Святославом Ольговичем и о коварном плане Изяслава Давыдовича ос-вободить Игоря из узилища, он тут же послал гонцов в Киев к брату Владимиру. Ибо тот в отсутствие самого Изяслава восседал наместни-ком на киевском престоле. В послании великий киевский князь излагал тревожные известия и приказывал усилить охрану узника и схимника Игоря.

Юный Владимир Мстиславич, которому только-только исполни-лось пятнадцать лет, призвал к себе митрополита Клима и тысяцкого Лазаря, чтобы посоветоваться с ними, как быть дальше.

— Надо собрать вече и объявить на нем о кознях Давыдовичей, — тут же предложил Лазарь. — И как вече решит, так тому и быть!

— Но это же явная смерть князю Игорю, — недовольно поморщился митрополит, предвидевший разворот последующих событий в Киеве и не желавший кровопролития. — Народ наш, что младенец — его всегда к огню тянет или голову кому-нибудь оторвать! Кроме того, Игорь уже не светлый князь, а смиренный чернец, инок киевской обители святого Феодора… К тому же под надежной охраной.

Но тысяцкого Лазаря, искавшего любой повод, чтобы отомстить Ольговичам за смерть сына Андрея, не так просто было сбить с его за-думки.

— Владыка! — молвил он язвительно. — При князе Изяславе Яросла-виче в Киеве был также один князь в узилище, Всеслав Полоцкий… Вот и случилось тогда так, что ему удалось освободиться из заточения и сесть на престол! А потом Киеву было великое разорение… Ныне Игорь главный злодей князя Изяслава Мстиславича, главная опасность! Он — это живой символ власти и права на киевский престол, это стяг, под ко-торый собираются все приверженцы! Не станет символа, не станет стяга — и собираться, и зариться на киевский великий стол уже будет некому! Верно, Владимир Мстиславич?

— Верно! — сказал князь Владимир, так как с доводами тысяцкого юному и малоопытному князю трудно было спорить.

— Если кровь прольется, то она падет на ваши головы, — как бы от-страняясь от обоих собеседников вытянутыми вперед ладонями, про-молвил митрополит. — Я же умываю руки.

«Ишь ты, «я умываю руки», — отметил про себя князь Владимир, — ну, совсем как Понтий Пилат,[114] когда вынес приговор Христу». Однако вслух ничего не сказал.

Вече было объявлено и тот час же собрано пред стенами Святой Софии. Нарочные великого князя Добрынко и Рагуил попеременно за-чли княжеское послание киевлянам, призывая их всех, от мала до вели-ка, вооружаться, собираться в десятки и сотни, и идти комонно, пеше или же в ладьях на Чернигов в помощь великому князю. Как и предпо-лагал митрополит Клим, киевляне не только пожелали идти в ополче-ние, но и тут же на вече приняли решение о казни Игоря Ольговича. Возможно, для принятия такого решения «подсуетился» тысяцкий через своих поверенных и клевретов, но также нельзя было исключать и то обстоятельство, что слишком много киевлян имело собственный «зуб» на Ольговича за поруганную честь жен и дочерей. Толпа разъяренных горожан ворвалась в обитель Феодора и вытащила Игоря из церкви, где он молился, прося у Господа прощения и защиты. Сорвав иноческие одежды, повели его нагого и униженного на городскую бойню, чтобы там предать позорной смерти. Игорь умолял горожан отпустить его, не убивать, но те только зло надсмехались над его мольбами.