Шемячичъ (СИ) - Пахомов Николай Анатольевич - Страница 39

— Ну, это уже ни в какие ворота, — развел руками сочинитель. — Точно «обдолбанный» или сумасшедший. Такого раньше отродясь не случалось!

— Раньше много чего не случалось, — снисходительно-назидательным тоном произнес Дремов, после минутного смущения уже обретший прежний уверенный тон. И продолжил: — Оказывается, вор, упущенный постовыми, взобравшись на крышу одной из высоток, полтора часа наблюдал оттуда, посмеиваясь, за полицейской беготней. Когда наряды полиции, устав гоняться за призраком, покинули поселок КТК, он спустился на один из этажей и проник в квартиру, где дремал хозяин-пенсионер. В коридоре нашел куртку и сумку с документами на автомобиль и ключи от этого автомобиля. Неспешно спустился вниз, отыскал у подъезда по электронному сигналу нужное авто, сел в него и укатил на территорию первого отдела полиции. И там не залег на «дно», как стоило ожидать, а снова начал бомбить квартиры.

— Точно — сумасшедший! — вновь не сдержал эмоций сочинитель. — А ваш бегун? Что с ним? — вернул он разговор к первому подозреваемому.

— Нашли мы его. В подвале. Правда, не сразу, но нашли. Сначала вышли на дедка одного, приютившего вора. Потом этого дедка пришлось колоть по всем ментовско-полицейским нормам и статьям, чтобы добиться от него правдивого слова. Похлестче партизана на «раскол» был дедок. Тугой был… ох, тугой, — в голосе Алексея Ивановича поневоле прозвучало уважение к дедку. — Только когда я на него, осерчав «до невозможности», как говаривал Жиглов в известном фильме, наехал, заявив, что он убийцу прячет, поддался: «Ну, тады ладно…».

Тут Дремов вновь, как заядлый артист, в лицах показал, как он «колол» дедка. И как тот, будучи «прижат к стенке» научно-техническими достижениями, согласился, наконец, показать схрон. Это вызвало едва ли не гомерический смех сочинителя.

— Тебе вот смешно, — нисколько не обиделся рассказчик. — А мне тогда было не до смеха. Весь день на ногах, куча нераскрытых преступлений, неудача за неудачей, а тут еще старый сморчок, возомнивший себя партизаном…

— Извините уж великодушно, — сгоняя остатки смеха, покаялся сочинитель. — Но если бы видели себя со стороны, Алексей Иванович, честное слово, тоже бы не удержались…

— Ладно, проехали, — сделал отмашку Дремов. — И хорош выкать! Мы тут вдвоем, а не перед личным составом… Нечего гнилых интеллигентов, как говорил Ленин, корчить.

— Извините, привычка, — смутился сочинитель. — Но мне так удобнее…

— Ну, как хочешь, — хмыкнул Алексей Иванович и продолжил: — Когда нашли и доставили в отдел нашего «бегунка» Степана, стали «колоть». Только «колоться» он и не думал. Уперся, как бык: «Я — не я, и хата не моя». Раньше бы его по рогам — и поплыл бы как миленький! Нынче — это себе дороже… Потому нервами исходим, а он, гад, ни подельника не называет, ни собственной вины не признает. А, главное, ни одной зацепки, чтобы его прижать! Электронный маячок к делу-то не приложишь… Ни одной вещи с обчищенных квартир! И мобильник успел в последний момент разобрать по запчастям и куда-то забросить — допер, видать, что по нему следили. Телек на досуге тоже смотрит… — дернул нервно тугими желваками.

— Телек — это как водка: все морщатся, но никто не отказывается, — ввернул сочинитель, соглашаясь с рассказчиком. Тот взглянул с интересом, видно фраза понравилась, и снова за суть дела:

— Ситуация — хуже не придумаешь. Час-другой — и надо задержанного отпускать да еще и извиняться. Предъявить-то ему фактически нечего…

— Да… — посочувствовал ветеран-слушатель.

— И тут, на наше счастье, на территории первого отдела, куда были стянуты после первой квартирной кражи все полицейские наряды, на очередной квартире задерживают подельника доставленного нами «молчуна»…

Заметив, что сочинитель ждет пояснений по факту задержания второго фигуранта криминальной эпопеи, Дремов мгновенно перестраивается.

— Второй, назовем его Романом для ясности, угнав с КТК «Жигуленка», как я уже говорил, прорвался на территорию первого отдела и с ходу «замочил» квартирную кражу. Когда убегал из квартиры, то в дверях столкнулся с хозяйкой. Та, опомнившись, заяву полицию. Так, мол, и так… В отделе полиции опера не пальцем ляпанные… Прикинули, что к чему — поняли, что тот самый злодей, который квартиры на КТК бомбил. Операцию «Сирена» ввели. Правда она ничего не дала, хотя сил туда нагнали — мама, не горюй! Но вор Рома в это время ломится в следующую квартиру. И тут счастье его бандитское кончилось… — расцвел в довольной улыбке Дремов. — От соседки домой вернулась хозяйка, которая, почувствовав в своей квартире чужого, соображала быстрее других: ключ из кармана — и дверь на замок. Потом за мобильник — и в полицию. Словом, Рому взяли без лишней пыли…

— Колонулся? — перебив, поинтересовался сочинитель.

— Еще бы не колонуться, когда на нем куртка ворованная. А в ней — документы, ключи от угнанной машины… — самодовольно ухмыльнулся заместитель начальника отдела. — Так зароманил, что тебе и не снилось.

— А ваш бегунок… Степан? — улыбнулся дремовскому каламбуру ветеран.

— И наш Степа — заноза в попе, — подпустил тот очередную руладу, нажимая на шипящие, — узнав, что Рома, у которого не все дома, взят, потек, как ржавый дуршлаг. Только успевай записывать… Наперегонки показывали, где прятали похищенное имущество: и в подвалах, и в металлических контейнерах на свалках, и даже на крышах киосков. У продавцов, когда мы с крыш их киосков снимали пакеты с золотишком, глаза на лоб лезли! Более десятка квартир пробомбили…

Заместитель начальника отдела с такой легкостью выдавал словесные перлы, подтверждая сложившееся о нем мнение ходячего острослова и зубоскала, что сочинитель поневоле заулыбался им. Ему, сочинителю, до такого мастерства шагать и шагать…

— А знаешь, что самое поразительное во всей этой криминальной свистопляске? — вдруг посерьезнел опер.

— Что? — не стал мудрить с вопросом ветеран-слушатель.

— А то, что и Рома, и Степа — дети воронежских оперов… Я Рому спрашиваю: «Как же ты, имея отца-мента, до такой жизни докатился?» А он мне: «У тебя сын есть?» — «Есть», — отвечаю. — «А ты его много видишь?!» Тут я задумался: сына действительно не вижу, пропадая целыми днями, а то и сутками на работе. А он мне: «Вот то-то…»

В голосе Дремова звучали уже не ирония, не сарказм, не насмешка, а грусть и тревога. Ибо, спасая и оберегая от бед чужих, при такой бешеной, изматывающей работе, как у оперов, как бы своих близких не утерять…

Повисшую паузу нарушил сочинитель, решивший поставить последнюю точку в этом криминальном сюжете:

— Наверное, приказ о поощрении был?

И лукаво прищурился, зная, как любят «верхи» поощрять сотрудников на «земле».

— Конечно, — тут же вернулся Дремов к прежнему насмешливому тону. — Шефу и начальнику розыска прежние выговора сняли. А обо мне, слава богу, даже не вспомнили. И хорошо: а то бы сначала взыскание вкатили, о котором прямо намекали, а потом бы его и сняли. Чтобы и волки были сыты, и овцы целы…

— Разве такое бывает? — усомнился ветеран уже не понарошку, а всерьез.

В его времена такого, чтобы в один день и приказ о наказании, и приказ о снятии наказания сотруднику, не практиковалось. Но все течет, все изменяется…

— Сейчас все бывает, — заверил Дремов, взглянув на часы. — Однако мы заговорились…

— Что ж, спасибо за интересную беседу, — встал сочинитель. — Может быть, где-то использую… Правда, сейчас я пишу все больше на исторические темы… О князьях курских да воеводах…

— Что-то слышал… — придержал его репликой заместитель начальника. — Опера говорили, что из-за этого даже розыскника Письменного достаешь…

— Есть малость, — в тон полицейскому начальнику отозвался сочинитель. — Думаю опять к нему зайти…

— Не стоит.

— Почему?

— Да укатил он в Воронеж других подельников Ромы-истомы и Степана-басурмана задерживать.

— Жаль.

— Да ты не жалей, а в другой раз приходи. А сегодня, раз имеешь желание общаться с операми, лучше к заместителю начальник отделения уголовного розыска, Кутыкину, загляни. Ему присвоено звание «подполковника полиции». Вот и поздравь его.