Следствием установлено (СИ) - Пахомов Николай Анатольевич - Страница 8

Перепуганная до полусмерти старушка-сторож выпустила его, а сама потом еще долго, крестясь, рассказывала соседкам о чудном воскрешении неизвестного мужчины. А Макарычу опять хоть бы хны, он и ухом не ведет.

Были на его «счету» и более мелкие чудачества, о которых знали многие сотрудники. Так, работая участковым инспектором, а точнее, участковым уполномоченным (был период, когда участковых инспекторов уполномоченными величали) в Курском РОВД, чтобы иметь показатели по одной из линий работы, а конкретно, по борьбе с антисанитарией и сорными растениями в жилых массивах, он составил административный протокол на собственную жену.

«Ну, Макарыч, ты и даешь! — зубоскалили коллеги. — Если так дальше пойдет, то и себя когда-нибудь арестуешь и на пятнадцать суток отправишь, а то — прямо в тюрьму!..».

«А что, — вполне серьезно отвечал на это невозмутимый Макарыч, — пусть не сорит и сорняки своевременно убирает».

Успел он отличиться и в ОМ-6. Как-то осенней ночью, один из заместителей начальника городского УВД, чтобы проверить бдительность дежурного наряда, тайно проник на территорию отдела, завел дежурный автомобиль и отъехал на нем за угол здания. Сонин, дежуривший в ту злополучную ночь, хоть и с опозданием, но заметил это и тут же на всю область дал «циркуляр» об угоне служебного милицейского автомобиля этим не в меру выслуживающимся заместителем, чем привел сначала в недоумение, а потом в смех всю милицию, а сам получил очередной выговоряшник.

Вот такую славу имел оперативный дежурный Сонин, с которым постоянно происходили курьезы и ЧП и которого распекал теперь рассерженный начальник отдела.

Было понятно, что дежурный пытается оправдаться, так как Павлов некоторое время молчал, слегка отстранив телефонную трубку от уха. Потом произнес:

— Оправдываться будешь потом, у меня в кабинете. А пока немедленно очистите от посторонних здание отдела!

Отчитав оперативного дежурного, спросил Паромова, не получил ли тот материалы по фирме «Слово и дело».

— Нет, — сразу же отозвался Паромов. И добавил, не скрывая возмущения: — Сколько еще можно, и так более двух десятков и почти все с лицами. Одни романе-цыгане чего стоят, — кивнул он в сторону чуть притихшей Ивашевич. — Сплошная головная боль и расстройство нервной системы! Только за работу с ними одними надо, как на вредном производстве, молоко выдавать…

Во времена, когда начальником Промышленного РОВД был полковник милиции Воробьев Михаил Егоро-вич, ни он, Паромов, ни кто-либо иной вот так запросто перечить начальнику не посмел бы. Даже на ум им бы такое не пришло… Но время менялось, и требования субординации изменялись в духе времени, становились демократичнее что ли, а то и, вообще, анархичнее.

— Ничего, одним делом больше, одним меньше, — скривил губы в легкой усмешке Павлов, — тем более что там пока без лиц.

— А без лиц еще хуже, чем с лицами, — не сдавался Паромов. — С лицами — хоть результат можно увидеть, а без лиц — одно перелопачивание бумаги и пустая трата времени…

— И нервов, — вновь усмехнувшись, добавил Карих, словно на него в это утро напал словесно-ёрнический зуд.

— Вот ты и найди этих лиц, и привлеки их в соответ-ствии с законом! А с лицами — любой дурак сможет… — пропустив реплику Карих мимо ушей, сказал Павлов с чуть заметным раздражением — ему явно не понравился тон следователя. Однако дать волю гневу и учинить «разнос» подчиненному при посторонних он не позволил, хоть и у него нервы были не железные, развернулся и ушел.

Как только дверь за ним захлопнулась, Ивашевич, какое-то время молчавшая в присутствии начальника отдела, словно очнувшись, приступила вновь канючить, но уже без поддержки из коридора: нахлобучка Павлова возымела действие — Сонин удалил из здания расшумевшихся цыган.

— Я буду жаловаться, — возмущалась Ивашевич, — я до самого главного прокурора дойду, я на тебя управу найду. Не думайте, что если цыганка, то совсем дура и ничего не знает, не понимает… Да я…

— Слушайте, Ивашевич, ухватился за предпоследнюю реплику потерпевшей Паромов, чтобы хоть как-то отделаться от назойливой и настырной цыганки. — А ведь вы правы: только прокурор сможет вам помочь. Адрес прокуратуры знаете, или вам его назвать?..

— Знаю.

— Вот и хорошо. А теперь идите с богом. Дело я как-нибудь уже без вас окончу и направлю в суд. А об ознакомлении с материалами дела уведомлю в официальном порядке, по почте. И вам решать: приходить сюда и читать его, или не приходить и не знакомиться. Закон в данном случае, к вашему сведению, позволяет так поступать.

Отправляя потерпевшую к прокурору, Паромов применял недозволенный прием: прокурор не любил, как, впрочем, и все высокие чины, будь то прокурорские, милицейские, партийные либо административно-распорядительные и государственные, когда жалобщиков вот так запросто отфутболивали к нему, и тем более, если это делали следователи. Но лучше было вынести прокурорский разнос, чем бесконечное канючинье Розы Ивановны.

Затараторив что-то по-цыгански, по-видимому, не очень лестное по отношению к следователю, Ивашевич покинула кабинет.

— Фу! — облегченно выдохнул Паромов, — можно чуток расслабиться. Ну что за тупой народ — мертвого из себя выведут. — Посетовал он на непонятливость ушедшей потерпевшей.

— Не скажи, не скажи, — не согласился с ним Карих, — это они только нам «дурку» включают: «Не знаю, не понимаю…» — а на рынке или в ином другом месте они тебя враз обставят; и моргнуть не успеешь, как в дураках окажешься»!

Расслабиться на этот раз старшему следователю не довелось: пришел начальник СО Махов и подал новое дело.

— Изучи, возбуди и приступай к расследованию. — Был как всегда лаконичен и краток Махов. — Интересное будет дело, уж поверь мне.

— Хоть поверьте, хоть проверьте, — засмеявшись, пропел Карих строки из популярной детской песенки.

— Вот-вот, — улыбнулся Махов. — С песней оно и работается лучше, не зря же поется, что «нам песня строить и жить помогает…»!

— «С песней весело шагать по просторам», — тут же подхватил Карих, на ходу переделывая песенную строфу на свой лад, — и папашу проще бить, если хором!..

— Кстати о хоре, — скривил уголки губ в иронической усмешке начальник следственного отделения, — в областном УВД намечается смотр художественной самодеятельности, так не желаете ли блеснуть?

— Нет, нет, нет! — дружно ответили следователи. — Уж лучше с жуликами возиться… привычней, по крайней мере…

— Я если и умею на чем-то играть, то только на нервах, — добавил Карих, сияя белозубой улыбкой.

— А я уже свое в сводном милицейском хоре отпел, — напомнил своему начальнику Паромов, — и, кажется, вместе с тобой, шеф. Помнишь, как замполит Проворный еще в Промышленном РОВД нас в драмтеатр на сцену загнал петь «Наша служба и опасна, и трудна»? То ли под день, то ли в день милиции… А народу полный зал… А слов никто не знает… Позори-ще!

— Как же, — вспомнил и Махов ту несуразную ситуа-цию и стал рассказывать об этом Карих под смех и шуточки.

Только Паромову что-то не хотелось улыбаться, ему было не до песен и шуток — новое дело красноречиво напоминало о новых заботах и волнениях.

Остаток дня прошел в соответствии с ранее запланированными мероприятиями: Паромов почти без отдыха, только смоля одну за другой сигареты, отчего кабинет погрузился к неудовольствию некурящего Карих в сизую дымку. И только после 18 часов, когда можно было оканчивать трудовой день и отправляться домой, чего в милиции по древней традиции никогда не делалось, так как постоянно не хватало времени, старший следователь приступил к изучению полученного материала.

Первое, что понял Паромов, это было то, что дочерняя фирма «Слово и дело» состояла из тех же самых сотрудников, что и основная, так сказать, материнская организация КГСС, на тех же самых должностях, с теми же самыми производственно-служебными обязанностями, но уже с новой и другой зарплатой. Дочерняя фирма брала у материнской стройматериалы как бы в кредит с небольшой наценкой, не платя реальных денег, лишь совершив необходимую операцию с документами, тут же «накручивала 15–20, а то и все 30 процентов стоимости. И сбывала их по уже своей «вновь образованной» цене потребителям или же еще одним перекупщикам. Полученный таким образом «навар» делился между членами «Слово и дело», перепадало и руководству КГСС.