Следствием установлено (СИ) - Пахомов Николай Анатольевич - Страница 37

— Хорош дрыхнуть, — вместо приветствия чуть грубовато пробасил голос Дремова их динамика телефона. — Трупяшник у тебя… на площадке для отходов мусора у общежития по улице Дружбы. Так что трубы трубят, в поход зовут, оставь сон для пенсии, ноги в руки — и на место происшествия. Аллюр три кре-ста!

— А я и не сплю, — вставил Демин в пику начальнику, так как чувствовалось, что Дремова самого только-только разбудили, что он еще не отошел от сна, а потому зол на весь мир.

— Тем лучше для тебя, торопись. Я тоже туда сейчас подойду…

— А что за труп? Может, и не криминальный? — скорее по оперской привычке уточнять информацию, чем с надеждой об отсутствии криминала, переспросил Демин.

— Самый что ни на есть криминальный, — пробасил телефон голосом Дремова. — В ковре… с голубой каемочкой, — уточнил с грубоватым юмором. — Впрочем, сам на месте во всем разберешься. Нечего лясы попусту точить. Действуй!

— А оперов с зоны «поднимать»?

— Не твоя печаль — дежурный, кого надо, всех «поднимет». Дуй на место происшествия.

Демин хотел еще спросить: чей труп, мужчины или женщины, но начальник розыска уже отключил связь, перезванивать и вновь отрывать время у начальства как-то не хотелось. «Сам на месте разберусь», — решил он.

Быстро одевшись и закрепив наплечную кобуру с пи-столетом; на бегу, без смака, обжигаясь, проглотил чашку чая. Все! Труба зовет! Надо на место происшествия спешить — время дорого, тут и оперативные дела подождут, никуда не денутся из сейфа. А проверяющим, в любом случае, всегда не угодишь. Так что одним замечанием больше, одним меньше — без разницы.

Прежде, чем стать сначала просто оперуполномочен-ным, а через полгода и старшим оперуполномоченным уголовного розыска, Демин несколько лет «оттянул лямку» участкового уполномоченного все того же седьмого отдела милиции, куда пришел после окончания юридического факультета КГТУ. Впрочем, понятие «оттянул лямку», тут не вполне корректное: Демин полюбил работу участкового милиционера. А ко всем сопутствующим основной работе помехам относился по-философски: и не такое было, но прошло, и это пройдет. Возможно, именно поэтому, работалось легко, без напряга, что замечали не только его бли-жайшие собратья-участковые, но и руководители служб.

«А не желаешь ли к нам, в опера? — проверив ведение документации на участковом пункте милиции, спросил майор Дремов, начальник уголовного розыска и ответ-ственный от руководства на текущие сутки. — Смотрю, все у тебя в порядке… и с бумагами… и с исполнительской дисциплиной. Все разрешено в сроки, без волокиты, причем качественно, как мне кажется. Да и глаз, вижу, — взглянул в упор начальник угро быстро и оценивающе своими черными, цигановатыми глазами, — имеешь веселый, с «бесенятами» и с язвинкой, явно наш, оперский, по всем статьям подходящий».

Пока он, старший участковый уполномоченный Демин Евгений Станиславович, прикидывал, как лучше ответить проверяющему: пожав плечами, «глубокомысленно» промолчать, не сказав ни «да», ни «нет», мол, смотрите сами — вы руководство, потому вам виднее; отделаться ли шутливой фразой, что каждому овощу — свое время и место; или же дать предварительное, впрочем, ни к чему не обязывающее согласие, — Дремов продолжал агитацию.

«Работа участкового, ясное дело, нужная и важная. Сам когда-то был и постовым и участковым, — басовито и с напором говорил Дремов. — Но романтика от них ушла почти полностью. Осталась одна повседневщина, серая и бесконечная. А вот в розыске романтика еще осталась. Правда, не такая, какая была раньше, лет так двадцать-тридцать назад, но все же… А знаешь ли ты, как о нашей работе, работе сыскарей, еще Петр Первый сказал»? — «Как-то не доводилось», — честно признался тогда Демин, успев вставить в напористый монолог «начальства» короткую фразу. — «Тогда послушай, — назидательно продолжил Дремов, — Петр Первый сказал: «Сыск есть ремесло окаянное, и для занятия сим тяжким и скорбным делом потребны люди здоровьем крепкие, духом твердые, нравом лихие, но зла не творя-щие». Чувствуешь, — повторил с прежним нажимом, — «нравом лихие, но зла не творящие». Словом, как ты, — для прочей убедительности довольно болезненно ткнул Дремов своим указательным пальцем ему, старшему участковому, в грудь. — Так что, не только думай, но и соображай. Ведь голова тебе дана не только для того, чтобы фуражку милицейскую на ней носить, но и соображать».

Потом были уже более конкретные разговоры, которые и предрешили его дальнейшую судьбу. Коллеги участковые, узнав, что он переходит на службу в уголовный розыск, советовали подумать. «Не спеши, — говорили они со знанием дела. — Там по-прежнему, как во времена то ли развитого социализма, то ли социалистического застоя, день не нормирован: от темна и до темна пашут… к тому же без выходных. А у нас, слава Богу, и рабочий день стал нормированным, и два выходных — совсем не шутка. Да и от глаз начальства разного вдали находимся, сами себе да совести собственной подконтрольны только, что совсем не маловажно во все времена. Некому каждый шаг да каждый вздох контролировать. А что романтики мало, то пусть бы ее и совсем не было — проще жить без романтики. Главное, чтобы работы было меньше, а деньги вовремя за службу платили, да, желательно, побольше, побольше».

Аргументы коллег были железобетонные. Он и сам обо всем этом не хуже их знал, ежедневно общаясь с операми, вечно куда-то спешащими, вечно неуспевающими, вечно нервными и взмыленными. Участковые уполномоченные со времен перестройки, когда от них ушли в небытие и борьба с тунеядством, и борьба с рецидивом, и профилактика правонарушений и преступлений, и борьба с алкоголизмом, жили повольготнее. Впрочем, и тут своих заморочек хватало. Но, все-таки, их было не столько, сколько у оперов, несших на себе основной груз по борьбе с тяжкими и особо тяжкими видами преступлений.

И хотя русская пословица гласит, что «рыба ищет, где глубже, а человек — где лучше», Демин пошел искать остатки романтики там, где было труднее. И теперь делал это ежедневно с раннего утра и до позднего вечера к явному неудовольствию супруги, привыкшей за время его деятельности в качестве участкового к совместному провождению выходных, к походам в кино и театр или просто в гости к родственникам. Теперь о таком можно было лишь помечтать да повспоминать. Возможно, из-за этого участились размолвки с супругой. Порой к концу рабочего дня, а он, рабочий день, как правило, оканчивался почти всегда к 22–23 часам, уставал «до чертиков», но оперского форса и «лихого нрава» не терял. Держал марку и традицию настоящего опера, заложенную его коллегами еще в далеких шестидесятых годах двадцатого века, когда был образован Промышленный РОВД и подразделение уголовного розыска при нем, приемниками которых в середине девяностых стал ОМ-7 и его ОУР. Но в те времена все службы так работали, таков был стиль руководства и общей организации труда. Партия говорила: «Надо!» — «Есть!» — отвечал народ, взяв под козырек. И хоть те времена давно уже канули в Лету, и мало осталось в живых ветеранов сыска тех лет, но традиция работать «от темна и до темна» в уголовном розыске осталась жива и переживет, по-видимому, еще не одно поколение оперов.

Когда старший оперуполномоченный прибыл на место происшествия, то там уже находилась отделовская опергруппа: его коллега и сосед по кабинету капитан милиции Морозов Александр, участковый уполномоченный Ветров Кирилл, эксперт-криминалист Носов Виктор да следователь Воробьева Ирина, которая в данном случае выступала скорее как охранник места происшествия, а не как специалист по профилю. Ведь расследование убийств — это ком-петенция прокурорских следаков, а не милицейских, по-этому к осмотру места преступления или, точнее, места происшествия, что более верно с процессуальной точки зрения, и, соответственно, к составлению протокола она не приступала. Прибыла же сюда вместе со всеми, как того требовала инструкция о выезде на место происшествия следственно-оперативной группы. А то, что написано на Руси пером, того не вырубить и топором — известная аксиома. Положено — и прибыли все, кому положено. Стояли, молчаливо переминались с ноги на ногу, поеживались от утреннего морозца. Хмурились. Эксперт-криминалист сигаретой попыхивал — хоть для здоровья и вредно, да вроде делом каким-никаким занят. Криминалисту что, он, как и следователь Воробьева, хоть и на стульях, но немного вздремнули в своих служебных кабинетах, а вот оперу Морозову и участковому Ветрову, всю ночь выезжавшим для разбора семейных склок и скандалов, и на минуту не удалось смежить век. И теперь они оба были хмуры, раздражительны и молчаливы.