Время бусово (СИ) - Пахомов Николай Анатольевич - Страница 98

Вместе с обезумившими от страха овцами, спешившими как можно быстрее покинуть страшное место и вырваться на свободу, вожак, уже не обращая на них никакого внимания, прошмыгнул мимо Бродича и его сына.

В создавшейся сутолоке, чтобы не убить случайно последних овец, Бродич и Ярун были вынуждены выпустить вожака и еще одного волка.

«Хитер, серый, — с уважением подумал о вожаке старый охотник, начиная потихоньку остывать от окончившегося сражения. — Что ни говори — хитер!»

— Как ты? — спросил он Яруна, так как видел, что тому нелегко приходилось, отбиваясь сразу от нескольких зверей. Кроме того, как любой отец, он переживал за сына: не поранен ли?

— Вроде, все в порядке, батя, — переводя дух, отозвался Ярун. — А ты сам как?

— А что со мной случится? — вопросом на вопрос ответил Бродич. — Со мной ничего, а вот овец наших, почитай, и половины не осталось… Изрядно напакостили серые тати. Изрядно! — Повторил сожалеючи.

Когда к ним прибежали Стоян в овчинном полушубке, наброшен-ном поверх плеч, да с вилами в руках и Купава с ухватом, то им ничего не оставалось делать, как собирать разбежавшихся по двору овец да подсчитывать убытки. Все произошло так быстро, что и опомниться никто не успел. Волки недолго «похозяйствовали» в овчарне, но урон причинили значительный. Из пятнадцати голов, имевшихся на подворье Бродича и Купавы, уцелело только семь, да и из уцелевших некоторые были поранены. Погиб и старый баран Бяшка, производитель и вожак овечьего семейства. Воинственный вид супруги, вооруженной ухватом, — Купава как была задорной и боевой смолоду, так такой и осталась, несмотря на то, что ей давно за сорок лет перевалило, — заставил Броди-ча скривить в улыбке губы.

— Ты бы, Купа, еще помело прихватила, как все бабы-ведьмы, — пошутил он, скрывая за шуткой горечь утраты, — тогда бы одним махом всех волков побивахом.

Сыновья, услышав шутку отца, улыбнулись, но молчали: им над матерью грех шутить. Мать ведь! Отцу — можно, он пусть и шутит, а они помолчат.

— А на кой леший мне помело, — отозвалась Купава, — я привычней ухватом орудовать. Только бы попался — прижала рогачом как милень-кого, не трепыхнулся бы. — И тут же с беспокойством спросила: — Сами как? Не поранены?

— Нет, не поранены, слава нашим светлым богам — первым отозвал-ся Ярун. — Только где же наши собаки? — удивился он. — Как из сенец лаять — так горазды, а когда дело до сражения дошло, то их рядом и нет…

Обеих собак действительно не было ни видно, ни слышно.

— По-видимому, в погоню за серыми разбойниками кинулись, — предположил Бродич. — Но скоро возвратятся. Три упущенных волка им не по зубам будут без нашей поддержки.

И оказался прав. Вскоре собаки возвратились, виновато повизгивая и повиливая хвостами. И только когда подходили к волчьим телам, вы-несенным Яруном и Станом из овчарни и сложенным рядком на снегу неподалеку от тропки, начинали угрожающе рычать, и на их загривках шерсть вставала дыбом.

Между тем, на шум, поднятый семейством Бродича, мало-помалу стал собираться народ: соседи из ближайших изб.

— Что, сосед, случилось? — неловко поздоровавшись, спрашивали они. Оно и понятно: не каждую же ночь добрые люди встают и здоро-ваются на чужом подворье. А когда узнавали причину ночной тревоги, то с сожалением крутили кудластыми ото сна головами да всклокочен-ными и заиндевевшими на морозе бородами, у кого они, конечно, были.

— Да, дела!.. Но, ничего, сосед, с божьей помощью часть овец уда-лось отстоять. И за то богов благодарить надо, особенно Велеса — скот-ского заступника. У других — еще хуже. Поголовно вырезают…

— И то верно, — соглашалась с соседскими доводами Купава, — Бог Велес нас своей милостью не оставил. Буренок и лошадок спас, да и барашков не всех позволил волкам прикончить.

Купава не плакала и не причитала по утерянному имуществу, как это часто делают другие бабы в подобных случаях. Даже в сложившейся неблагополучной обстановке она видела положительный момент: «ло-шадки, коровки целы — и слава Велесу!» Уже есть чему радоваться.

Эх, уж эти русские женщины! То с радости — без удержу плачут, то в горе — крупицу удачи находят.

Бродич иногда соглашался, иногда оставлял соседские замечания без ответа, а иногда говорил, что и боги постарались, и Купа промашки не дала. Его сыновья между тем, добив раненых животных, чтобы не мучились и не «рвали» сердце хозяевам своим жалобным, похожим на детский плач, блеянием, относили их в избу — с рассветом предстояло снять шкуру и освежевать. Не пропадать же добру! Мясо все равно ос-тается мясом, даже если оно немного и помято волчьими клыками.

— Теперь, Бродич, можно и на охоту не ходить, — невесело шутили соседи, — эвон, сколько мяса про запас навалил, полгородища прокор-мить всю зиму можно…

— Это точно, — соглашался Бродич. — Хотя в эту зиму никакой охо-ты уже не будет, — добавлял он с сожалением, — вымерз и вымер ныне зверь.

— Да-а-а! — Поглаживали бороды старики. Они тоже понимали, что в этот год зима слишком суровой задалась. Тут не то, что зверю, чело-веку бы выжить. — Видно, прогневал народ богов своих, вот и лютует Зимерзла со своим дитятками-морозами. Сама беду несет и за собой беду ведет. Быть мору или войне… Да и то понимать надо: столько лет жили без войн и нашествий, в спокойствии и мире. Видать, пришла по-ра…

— Может, оно и образуется еще, — возражал кто-то неуверенно. — Мало ли чего уже бывало на земле нашей…

— Может, но вряд ли…

— Так, что ли приходится готовиться к временам тяжелым?…

— По-видимому, приходится…

Вздыхали, выдыхая облака пара в морозную ночь, который тут же оседал серебристым инеем на бородах, усах и даже ресницах, отчего лица говоривших становились похожими на образы помощников Зи-мерзлы, заиндевелыми, покрытыми густым инеем и сосульками.

Посочувствовав, соседи спешили вновь в свои избенки, в тепло ро-димого крова. Только самые любопытные и стойкие подходили к вол-чьим тушам, уже начинавшим остывать на ночном холоде, и с деловым видом пинали их носками сапог, а некоторые брали за хвосты, чтобы перевернуть с одного бока на другой.

— По всему видать — крупные зверюги на промысел ходили…

Соседи, посетовав о божьем промысле, разошлись по своим полу-занесенным снегом избушкам, вновь забрались в постели под одеяла и шубы. Собрав и успокоив встревоженную животину, возвратилось в дом и семейство Бродича. Разделись. Легли по своим местам. Но сон уже не шел. До утра вертелись с бока на бок, от чего доски полатей бес-конечно скрипели и «охали», словно были недовольны неугомонностью людей. А, может, это охали и скрипели совсем не доски лавок и пола-тей, а домашние духи, обитавшие в каждой избенке, растревоженные не ко времени вставшими обитателями. Кто знает… И опытный уже с го-дами Бродич, и его жена, и Ярун, и Жалейка — Ярунова жена, и Стоян, и младшие дети Бродича и Купавы, да что там дети или даже семейство охотника Бродича, — все славяне знают, что в их домах за всем следит домовой. Это такой маленький старичок — с ноготок, борода — с локо-ток, светлым днем в подпечье прячется, со сверчками дружит, ночной порой на работу выходит — за домом и домашним хозяйством присмат-ривает. Хорошим хозяевам помогает, а у нерадивых — все, где ни попа-дя, разбросает, озорничает…

Вожаку удалось вырваться из овчарни и избежать не только смер-тельного удара железного жала, которым орудовал человек, но и клыков собак, кинувшихся за ним в погоню, однако он чувствовал, что время его уже сочтено. Кровь сочилась и сочилась из множественных ран. И как он ни пытался остановить ее, зализывая те раны, которые можно было достать языком, остановить ее не удавалось, слишком глубоки и обширны были они. Силы таяли. Все ниже и ниже долу опускалась го-лова, все чаще и чаще мутная пелена набегала на глаза. Что время его вышло, понимал не только вожак, но и котная волчица, вместе с ним вырвавшаяся из овчарни и теперь неотлучно семенившая в нескольких шагах позади него. По старой привычке. Волчице повезло: никаких серьезных ран люди ей не причинили, а кровь зарезанной ею овцы на какое-то время утолила жажду голода и придала сил. Она теперь была сильнее вожака и могла добить его, но старая привычка подчиняться ему удерживала ее от этого поступка. На развилке лесного оврага их поджидал молодой самец, которому посчастливилось первому покинуть злополучную овчарню.