Время бусово (СИ) - Пахомов Николай Анатольевич - Страница 73

— Почему не найтись, найдется. Хотя бы русколанин Еруслан… быка ударом кулака валит. Да и у других князей свои витязи, не сомне-ваюсь, имеются…

Пока Дажин и его воевода обменивались короткими репликами, из вражеской орды на ничью полосу выметнул на черном низкорослом, но крепком жеребце, от злости и нетерпения жующем железные удила, степной богатырь и стал вызывать поединщиков под шум и смех своих единоплеменников. Был он огромен, как скальный утес, как волшебная гора Алатырь. Голова, как медный казан, в котором готовят пищу на целую дружину. Брюхо, спрятанное за кожаным панцирем, — на холку коня свисало. Короткие толстые ноги — в кожаных сапогах. На левом предплечье у него свисал большой круглый щит с медными и серебря-ными бляшками и волчьей оскаленной головой по центру. В руке копье, древко которого было толще руки человека.

«Уж такое не сломится, — невольно подумалось Дажину, глядя на копье — туго придется нашему единоборцу».

— Дозволь, княже, — подъехал к князю на белом, в яблоках, коне витязь Еруслан. Был он в светлой кольчуге, одетой поверх льняной ру-бахи. Многие русичи перед боем одевали чистое белье — такова тради-ция. Голову прикрывал остроконечный шлем с султаном из светлого конского волоса. В левой руке круглый щит, червленый, с золотым зна-ком Ярилы.

Дажин посмотрел на своего единоборца, на вражеского… Сравне-ние было явно не в пользу русколанца.

— Сдюжишь ли?

— Постараюсь. В любом случае славы русичей не посрамлю!

— Тогда пусть Перун не оставит тебя свой милостью! — искренне пожелал своему богатырю князь Дажин.

Единоборцы, разогнав коней, управляя одними ногами, так как ру-ки обоих были заняты тяжелыми копьями и щитами, бросились на-встречу друг другу. Сближаясь стремительно, сшиблись — и оба долой с лошадей с треснувшими щитами. Но вскочили на ноги, отбросив уже ненужные щиты. Еруслан — проворно, вражеский богатырь медленно и тяжело. Опытному воину достаточно было одного взгляда, чтобы по-нять, каково отразилось падение на поединщиков.

— Кажись, нутро отшиб! — шепнул Дажину Ратмир, указывая на вражеского воина, копной сближавшегося на кривых ногах с Ерусла-ном. — Слышал, как о землю ухнуло, аж задрожало все?!!

— Может статься, что и отшиб, — был менее оптимистичен князь Дажин, — но стоит — гора горой! — И поправил на груди пряжку алого шелкового плаща — символа княжеской принадлежности.

Единоборцы вынули мечи. У Еруслана двуручный прямой и обою-доострый. У степняка — кривой, с расширяющимся концом, для более тяжкого удара по врагу.

Первым нанес удар великан-степняк. Но меч Еруслана, брызгнув искрами, отразил этот удар. И началось. Удары сыпались с одной и дру-гой стороны, железо скрежетало о железо. Даже дневной свет не скры-вал сыпавшиеся после ударов мечей искры.

Оба войска неподвижно, не сходя со своих позиций, наблюдали де-сятками тысяч глаз за поединком богатырей.

Степняк старался меньше двигаться и одним могучим ударом сра-зить русколанца. Еруслан же, умело отражая вражеские удары, посто-янно двигался вокруг чужого богатыря, отыскивая в его защите слабые места.

С каждым мгновением становилось заметно, что степняку все труднее и труднее наносить свои удары и отражать чужие. Движения его становились замедленнее, чем в начале боя.

— Кажется, наша берет, — шепнул с затаенной радостью воевода Ратмир Дажину. — Выдыхается вражий сын.

Но Дажин, сидя на своем белом, как и у Еруслана, в яблоках, коне, не отреагировал на слова воеводы. Его думы были не только здесь, на поле боя, но и там, с сотней Аслана, с детьми. Он себя уже не раз за се-годняшний день корил, что поддался на уговоры волхва и взял в поход своих сыновей.

Вражеский единоборец выдыхался. Он уже не делал попыток на-нести разящего удара, лишь вяло отбивал удары меча Еруслана. Но вот его левая рука скользнула за голенище сапога и, выхватив оттуда заса-пожный нож, метнула его в противника. Это был коварный прием, за-прещенный во время единоборств, и русколанское воинство возмущен-но ахнуло. Однако Еруслан был внимателен и не позволил врагу застать себя врасплох. Невидимый взмах кончика меча — и засапожный нож, дзинькнув, отлетел в сторону.

— Ах! Ты — так! — выдохнул Еруслан. — Тогда держись!

И его меч с невероятной скоростью закружил вокруг противника. Казалось, в воздухе образовался сплошной сверкающий круг, в центре которого был не русич, а сам бог войны Перун Громовержец.

Мгновение — и вражеский богатырь, пораженный мечом в горло, замертво рухнул на землю.

— Не бахвалься, идя на рать, — сказал, тяжело дыша, Еруслан, — хва-лись, идя с рати…

Радостный вздох облегчения пронесся по русколанскому воинству. Перун даровал русичу победу, а это уже хорошее предзнаменование. И русские дружины ликовали, словно забыв, что впереди их ждет крова-вый и беспощадный бой, и не всем из него выйти живыми. Многие от-правятся в Ирий к пращурам.

Жалобно взвыло противное войско и тут же, подчинясь приказу вождя и протяжным звукам длинных медных труб, двинулось на руско-ланцев.

Сражение началось.

Предвечернее небо с двух сторон покрылось тысячами стрел. Их шелестом и свистом. Для устрашения врагов степняки применяли на своих стрелах глиняные свистульки, издававшие при полете душеразди-рающий вой. С помощью таких стрел иногда подавались тайные сигна-лы, понятные лишь для посвященных. Но вряд ли в этот раз.

Не дрогнули русколанские полки, ни на шаг не попятились. Еще до начала атаки часть славянских воинов спешилась и прикрыла червле-ными щитами себя и стоявшие позади них полки, соорудив из щитов так называемую «черепаху».

Стрелами и копьями встретили вражескую лаву из-за небольшого расстояния не успевшую набрать достаточного разгона, чтобы протара-нить соединенные полки русколан или, по крайней мере, глубоко вкли-ниться в их оборону.

— Держись дружней, вои, — подбадривал своих курян воевода Хват, прикрываясь своим каплеобразным щитом от сыпавшихся дождем вра-жеских стрел. — С нами Слава и Перун Громовержец! Метче бей ворога! Стрелами его, стрелами, да на копье, на копье! Бери пример с Бродича. Он уже со своим десятком сделал почин…

Бродич со своим десятком тут же, в челе курской дружины. Ловко орудует то луком, снимая вражеских всадников на дальних подступах, то копьем и мечом, когда те вламываются в строй русских дружин. Как и воевода Хват, он также беспрерывно что-то кричит, приободряя бли-жайших к нему воев. Его лицо и руки все в крови, в крови и светлые доспехи, но то чужая кровь — Боги берегут курского охотника от ран и увечий, от вражеских стрел и мечей, от копий и булав.

Дико ржут лошади, зло и гортанно кричат вои с обеих сторон, из-дают предсмертные стоны погибающие. Несмолкаемый гул стоит над степью…

Перед русскими дружинами образовался завал из конских и чело-веческих тел и трупов. Первая атака степняков захлебнулась, напоров-шись на яростное сопротивление. Однако за ней должна была последо-вать вторая. Такова уж была тактика степных орд: в непрерывных ата-ках изматывать противника. Но время шло, а последующих атак все не было и не было. Были только имитации атак: визжащие лавы степняков, выкатившись из-за своих передовых отрядов, пускали по две-три стрелы и, не доскакав до русколанских дружин, уносились прочь в тыл своей орды. Вряд ли такая тактика приносила им какую-нибудь выгоду. Вы-пущенные наобум, стрелы ощутимого вреда русичам не доставляли, наоборот, русколанские стрелы нет-нет, да и выхватывали в людском и конском потоке степняков очередные жертвы.

— Что-то новое в тактике степняков! — подскакав к Дажину, вымол-вил Ратмир. — Не строят ли степные бродяги какого-нибудь подвоха?

Тот лишь недовольно повел бровью: зачем, мол, оставил свою дружину. Но не выдержал и вынес свое видение таким действиям степ-ных воинов.

— Может, и строят, но, скорее всего, я мыслю, на вшивость прове-ряют: не дадим ли слабины… Не дадим! — Ответил сам себе Дажин. И добавил: — Это не гунны, по всему видать. Какое-то союзное им пле-мя…