Время бусово (СИ) - Пахомов Николай Анатольевич - Страница 58

— А я ничего мудрить не стал, — отозвался на то воевода, оставив прежние вопросы, задаваемые им князю, без ответов, в забвении, раз князь не пожелал на них отвечать, — решил топиться по старинке. Толь-ко печь на первом ярусе побольше печники мне поставили, чтобы тепла больше давала. С дымом век жили — не умерли, и дальше проживем, не помрем. Только придется со второго яруса всем на первый перейти. В тесноте — не в обиде! — Пошутил Хват. — Хотя, по правде сказать, на втором ярусе без сажи и копоти отлично жить!

— Вот в том-то и дело! — отозвался удрученно Кур.

Протекавший легко и непринужденно разговор вдруг как бы спо-ткнулся о невидимую преграду.

Впрочем, некоторое время они еще поговорили меж собой о том, о сем и разошлись по домам продолжать праздник с домочадцами. Знали, что дома столы от блюд всяких ломятся — любили русичи праздники отмечать. Тем паче, что праздник Световида — всем праздникам празд-ник!

Праздник Световида плавно перетек в длящиеся до самых замороз-ков торговые сделки-ярмарки. В эту осень на курское торжище прибыли торговые гости не только из ближайших градов и поселений, не только местные селяне и огнищане, но и из дальних краев и земель, прослышав о строительстве новой крепости и храма Световида.

Ремесленники везли в Курск изделия рук своих.

Кузнецы — всякую железную утварь, необходимую как в домаш-нем обиходе, так и для ремесленных дел.

Оружейники — всякое оружие, без которого русичу и шагу не сту-пить.

Шорники — сбрую конскую: уздечки, седла, хомуты.

Сапожники — сапожки юфтевые да сафьяновые чуть ли не всех цветов радуги, или же попроще — кожаные.

Горшечники — тонкое производство рук своих: миски, горшки и кувшины всевозможные.

Плотники — плоды рук своих и инструментов хитроумных: кто де-ревянное ведерко, кто кадку, кто посуду, тонко выточенную и различ-ными цветами-рисунками расписанную для красоты, кто сундучок хит-ро сработанный, кто поставец для фигурок богов.

Ткачи — всевозможные полотна, большей частью попоны разно-цветные их шерстяной пряжи сотканные, суконные же отрезы для верх-ней зимней одежды, но не забыли они и льняные и замашные полотна, и им нашлось место на торжище.

Имелись на торжище места и для торговли скотом, как одиночны-ми головами, так и целыми гуртами или табунами. Скотом торговали как местные жители, так и торговые гости из южных порубежий Руско-лани, из степных краев, которые в основном пригоняли табуны тонко-ногих и резвых коней.

Огнищане с огнищ и сел везли зерно ржи и пшеницы, просо на ка-шу, лук репчатый, морковь, репу, яблоки, груши. И иное что по мелочи. Некоторые, которые занимались помимо земледелия и скотоводства, еще и бродничеством, выставляли деревянные кадки с медовыми сота-ми. Над этими торговыми рядами всегда стоял густой, аппетитный аро-мат, от которого слюна сама к горлу подкатывала. И тут больше всего толпился простой народ: если не купит, то хоть посмотрит вдоволь, бла-го, что за погляд платы не требуют.

Целыми днями на торжище стоял шум и гам, крик птиц и живот-ных. Там кони у коновязи ржут, там быки мычат, там овцы блеют, там гуси гогочут — не хотят, чтобы их продавали или меняли.

Кто-то продавал, расхваливая свой товар, кто-то покупал, кто-то спорил, сбивая или, наоборот, повышая цену, кто-то уже, сторговав-шись, «бил по рукам».

Среди торговых гостей можно было видеть русичей хотя бы из то-го же Ярильска или из соседнего Ратска, приплывших к граду по Семи на судах-расшивах. И теперь эти ладьи вместе с местными стоят у при-чала на Тускаре, недалеко от впадения в него тихого Кура, покачиваясь на волнах, в ожидании груза, чтобы затем, нагруженными новым това-ром, отправиться восвояси.

Но не только тут одни русичи торгуют. Можно увидеть здесь и горбоносых, смуглых греков, и безбородых горделивых ромеев, заку-пающих зерно, и бородатых персов, привезших серебряные украшения и ковры. Правда, их не так много, как русичей, но бывают, и ведут они расчет больше серебряной монетой, чем прямым обменом. Потому — они завидные купцы. Только не для всех. С «мелочью» не связываются. Разве что с Прилепом, как с равным себе, дело имеют.

Местными торговыми делами заправлял старшина торговых гостей Прилеп и его подручные. Они задавали тон как в установлении цен, так и в определении мытного сбора в пользу града и князя. Они первыми начинали скупать у мелких продавцов тот или иной товар, чтобы позд-нее продать его заезжим купцам, по возможности, целиком и уже по более высоким ценам.

— Здрав будь, кузнец Коваль. Как торговля? — подошел Бродич к старшине кузнецов-молодцов, выложившему в этот раз для продажи десятка два ножей для домашнего обихода, пяток топоров без топорищ, несколько навесов-петель для дверей, запоры, сошник на соху, пяток серпов, ножницы для стрижки овец. В отдельном деревянном ларце ле-жали мелкие изделия: иголки, шильца.

Он уже давно сбыл ярильским гостям свои запасы беличьих, со-больих, заячьих, бобровых да хорьковых шкурок и теперь просто любо-вался торжищем вместе с Купавой.

— На торгу два дурака: один — продает, второй — покупает! — при-сказкой отозвался на вопрос кузнец. — Наш товарец всем нужен: и кня-зю, и огнищанину. Берут понемногу. — Уже серьезно окончил он свой ответ. — А ты?

— А я уже отторговался. Пришел на люд поглядеть. Когда же еще столько народу узреть доведется? Вот с Купавой напару…

— Вижу, вижу… — улыбнулся со значением Коваль. — Вдвоем, зна-чит, прохаживаетесь?

— Пока вдвоем, — вставила слово раскрасневшаяся Купава, намекая, что в скором времени они с Бродичем обзаведутся детишками. — С де-лами домашними справились и решили люд посмотреть…

Купава была в цветастом плате, легкой безрукавной курточке-душегрейке поверх синего платья, низ которого был оторочен красной широкой лентой с белой вышивкой.

— Да, люду в это лето много… — оставил ее тонкий намек на бере-менность без особого внимания Коваль: подумаешь невидаль какая — баба затяжелела. Все тяжелеют, его тоже не раз была в интересном по-ложении.

— Отчего такое? — Вновь опередила с вопросом мужа Купава, слов-но не догадываясь о причине многолюдья на курском торжище. Хитри-ла пронырливая баба, желая себя показать да беседу продлить.

— Как — отчего? — вопросом на вопрос стал отвечать Коваль. — От-того, что крепость новая у нас. Оттого, что храм Световида выстроен. Народу интересно. Вот и стараются к нам в град на торжище попасть. И торговлю свою осуществят, и, заодно, крепостью и храмом полюбуют-ся. Ведь не у всех такое…

— Нужно славить князя нашего, который задумку эту поимел, — от-дал дань справедливости стараниям князя Кура Бродич.

— И князя, и воеводу, — согласился с ним Коваль. — А еще славу провозглашать надо Срубу и его плотникам, сделавшим такое чудо в нашем граде.

— Тогда еще и главному жрецу нашему, Славояру, — добавила Ку-пава хитровато. — Это, помнится, он на вече настоял на строительстве как храма, так и крепости новой… Тогда многие, особенно Прилеп, противились…

— И Славояру, — согласился кузнец. — Стоящий жрец. Мудрый! А еще тебе, Купавушка…

— Мне-то за что? — сделала удивленное лицо Купа, но ее голубые, как небесная лазурь, глаза уже таили лукавую улыбку.

— Как за что? — подмигнул Бродичу хитрый кузнец Коваль. — А кто Прилепа с речи сбил, кто заставил его на вече замолчать? А?

— Ну… — зарумянилась Купава.

— Вот тебе и ну…

Они, втроем, залились густым смехом, вспоминая минувшие дни и вече, на котором был дан отпор купцу Прилепу.

Поговорив с кузнецом Ковалем, Бродич с Купавой пошли далее по торговым рядам, здороваясь со знакомыми, рассматривая товар, прице-ниваясь и интересуясь торговыми делами. Впрочем, не они одни так гуляли по торжищу. Зевак было не мало. Горожане, управившись по хозяйству, спешили на торжище, в гущу событий и развлечений, не так часто выпадавших на их долю. Спешили «запастись» впрок впечатле-ниями, общением, ароматным духом трав, фруктов, ягод. Впереди их ждала долгая и холодная зима — вот и запасались общением и впечатле-нием.