Время бусово (СИ) - Пахомов Николай Анатольевич - Страница 102

— Вам, доминус, о том лучше знать, — скромно потупив взор, ото-звался Андроник. — Но, если он прибыл с дружеским визитом, или даже с просьбой о помощи, то такие друзья лишними не бывают…

— У императора Великой Римской Империи нет друзей, — перебил высокомерно Константин. — У него или слуги, одни из которых расто-ропны и сообразительны, другие же — медлительны и завистливы, или же враги. Третьего не дано.

— Виноват, государь, — согнулся в поясном поклоне Андроник, — я оговорился: не друзей, а людей.

Ответив на вопрос, Андроник замолчал в ожидании дальнейшей реакции Константина.

— Продолжай, — сменил тот гнев на милость.

— Осмелюсь заметить, доминус, — продолжил верноподданнически Андроник, — неплохо бы заиметь… — он замялся, подыскивая точное определение, которое бы не резало тонкий слух императора.

— Друзей? — пришел на помощь, усмехнувшись, Константин. — Так, что ли?

— Да, — заметно стушевался от непроизвольной заминки Андроник, — друзей за спиной врагов. Даже сильному и грозному властителю это никогда не мешает…

— Это ты готов имеешь в виду?

— Да, доминус, — поднял на императора взор Андроник. — А кроме готов, нависших над Империей с севера и запада, есть еще и персы, как голодные псы покусывающие наше пограничье на востоке.

Персидское царство, как, впрочем, и Армянское, а незадолго до то-го и Боспорское, формально входило в Империю на правах отдельной, с большими автономными функциями провинции, но на самом деле пер-сидские цари считали себя независимыми от Рима и время от времени напоминали об этом, нападая на земли империи, граничащие с ними. Риму не раз приходилось подавлять выступление своих восточных вас-салов. Сам Константин, будучи еще просто Флавием Валерием Кон-стантином, сыном цезаря Констанция, и только первым трибуном, ко-мандиром всего лишь одной небольшой алы, в окрестностях развалин города Зура также участвовал в одном из многочисленных сражений с ними. Тогда царь персов Нарсех, совершив неожиданный маневр, на голову разбил цезаря Галерия, зятя тогдашнего императора августа Ди-оклетиана, посланного во главе римских когорт на усмирение персов, начавших жечь и грабить пограничные города и селения, а также захва-тивших большую часть Армении. И там же, под разрушенными стенами города Зура, Константин впервые познакомился а царем Армении Ти-ридатом. А было то в 302 году от Рождества Христова, если следовать христианскому летоисчислению, или же в 1055 году от основания Рима и начала летоисчисления в соответствии с римской эрой.

— Ну, что ж, — усмехнулся опять Константин, — тогда последуем твоему совету и посольство э-э-э… как там его…

— Русколанского князя, — поспешил с уточнением Андроник.

— …Русколанского князя, — тут же подхватил Константин, — при-мем. Но… — сделал он ударение на этом «но», — но, без спешки. Понял?

— Понял, доминус.

— Надо же дать прочувствовать князю Бусу важность как его мис-сии, так и нашего положения. Чай, не последние императоры в этом мире, — пошутил август. — В этом деле, как с вином: чем больше оно устаивается, тем крепче. Ха-ха-ха!

Андроник позволил себе улыбнуться одними глазами в знак того, что шутку своего царствующего господина понимает и одобряет.

— Но, — поднял Константин указательный палец правой руки, за-остряя тем самым внимание своего советчика и телохранителя, — других посредников к нему не подпускай. Я знаю наших царедворцев: обдерут бедного посла как липку, обещая помощь. Сами ведь не помогут, но ободрать — обдерут за милую душу. А он потом, возвратившись к себе на родину, будет дурную славу о нас распускать: корыстолюбцы, мол, и взяточники. Нам же худая слава совсем ни к чему!

Андроник понял, что император лукавит. Он не за казну посла Буса переживает и даже не из-за того, что где-то в далеком краю будет «ос-лавлен», а потому, что боится, что его ближайшие слуги порядком «об-легчат» подарочный багаж посла, и ему достанутся не все полагающие-ся по такому случаю подарки.

— Все сделаю, как скажете, доминус, — поклонился Андроник, по-пятившись задом к выходу из кабинета.

— Еще что-нибудь имеется? — задал формальный вопрос Констан-тин, давая тем самым больше понять, что аудиенция окончена, чем, же-лая ее продолжения.

— Нет, доминус.

— Тогда ступай, а я еще поработаю над документами. Кто-то же должен в государстве заботиться о благополучии подданных, не всем же баклуши бить да императорских милостей требовать.

И когда Андроник уже закрывал за собой тяжелую дубовую двух-створчатую дверь кабинета, добавил:

— Не забудь время от времени напоминать мне о посольстве Руско-ланского князя. Надо согласовать дату приема.

— Будет исполнено, доминус, — тихо отозвался Андроник и закрыл за собой створки парадных дверей.

Андроник удалился, а император Римской империи, отодвинув в сторону исписанные листы бумаги и серебряную чернильницу с остро отточенным гусиным пером, о чем-то стал размышлять наедине с собой. Тело и голова оставались недвижимы, и только его слегка удлиненное аскетическое лицо с остро обозначившимися вертикальными складками кожи на лбу у переносицы и на границе уголков губ и щек, жило жиз-нью мыслителя и полководца. Время от времени по нему пробегали легкие гримасы размышлений, скорее всего, противоречивых. Так как, то одна, то другая щека невольно подрагивали, а крылья длинного, с небольшой горбинкой, носа нервно трепетали. Тяжелый подбородок, говоривший о породистости владельца, лишь усиливал это впечатление. А широко поставленные черные, как агат, глаза оставались суровы и холодны даже под дымкой раздумий и смотрели обжигающе своим хо-лодом, почти не мигая.

Август Константин, а также доминус, базилевс, император — обще-употребительные титулы римских властителей — размышлял. Все чаще и чаще в своих размышлениях о настоящем или же о будущем он воз-вращался в прошлое. То довольно далекое, уже подернутое дымкой заб-вения, то совсем близкое, а потому достаточно яркое и подробное. Вот и теперь, обдумывая информацию, полученную от секретаря и дворецкого Андроника, в мыслях убежал далеко-далеко, в самое детство.

Вот он, еще совсем подросток, которого все домашние чаще зовут Флавием, чем Константином, в далекой теперь Иллирии, а точнее в Верхней Мезии или Далмации, в провинциальном городишке Наиссе, где родился в 1038 году по римскому летоисчислению. Рядом его мать Елена Флавия, содержательница придорожной корчмы-гостиницы, в которой путник мог найти не только пристанище, но кусок хлеба и крынку вина, а если у путника были еще и сестерции в кожаном кошеле, то он мог рассчитывать и на кусок жареного мяса.

Мать молода и красива. Она в чистой тунике, голова, как у боль-шинства замужних горожанок, покрыта легким платом, из-под которого виднеются черные, как вороново крыло, волосы. От матери пахнет ду-шистым хлебом, оливковым маслом и самодельным деревенским вино-градным вином. Мать одновременно и ласкова с ним, и строга.

«Не пристало сыну Констанция Хлора, славнейшего военачальника Рима, род которого идет от императора Клавдия Готика, заниматься шалостями и баловством, — вновь и вновь напоминает ему она, когда посылает учиться в местную школу. А на улице так тепло и светло от солнышка, и соседские ребятишки так весело играют в салки или же в римских легионеров, размахивая деревянными мечами и защищаясь от сыплющихся со всех сторон ударов кусками досок, изображающих щи-ты. — Не уподобляйся детям простолюдин и плебеев. Не позорь отца».

Отца дома нет. Отец где-то далеко в Галлии, на границе с франка-ми и готами. Он постоянно в сражениях. То с галлами и кельтами, вновь и вновь поднимающими восстания и мятежи, то с франками, тевтонами и готами, постоянно нарушающими границы Империи. С теми самыми готами, которые при императоре Клавдии захватили северо-западные земли и провинции Империи, осадили Фессалоники, угрожали Греции и, вообще, Ионическому побережью, а также островам Родос и Кипр, но которых, в конце концов, Клавдий разбил недалеко от Наисса. Отец дома почти не бывает, и он отца почти не помнит. Время от времени домой приезжает брат матери — Марий, который служит адъютантом у отца. Марий — старый и суровый воин, не раз побывавший в самых тяж-ких сражениях и не раз раненый. Однако прежние раны не мешают ему продолжать службу, чтобы заработать пансион — государственное посо-бие, полагающееся заслуженным ветеранам при выходе их на покой.