Дурная примета (СИ) - Пахомов Николай Анатольевич - Страница 47

«Сообщать или не сообщать куратору, — возникла дилемма перед Сапой, даже грамма заинтересованности не проявившего внешне к сенсационному сообщению Крюка. — Может быть пустышка, но может и премия. Впрочем, Алелин всегда говорил, что важна любая информация, даже самая что ни на есть фантастическая. Сообщу, — решил он для себя, — а там, что хотят, то пусть и делают».

— Сами творят беспредел, а на нормальных мужиков пытаются свалить, — после паузы продолжил Крюк. — Полный беспредел. Кто-то козлу горло чиркнул, а Крюк отдувайся. Как же, не один раз судимый. Сволочи, красноперые!

— Не говори, — вроде бы согласился Сапа с доводами дружка. — Слушай, а тебя не подставляют? Не подстава ли тут со стороны твоих друзей-бизнесменов?

Это был новый разворот событий. Крюк задумался: «А что? Друг говорит вполне резонно».

— Не знаю, не знаю… Как-то не подумал, — с долей заинтересованности и сомнения в голосе заговорил Крюк.

— А ты подумай. Может, кто-то из тех, кому ты деньги задолжал, или из тех, с кем ты водку хлестал, в том числе и в тот вечере или в ту ночь, — уклонился от уточнения даты Сапа, — сам сделал, а тебя подставил? А? Разве мало такого было?

— Наверно, не мало. Но я так поднабрался, что даже сейчас не помню из-за чего со своими в гараже подрался.

— Вот-вот! Может, это кто-то и принял во внимание. Пока ты водяру жрал, кто-то на время отлучился и пришил этого, как его…

— Да Артема Смирнова.

— Во-во, Артема этого самого. Ишь ты, гад, имя на мое смахивает: я — Аркашка, он — Артемка…

Крюк задумался. Даже заворочался на нарах.

— Слушай, а ты верно базаришь. Я только сейчас, благодаря тебе, вспомнил, что видел ночью возле гаража Артема каких-то молодых качков. Просто этому обстоятельству никакого внимания не предавал. Точно, двух молодых козлов видел. — Начал потихоньку вспоминать Крюк. — Один был покрепче, а второй тебе под стать — худощавый… Неужели это они Артема замочили?

Он опять стал молча размышлять. Молчал и Сапа, умело подведший другана к нужной теме.

— Слушай, — вновь начал разговор Крюк, — если я об этих парнях следователю скажу, меня не отпустят?

— Не знаю. Может, и отпустят… Впрочем, у тебя остается хулиганка…

— Ха, хулиганка. Это по фигу. Если на следствии не помирюсь с ребятами, во что не верю, то уж в суде точно. И никакой хулиганки не будет. Подумаешь, друзья между собой поссорились. Тут будет не 213, а 115 статья, неприязненные отношения, — блеснул юридической эрудированностью Крюк. — А она подлежит прекращению за примирением. Верно?

— Верно, — не стал разубеждать Крюка Сапа.

— А западло тут не будет? — вдруг засомневался Крюк.

— Да какое тут, к свиньям собачьим, — смешал Сапа в кучу домашних животных, — западло? Тут полный резон валить на неизвестных. Любой правильный корешок такое скажет. Свой зад дороже чужого, к тому же неизвестного. Их, может, и в природе нет? И, вообще, лоха вломить не то, что западло, но и необходимо. Надо же дураков учить! Не нам же одним баланду тюремную хлебать, пусть и другие пробуют.

— Не, есть, — поспешил опровергнуть сомнения Сапы Крюк. — Есть. Только мне одно непонятно: я не видел с ними самого Артема.

— Может, видел, да значения не придал.

— Может быть…

Зашуршал ключ в замке — механизм замка густо смазывался, чтобы можно было без особого шума открывать камеру — дверь камеры открылась и крепенький выводящий громыхнул баском:

— Крючков, на выход, без вещей!

Крюк вскочил с нар и направился на выход, на ходу поправляя одежду.

— Вот и дождался, — прокомментировал Сапа это обстоятельство. — Меня когда вызовут? — спросил он выводящего, пока тот возился с замком двери. — Или бросили в клетку и забыли, так что ли?

Слова Сапы вроде бы и обыкновенные, даже задиристые. Но это для тех, кто их не понимает. Для выводного они были сигналом, что, мол, пора и ему идти на встречу с опером.

— Не спеши в камыши, — грубо пошутил выводящий, или вертухай на жаргоне зэков, — придут к тебе — и тебя выведем… А пока сиди смирно, не ищи на свою задницу приключений…

И пошел, сопровождая, Крюка и покручивая на пальце связку ключей.

— Вам бы только людей мучить! — крикнул вдогонку Сапа.

Но его крик, если и услышали, то только в соседних камерах. Впрочем, он никому иному и не предназначался…

Когда через полчаса Крюк возвратился в камеру, то Сапа, с накинутым на голову пиджаком, тихонько похрапывал, свернувшись в калачик.

— Опять дрыхнешь, — беззлобно констатировал Крюк, толкая Сапу в плечо, — и судьба друга тебе не интересна?

— Если нужно, сам скажешь. Я не из числа любопытствующих. Любопытной Варваре на базаре нос оторвали, слышал? — из-под пиджака отозвался Сапа, тем самым демонстрируя свое безразличие к тому, что было между подозреваемым дружком и ментами.

— Слышал, — не обиделся Крюк. — У меня новости…

— Что, следачка обвинение предъявила? — наконец вынул Сапа голову из под пиджака. — И грозится арестовать…

— Не, не предъявила. Опер сказал, что теперь у меня следак.

— А, значит, опять опер, — протянул равнодушно Сапа. — Все тянут, на измор берут… Пусть, нас не возьмешь. Давай подремлем. — И сделал вид, что собирается опять спрятаться под пиджак, как черепаха в свой панцирь.

— Опер, опер, — подтвердил Крюк, — но прессингует куда как меньше, чем раньше. Особенно после того, как я упомянул о двух парнях. Знаешь, не отверг мою версию, как я думал, а начал расспрашивать, что да как, да какие приметы у этих ребят…

— Значит, попался на крючок оперок. Не все ему нас ловить, рыбаком быть. И мы умеем леску потихоньку стравливать… и мы умеем, если надо, по дну поводить… — подзадорил Сапа Крюка.

— Что это мы все обо мне да обо мне, — осклабился Крюк, оживившийся после последней встречи с опером. — Тебя еще не вызывали?

— Пока не вызывали. Да я и не спешу…

Не успел Сапа сказать последнюю фразу, как вновь зашуршал ключ в замке.

— Сапин, на выход, — пробасил тот же самый выводящий, приоткрыв дверь. — Без вещей.

Ушлые зэки уже знали, что если выкликают без вещей, то это или на допрос или на свидание с адвокатом, или на беседу с опером. Если же выкликивали с вещами, то или освобождают, или переводят в другую камеру.

— Держись, — напутствовал Крюк.

— Не скучно? — улыбнулся курирующий опер, когда остались вдвоем в специальной комнатушке областного управления. — Подкрепись пока.

На столе лежали сигареты, пакеты с молоком, свежие булочки и бутерброды с колбасой. На тумбочке, в уголке, вскипал самовар, чтобы «побаловаться» чайком.

— А что мне скучать… Дело-то привычное, — ухмыльнулся и Аркашка, выкурив сигарету с фильтром и принимаясь за еду. — Крюка расколоть, что два пальца обсосать, — смягчил он известную поговорку, — трус и хвастун. Только корчит из себя крутого. Чуть прижали — мать родную готов заложить. Еще и спрашивает: западло или не западло? Ты присоединяйся, — взглянул он на опера, — не стесняйся. Наверное, с утра ничего во рту не было. Или брезгуешь?

Курирующий внутрикамерные разработки опер — это не опер с земли. С них и спрашивают меньше, и свободного времени у него больше. Он успел пообедать, был сыт, поэтому с чистым сердцем и, не кривя душой, ответил, что недавно плотненько покушал, и попросил подшефного не обижаться за отказ.

— Ну, как знаешь, — сказал Сапа, откладывая в сторону пустой пакет. — Чифирьчик готов?

— Какой чифирь, — поправил куратор, — чаек. Крепенький чаек…

— Чаек, так чаек! Нам без разницы. Лишь бы покрепче, да погорячей.

— Сам видишь, только что вскипел, — показал опер на электрический чайник «Тефаль».

Чайком побаловались напару. Что старые зэки, что старые опера любили крепкий чай как прелюдию к серьезной беседе.

— Ух, хорош! — отставил чашку опер.

— Терпимо, — остался верен себе агент.

— Ну, что? Начнем? — убрав посуду и очистив стол, произнес опер.

— Начнем, — прикурив сигарету, с напускной ленцой отозвался Аркашка.