Золото гуннов (СИ) - Пахомов Николай Анатольевич - Страница 45

— Семенов! — Попридержала коллегу Делова, которой начала надоедать его ненужная активность и придирчивость к оперативникам. — Не встревал пока бы… со своими сентенциями.

— Так уйдет же… Ольга Николаевна… — дернулся на стуле Семенов, резко поворачиваясь к «важняку».

— Кто? Куда? — Не поняла та.

— Да Рудагонов от ответственности… с таким раскладом… — горячился Семенов.

— А ты-то на что? — обдала его «холодным ушатом» Делова. — Ты-то на что?.. Да и «расклада» пока никакого нет. Одна виртуальность. Не спеши…

— Вот именно: не спеши в Камыши и народ не смеши! — Не упустил шанс уколоть сотоварища Яншин, которого, честно говоря, стали также уже напрягать колкости городского следователя.

Под Камышами он, как поняли его окружающие, подразумевал не речную осоку, а поселок — пригород Курска, в котором, по мнению знатоков, проживали самые веселые жители соловьиного края.

— Скоро вы тут? — заглянул одним глазом в кабинет «важняка» Федорцов, которому надоело торчать в коридоре в качестве стража Рудагонова.

— Да скоро! — Набросились дружно на него Семенов и Яншин. Даже нетерпеливо руками замахали, чтобы скрылся с их глаз.

— Скоро, — посочувствовала Делова.

Федорцов убрал свой подсматривающий глаз и захлопнул дверь кабинета… А Делова, ускоряя процесс беседы, поспешила с очередным важным для следствия вопросом:

— Заявление по факту причинения ему телесных повреждений Подтурковым и Задворковым и об их мошенничестве напишет?

— Говорил, что напишет. Только за побои, — уточнил Яншин.

— А по мошенничеству? — вновь вставил «веское» слово нетерпеливый Семенов.

— Говорит, что теперь рад, что избавился от клада. — Не проигнорировал вопрос Яншин.

— Даже так? — скривил иронично губы Семенов.

— Даже так, — проявил снисходительность к иронии следователя Яншин.

— Ну, хорошо, — подвела итог беседы Делова. — Вы с Федорцовым, — обратилась она вновь к Яншину, — готовьтесь к конвоированию Подтуркова и Задворкова в суд для избрании им меры пресечения. И вы, Семенов, с ними. Будете поддерживать перед судом ходатайство следствия об избрании меры пресечения — заключения под стражу. И будьте добры там проявить все ваше красноречие и навыки убеждения, чтобы суд принял нашу сторону, а не сторону обвиняемых.

— Постараюсь, — кивнул головой Семенов довольно беззаботно.

— Уж будьте добры, постарайтесь, — язвительно заметила Ольга Николаевна. — Не одной же мне стараться.

— Вот именно, — поддержал «важняка» Яншин, как и все опера, искренне считавший, что для всех обвиняемых должна быть одна единственная мера пресечения — арест. Других они просто не признавали и не понимали.

«Вор должен сидеть в тюрьме!» — было их кредо.

— А я приступлю к допросу Рудагонова Ильи, — продолжила тем временем Делова. — Пока в качестве свидетеля. А там, что бог даст…

Рудагонов был щупл, лысоват, мешковато одет и, вообще, как-то неказист с виду, хотя ростом не обижен. Что особо в нем поразило «важняка», так это крутая скошенность лба к затылку. «Как на репродукции Герасимова по черепу гуннского воина из Кенкольского могильника», — мысленно отметила она этот характерный признак внешности Рудагонова. Повертев в руках паспорт Рудагонова, доставленный оперативниками, приступила к допросу:

— Итак, ваша фамилия, имя, отчество, дата рождения и место рождения.

— Так в паспорте все и написано.

— Положено, — вскинула слегка удивленный взгляд на допрашиваемого Делова. — Отвечайте по существу.

Рудагонов не стал больше мудрить и дал исчерпывающие по его личности пояснения. По ним выходило, что он родился на хуторе Руда, но еще в раннем детстве был перевезен родителями в Фатеж, где и отучился в средней школе. Там же. В Фатеже, женился да затем развелся. А также до перестроечного времени работал в местной дорожно-строительной конторе, пока та не развалилась в прах под давлением рыночных отношений.

— С работой понятно, а почему брак распался? — поинтересовалась профессионально Делова, чтобы как можно больше иметь информации о личности допрашиваемого.

— Да выпивать стал, — понурился Рудагонов. — Причем крепко. Бабе и не понравилось. К родителям ушла. Они в Фатеже живут, дом хороший имеют.

— А дети?

— Были две девки, так уже замужем бедуют.

— Почему бедуют?

— Да жизнь сейчас такая… бедоватая — с работой плохо. Отсюда многие неурядицы… Тяга к водчонке опять же… Ленность… Неуживчивость…

— Ладно, оставим это. — Решила Делова, что пора перейти непосредственно к сути дела. — Расскажите лучше, как с Гундиным Михаилом по прозвищу «Гуннявый» познакомились? И почему у него такое странное прозвище?

— Так то еще в детстве, — пояснил Рудагонов охотно. — Он какой-то родственник моим родителям. То ли отцу, то ли матери… не помню уже. Я к ним домой тогда часто приезжал… на каникулах. Вместе рыбу ловили, в лес по грибы и ягоды ходили. Потом, когда выросли, встречаться почти перестали. А в прошлом году как-то повстречались вновь у нас в Фатеже. Он тогда металлоискатель разыскивал… Вот и схлестнулись…

— А прозвище? — напомнила Делова, перестав порхать изящными пальчиками по клавишам клавиатуры и оторвавшись на секунду от экрана монитора.

— Тоже из детства. Как-то невнятно говорил, гундосил что ли… Вот деревенские мальчишки и прозвали его «Гуннявым». Кличка и приросла, заменив ему на все время и фамилию и имя.

Допрашиваемый был словоохотлив. Показания вытягивать из него, как из других, следственными «клешами» не приходилось. Про таких в следственных кругах поговаривали: добрая находка. Успевай только записывать показания.

— Гундин сказал, для чего ему металлоискатель? — продолжила допрос Делова.

— И сказал, и предложил поучаствовать в поисках клада.

— Просто так, наобум?

— Нет, не наобум, — несколько оживился Рудагонов. Даже перестал разглядывать и теребить руками измятые штанины давно не стираных и не помнящих уже утюга брюк непонятного окраса. — Видите ли, товарищ следователь, в его семье, как, впрочем, и в моей, имелось предание, что на берегу речки Руды далекими-далекими предками зарыт богатый клад…

— Интересно, интересно… — не отрываясь от компьютера, поощрила допрашиваемого к продолжению темы Ольга Николаевна.

— В это предание верили и не верили, — продолжал Рудагонов, — но передавали из поколения в поколение… как интересную сказку из прошлого нашего рода. Особенно много о ней говорили в семье Михаила. То ли в шутку, то ли всерьез заверяли нас, мальчишек, что клад принадлежал какому-то ведуну рода, наложившего на него заклятье. Нам тогда было интересно. Это подогревало в нас мальчишеский азарт. Но не более того. В советское время в клады да заклятья особенно не верили — в иное верить учили: в труд да в торжество коммунизма! — То ли пошутил, то ли констатировал допрашиваемый. Не разобрать. — Поэтому мыслей о поиске клада тогда даже не возникало. Тем более что точного места никто не называл. А речка Руда хоть и не широка и не глубока, но протяженность имеет значительную. Пойди, поищи… Потом выросли, женились, обзавелись детьми, работой — и о предании позабыли. По крайней мере, я.

— И что же случилось, что Гундин Михаил вдруг не только вспомнил о зыбком предании, но и приступил к реальным поискам?

— Да то, что работы не стало совсем, а свободного времени хоть отбавляй. От безделья запил Михаил, крутенько запил, — уточнил Рудагонов, скорее для себя, чем для следователя. — Пил, пил, но как-то раз Гундин, опохмелившись после очередного запоя, вдруг принял решение, что с пьянством пора завязывать, пока «гуси не полетели». И завязал. Но жить-то надо было на что-то. Работать не хотелось, а есть — каждый день да еще и три раза. Вот тут-то он и вспомнил про предание и клад предков. Вспомнил — и пошло-поехало. Потерял мужик покой. Стал к речке чуть ли не ежедневно ходить, берега разглядывать. Но одними глазами мало что увидишь, особенно, если видеть надо было под землей. Тогда и решил приискать себе металлоискатель…