Кольцо Анахиты (СИ) - Рябинина Татьяна - Страница 26

Что в моем активе? Робкий школьный роман в десятом классе — кино, мороженое, неловкие поцелуи в парадном. После летних каникул мы с Лешкой встретились — и все само собой закончилось. Как будто и не было ничего. На втором курсе Вадим — тут уже все было по-взрослому, но интим меня тяготил. Слишком уж грубо, слишком все отличалось от того, чего я ожидала. «От некоторых женщин сильно пахнет лесом», — сказал Вадим, намекая, что в постели я бревно бревном. И отчалил к нашей более живой однокурснице. Я записала себя во фригидные неудачницы и решила, что личная жизнь — не для меня.

Довольно долго я играла роль скромной «подруги героини», пока на пятом курсе не познакомилась с Альберто. Он приехал из Барселоны по программе обмена студентами. Люська, у которой вторым языком был испанский, познакомилась с ним на каком-то университетском вечере. На тот момент ее страдания были отданы другому персонажу, поэтому Альберто достался мне. Несколько месяцев языковой барьер нам нисколько не мешал, так как все свободное время мы проводили в постели. Бешеный темперамент классического мачо растопил мою мифическую фригидность, и я наконец-то поняла, почему люди считают «это» приятным времяпрепровождением. Увы, через какое-то время всплыло сакральное «а поговорить?». Я не знала английского, Альберто французского, а скудного набора русских (у него) и испанских (у меня) фраз уже не хватало. К тому же подоспели госы, защита дипломного проекта, и когда Альберто вернулся в Испанию, я даже не очень переживала — не до того было.

Следующие три года мой образ жизни был вполне монашеским. Нет, какие-то мужчины появлялись, но большей частью без взаимности с той или другой стороны. Или же все заканчивалось, толком не начавшись, после одного-двух платонических свиданий. Пока не появился Федька. Это было какое-то торнадо — подхватило, закрутило и унесло. А началось все с того, что он меня чуть не убил.

Я переходила дорогу, хоть и по зебре, но замечтавшись-зазевавшись. Федька, видимо, тоже зазевался и затормозил в последний момент. Обнаружив в паре сантиметров от себя здоровенное механическое чудовище, я дернулась, каблук туфли с треском сломался, и я шлепнулась на задницу. Из чудовища выскочил вполне приличный мужчина начальственного вида, донельзя испуганный. Он помог мне подняться, многажды просил прощения, спрашивал, не ушиблась ли я и чем он может загладить свою вину.

Я попросила отвезти меня туда, где можно срочно починить каблук. Идти с разницей пятковысоты в десять сантиметров было просто невозможно — легче уж босиком. Федор — так он представился — усадил меня в машину и куда-то повез. Не успела я пожалеть и обдумать перспективу быть изнасилованной, убитой и съеденной (или в иной последовательности), как мы остановились у торгового центра. Федор оставил меня в машине, а сам ушел с моей туфлей. Минут через двадцать он вернулся и сказал, что мастерскую не нашел и поэтому купил новые туфли.

Туфли даже на самый беглый взгляд стоили как минимум половину моей зарплаты. Я пыталась протестовать — впрочем, довольно вяло, но, как говорится, бунт был подавлен в зародыше. Далее последовало предложение (более похожее на приказание) обмыть покупку — чтобы «хорошо носилось». Тут уж я уперлась, отказалась от ресторана и согласилась только на кафе в фудкорте. Мы просидели там, болтая обо всем на свете, несколько часов, а потом… ну да, поехали к нему.

Оказалось, что Альберто был никаким не мачо, а просто неопытным подростком. Сначала это был только бешеный секс, а потом я поняла, что влюбилась. Какую роль играл в этом меркантильный интерес — трудно сказать. Какую-то определенно играл. Но далеко не главную.

Федька был на семь лет старше меня, у него была своя довольно крупная логистическая фирма. За год до нашего знакомства он развелся и платил приличные алименты пятилетней дочери. О бывшей жене никогда не говорил — ни плохо, ни как-либо вообще, с ребенком общался часто. Ко мне он относился просто сказочно, торопясь исполнить любой мой каприз. Впрочем, я была не избалована и особо не наглела.

Далеко не сразу, но я все-таки поверила, что наконец сорвала джек-пот. Мой принц был красив, умен, добр, щедр, великолепен в постели, состоятелен, и прочая, и прочая. Люська завидовала — хотя Федька и не был иностранцем. Счастье мое было безграничным, и единственное, что его омрачало, — это болезнь мамы. С Федькой они очень подружились, и она говорила, что оставит меня с ним со спокойной совестью.

Мы встречались уже год, когда мама умерла, и тогда Федька предложил жить вместе. По правде, я ждала совсем другого предложения, но убедила себя, что ему нужно время после первой неудачи. Моя квартира была лучше расположена, и мы поселились у меня. Нет, мы говорили о браке, о детях, но это были такие теоретические разговоры — мол, когда-нибудь, не сейчас. Впрочем, меня это не слишком беспокоило — нам и так было очень хорошо вместе. Первые два года нашей совместной жизни были одним большим праздником — особенно если учесть, что у нас не было никаких бытовых и финансовых проблем.

Когда началось охлаждение — я даже не могу точно вспомнить. Если в сети повышенное напряжение — лампочка быстро перегорит. Кажется, был осенний дождливый вечер, я шла домой с работы и вдруг поняла, что хочу задержаться на улице — в сырости, на холодном ветру, просто чтобы немного побыть одной.

Потом мне стало казаться, что Федька слишком правильный. Слишком педант. Что в нем нет какой-то чертовщинки, сумасшедшинки. Я уверяла себя, что бешусь с жиру. Делала вид (про себя, конечно), будто обижаюсь на то, что он не торопится на мне жениться. Мы стали реже ходить куда-то вместе, проводить вечера за бутылкой вина и разговорами, смотреть фильмы, обнявшись под пледом. Потом стали реже заниматься любовью.

Я уверяла себя, что это нормально и неизбежно. Что ни у одной пары страсти-мордасти не длятся вечно. Что ипостась любовников, которая до сих пор была ведущей, должна стать в строй с другими нашими ролями — лучших друзей, единомышленников, соратников, возможно, родителей. Федька тоже понимал, что мы идем куда-то не туда. Не один раз мы пытались как-то выбраться из этого болота, обсудить проблему, встряхнуть наши отношения, но эффект был минимальным.

К началу четвертого года стало очевидным: даже если мы поженимся, ничего не изменится. И все же я еще надеялась. Быть может, ребенок?.. Я даже перестала принимать таблетки, но мой организм месяц за месяцем провожал эндометрий с завидной регулярностью. Как будто знал, что ничего хорошего из этой затеи не выйдет.

Агония длилась долго. Сначала мы сопротивлялись, потом сдались. Жили в одной квартире, но каждый сам по себе. Рано или поздно это должно было закончиться…

Глядя в бледное линкольнширское небо, я подумала, что с Тони все получается пугающе похоже — быстро и бурно. Может, поэтому мне и не по себе? И дело не в отсутствии перспектив — с Федькой в тот самый первый вечер они тоже выглядели нулевыми. Что, если в любви я точно такая же, как и во всех своих интересах и увлечениях: либо с фанатизмом, либо никак? А фанатизма надолго не хватает — выгораешь.

Проклятье, зачем я расставила эти самые точки над Ё? Сейчас вполне могла бы притворяться, что просто пойду выпить чаю… на ночь глядя…

Света, ты элементарно психуешь, потому что для здоровой женщины твоего возраста, привыкшей к регулярному и качественному интиму, два с лишним года воздержания — это многовато. Саламандры хотят, а мозги боятся. Только и всего.

Ох, если б все было так просто…

========================================

Чай я попросила подать на веранду. Солнце за день сильно прогрело воздух, было довольно душно, но расположенная с северной стороны, да еще полускрытая зарослями сирени веранда с распахнутыми настежь окнами была по-волшебному прохладной. А ведь всего каких-то двое суток прошло с тех пор, как я сидела здесь, закутавшись в плед по самые ноздри.

Снова позвонил Тони и сказал, что будет ждать меня в девять.