Осень - Прилежаева Мария Павловна - Страница 24

• Предыдущая
• 24/32
• Следующая

- Как, ты сказал, учительницу зовут? - заинтересовался Игорь Петрович.

- Ольга Денисовна.

- Она что, не работает в школе?

- Работала. Теперь нет.

- Гм.

Игорь Петрович хмыкнул: "Гм". Закурил. Он запомнил ту старую учительницу, державшуюся с подчеркнутым достоинством и даже высокомерием, что не очень свойственно учительницам, казалось ему. Что-то с ней не совсем ладно, чутьем угадал он. Но не стал углубляться. В обязанности его не входило выяснять личные обстоятельства больных, а кстати, она вовсе и не больна.

Но Тёмка на что-то напал. Что он там откопал, дурень? При чем тут мать?

- При чем мать? - холодно спросил сына Игорь Петрович.

- При всем, - отрезал сын. - При том, что учительницу выживают из школы, внушают болезнь, устраивают на ее место...

- Постой, что ты мелешь? - удивилась мать.

- Павку Утятина забыла? - все горячее распаляясь, продолжал допрашивать сын.

- Не забыла, пожала она плечами. И, поясняя, мужу: - Сын моей сотрудницы по областному Дому учителя. Кончил институт, прислали сюда. Я еще и повидать его не успела, не знаю, как он у нас приживается в школе. Няня говорит, на днях заходил, нас с тобой не застал. Тёма, так что же?

- Что ты намерен писать, товарищ спецкор? Кого собрался разоблачать? Уж не мать ли? - о чем-то догадываясь, с усмешкой спросил отец.

- Я еще не видел Ольгу Денисовну. Увижу, если подтвердится, расскажу все, как есть. Прятать виновных не буду. Не буду! - с дрожью в голосе крикнул Артем.

- Анна, ты понимаешь, что с ним творится? - поразился отец. - Анна, что ты молчишь?

- Слушаю.

У нее стал вдруг совсем подавленный вид. Что-то в ней изменилось, уже не тревога, а страх глядел на Артема из глаз матери.

- Происшествие или нет? - допрашивал сын.

Отец уничтожающе фыркнул:

- Выеденного яйца не стоит твоя история, Тёмка. Выискал сюжетик, эх ты! Провалилась статья, никто не напечатает - печатать-то нечего. Не станешь же ты разоблачать собственную мать... если она и допустила какую-то ну... - Он поискал подходящее слово, не нашел. - Да что! Ни черта она не допустила. А если бы был не Утятин, а какой-нибудь Иванов?

- Тогда другое.

- Почему другое, глупая твоя башка?

- Для Иванова не стали бы отправлять хорошую учительницу в музей древности, а для Утятина отправили, потому что он - мамочкино протеже.

Как язвительно прозвучало это "мамочкино протеже"!

- Мама, мне надо знать одно: ты хотела устроить Утятина?

- Да, хотела послать на работу.

- Все! Мне ничего больше не надо. Все, все.

Он схватил листок, зачеркнул название, написал новое: "Происшествие в школе номер один".

- Не ждал, не ждал, не ждал! - обхвативши ладонями голову, раскачиваясь всем туловищем, исступленно твердил он: - От кого другого, а от тебя, мама...

- Истерика, - пренебрежительно бросил отец. - Слушай, а как же тебя послали спецкором по делу, к которому имеет отношение твоя собственная мать? Завгороно? Твой редактор должен бы сообразить, неудобно посылать сына по делу...

- Я скрыл, - густо краснея, прервал Артем.

- Дай-ка статейку, - сказал отец.

Артем машинально протянул отцу листок, где, кроме заглавия, и написана-то была всего одна первая мучительная фраза. Игорь Петрович без слов разорвал лист на мелкие клочья, кинул в корзину под стол.

- Надо быть круглым дураком или карьеристом, чтобы заварить эту кашу. Из-за кого? Из-за какой-то старухи, которой давно пора на печку греть кости. Надо было сдать письмо в архив. Вы, газетчики, на все письма мчитесь с проверкой? Черт знает, поглядите на этого остолопа - первая командировка, и куда? По какому поводу? Судить собственную мать.

- Я был уверен, мама не виновата, даже в голову не приходило про маму! - бурно прервал Артем.

- Она действительно не виновата, - с холодным спокойствием ответил отец. - Анна, что ты молчишь?

- Слушаю.

- Так вот, не очень умный наш сын, - продолжал Игорь Петрович, представляешь ли ты, какие последствия могла иметь твоя дикая статья, если бы появилась на свет? Подумаешь, разоблачения! Вон в газете "Труд" и не такое печатают. А здесь что? Собственно, что? Что? Старой учительнице предложили на пенсию. Так ведь это закон. Ни один более или менее соображающий читатель и не подумает сочувствовать. Но твоя статья, если бы появилась на свет, - сенсация. Сын разоблачает собственную мать - вот ведь изюминка в чем. Шумиха обеспечена, да какая! Завгороно, депутат... Анна, что ты молчишь?

- Слушаю.

Она повторяла, как автомат, одно слово, и теперь Артем совсем не узнавал маму - у нее было чужое лицо, наглухо замкнутое.

- И Ляльке не поздоровится, задразнят, - продолжал Игорь Петрович. - И в меня рикошетом. Словом, мальчишка, и думать не смей. Вернешься в газету, доложишь, - существенного не нашел. Много шуму из ничего. Иди. Проветри мозги на воздухе.

Артем выбежал стремглав. Слышно было, грохнула в передней входная дверь. И Лялькин зов:

- Тёма, куда? Я с тобой, Тёма!

- Дурак! - фыркнул Игорь Петрович.

В ожесточении он смял папиросу о пепельницу, закурил другую, нервно пуская темные витки дыма. Сел в кресло. Анна Георгиевна, как, войдя, стала у двери, так и стояла.

- Сядь.

Она покачала головой. Нет. Она казалась раздавленной. Он поразился, до чего она казалась раздавленной!

- Вот что, Анна, прошу тебя, не паникуй. Не вижу никаких криминалов. Ты ни при чем. Инспекторша твоя ни при чем. И директор. Господи боже, старой учительнице предложили на пенсию, так ведь не до ста же лет ей занимать место? А молодым дорогу надо давать? И вообще... Единственно неприятно...

Он поскреб в досаде затылок.

- Что еще? - испугалась Анна Георгиевна.

- Ничего, решительно ничего. Сущий пустяк! - засмеялся Игорь Петрович так естественно, что Анна Георгиевна не стала допытываться о его пустяке. Он ведь юморист, заметил что-нибудь в Тёме. Всегда заметит смешное.

Она скрестила на груди руки, крепко держась одной за другую, и неподвижно стояла у двери.

"Каждую мелочь готова раздуть до трагедии, бывают же люди!" раздраженно подумал Игорь Петрович.

Но у него все же немного скребло на душе. Принесла нелегкая к нему на прием ту учительницу! Ведь здоровешенька. Они все, пенсионеры, от безделья копаются в себе, несуществующие болячки отыскивают. Но неприятно, если кто-то вышестоящий, у кого может на Анну быть зуб, или завистник какой-нибудь, недоброжелатель - их на каждом шагу - раздуют историю, распознают, что учительницу отпустили, гм... между нами признаться, не отпустили, а по всему видно, выпроводили на пенсию по болезни, а она здоровешенька...

• Предыдущая
• 24/32
• Следующая