Детство Маврика - Пермяк Евгений Андреевич - Страница 16

• Предыдущая
• 16/68
• Следующая

- Мой-то уж совсем мужик, - говаривали матери про своих сыновей. Девятый только пошел, а он уже рыбой семью кормит.

Это значит - мальчик просыпается ранним утром и бежит на плотину пруда за ершами, окунями, плотвой. "Надергает" такой три десятка рыбешек вот тебе и рыбный пирог. Глядишь, опять лишняя копейка дома.

Сходить за Мертвую гору на луга, собрать там кисленки, как называли мильвенцы щавель, принести пяток стаканов "клубеники", наискать в лесу на "жареху" маслеников, "синявок", принести полмешка еловых и сосновых шишек для "разжижки" самовара, наловить зеленой кобылки отцу для ловли хорошей рыбы - тоже считалось обязанностью детворы, - уметь помогать, добывать, зарабатывать.

Если девочка в девять лет не умеет мыть посуду, подметать пол, помогать матери управляться на кухне, она поражала сверстниц. Страшно прослыть "неумехой", "бездельницей", "белоручкой".

Мавриковой "невесте" Сонечке Краснобаевой семь лет, а она уже показывает своему "жениху", что с ней он не пропадет. Кормит кур. Собирает снесенные ими яйца. Пропалывает "легкие" гряды, ходит за водой с маленькими ведерками на крашеном коромысле, моет по субботам площадку у "паратьнего" крылечка, отворяет калитку вернувшейся с пастбища корове... Мало ли дел, которыми она гордится и прославляет себя на восьмом году жизни! Не шутка же, в самом деле, считаться невестой такого кудрявого, такого хорошенького, звонкоголосого мальчика.

- Санчик, мы тоже должны что-то делать. Нам пора зарабатывать, убеждает бездельничающий Маврик своего бездельничающего товарища.

- А как? - спрашивает Санчик. - Может, железо рыть и продавать его Лудилке?

- А сумеем?

- А что тут не суметь? Только бы кочережки достать. У Кеги есть. Можно выменять на нитки.

Эта идея - выменять кочережки, потом нарыть ими много железа, продать его Лудилке - увлекает обоих мальчиков.

И они вскоре становятся добытчиками железа.

Из проходных завода вывозится множество шлака. Его вывозят и вываливают на незамощенные улицы Мильвы, чтобы по ним можно было ездить в распутицу, когда грязь стоит выше колес.

Вместе со шлаком попадаются и куски железа: остывшие капли металла, обрезки, "срубки" и прочая мелочь, идущая в мусор цехов. Попадают в мусор покалеченные шайбы, оторванные головки заклепок, погубленные болты, случаются в нем и хорошие новые костыли, которыми прикрепляются к шпалам рельсы железных дорог.

По разработке уличных отвалов перваками считались братья Рамазановы Яктынко и Сактынко. В Мильве везде были перваки. В цехах. У нищих. Среди удильщиков. Должны же быть они и у мусорщиков.

Яктынке и Сактынке по десяти-одиннадцати лет. Сактынко красивый мальчишка, с веселым лицом, смеющимися карими глазами. Лицо старшего, Яктынки, изъедено оспой. На левом маленьком глазу бельмо. Он не умеет говорить ни по-русски, ни по-татарски. У него всего только одно слово "кеге". Если ему нужно сказать "пойдем купаться", он произносит "кеге" и размахивает руками, как при плавании. Если просит есть, снова произносит "кеге" и показывает на рот. С ним ничуть не трудно разговаривать. Крикни ему "кеге" и потом покажи руками, ногами, выражением лица, что ты хочешь сказать, что тебе нужно, и он обязательно поймет.

Это очень добрый, веселый и хороший мальчишка. Он сразу догадался, что за одну катушку ниток Санчик и Маврик хотят выменять две кочережки. Обмен состоялся. Нашлись и сумки, куда складывать найденное железо. Санчику дали старый мочальный "зимбель", с которым нельзя уже стало ходить на базар, а Маврику тетя Катя дала дедушкин кожаный "пестерек", в котором он носил еду, когда ходил на завод.

Екатерина Матвеевна не знала о предприятии, замышляемом Мавриком. Она не могла и предположить, что в эту памятную вещицу будет складываться ржавое железо.

Теперь оставалось научиться выбирать из шлаковых куч железные куски. И этому искусству стал учить тот же Яктынко, которого все ребята называли Кегой.

Нелегко различать железо от шлака. Цвет один. Разный вес. Железо тяжелее. Рукам пришлось немало перебрать, чтобы научиться определять железо по тяжести.

Первый день не принес большой удачи. Добытчики не набрали и по фунту на брата. А если и набрали, то, наверно, половина из найденного - это шлак, слившийся с железом.

На другой день они отправились вдвоем, чтобы Кега и Сактынко не вытаскивали из-под носа хорошие, тяжелые железинки. Попадались очень счастливые куски. Наверно, по полфунта. А нужно было набрать не меньше полпуда. Двадцать фунтов. А лучше пуд. Лудилко меньше не принимал. Полпуда - это гривенник. Два фунта с пуда он выкидывал на "ржу", на прилипший шлак.

Добыча шла успешнее день ото дня, и, наверно, скоро можно будет отправиться к Лудилину и продать нарытое железо. Хорошо бы найти сразу тяжелую железяку.

Мечтая вслух, мальчики не заметили подслушивающего их возчика.

- Ты не зашеинский ли внучонок? - услышал Маврик.

- Да.

- Аль обеднели?..

- Не обеднели, а "деньги нынче кусаются", - повторил Маврик много раз слышанные слова.

- Дома послали?

- Нет, мы сами.

- Это хорошо. Хоть и плевые, а все ж таки свои копейки будут. А ты чей? - спросил возчик Санчика.

- Денисов! - крикнул он, довольный, что и его спрашивают.

- Маляров сын?

- Ага!

- Ну и много ли нарыли?

- Мало. Одна только большая попалась.

- Тогда вот что. Приходите завтра. Сюда же. Об эту же пору, а то пораньше. Будет что рыть.

Сказал так незнакомый возчик, вывалил шлак и уехал.

Рано прибежали Санчик с Мавриком. Долго ждали возчика, но дождались. Он свалил не шлак, а цеховой мусор. В мусоре блестели золотенькие чешуйки.

- Это медь!

- То-то оно и есть, - подтвердил возчик, - не по грошу за фунт, а вдесятеро Лудилин заплатит. Еще воз привезу из механического...

Медных чешуек-стружек оказалось много. Мальчики торопились выбрать их из мусора. Выбирать их было легко. Они блестели.

Сумки потяжелели, а чешуек было еще очень много. Возчик приехал снова и снова опрокинул деревянный коробок.

- Маврик, нам не донести. Давай закопаем.

- Давай.

Так и сделали. Закопали набранную медь и принялись за новый мусор. Пришлось еще раз закапывать и еще раз набирать, а потом перетаскивать по частям к Лудиле Паяловичу. Так его называли потому, что он нигде не работал, а лудил и паял кому придется и всегда "сдирал семь шкур". Но Маврик и Санчик не хотели, чтобы их обманул Лудилко. Они прежде спросили у Кеги цену на медь. Металл ценился дорого и в железной Мильве. В нем нуждались те, у кого были свои небольшие плавильные печи. Хорошее железо брали сельские кузнецы. Ну, а медь - это верные деньги.

Лудило хотел было обвесить, но послышалось предупреждающее слово "кеге" - и гири были подсчитаны правильно. Кега, не умея говорить, хорошо знал счет. Лудило отдал все до копеечки.

Маврик получил рубль шестьдесят три копейки. Таких денег он никогда не держал в своих руках. Кега помог разделить деньги пополам. Неделимую копейку отдали Кеге, и он принял ее как заработанную.

- Откуда такие деньги? - спросила мать Санчика, когда он принес их ей и сказал: "Мама, это тебе на новое платье".

Маврик объяснил, как у них оказалось по восемьдесят одной копейке, и тоже пошел домой отдавать свою часть тете Кате.

Он важным, серьезным вошел в комнату, где тетя Катя шила дорогое заказное платье на своей старинной швейной машине фирмы Попова. Пришел и сказал, стараясь подражать Терентию Николаевичу, с хрипотой в голосе:

- Это тебе на сливочное масло, тетя Катя... Нынче оно тоже вздорожало...

Не сразу поняла Екатерина Матвеевна, что все это значило. Ей долго пришлось рассказывать все с самого начала и до конца, как Лудило хотел их обвесить, а Кега не дал ему их обмануть. А поняв все, тетя Катя расплакалась.

Сначала она плакала от стыда перед собой и говорила:

• Предыдущая
• 16/68
• Следующая