Сага Форта Росс (Книга 1. Принцесса Елена) - Петров Виктор Порфирьевич - Страница 27

Испанцы быстро потеряли всю свою осторожность и неприязнь к русским и стали считать для себя честью быть приглашенными к Ротчевым. По всем испанским миссиям после этого только и было разговоров, что о гостеприимстве и хороших манерах Ротчевых и о красоте Елены и ее подруги Анны. Не менее поражали испанцев и лингвистические способности Ротчевых, говоривших свободно и по-немецки, по-французски, по-английски и даже по-испански. Нужно сказать, что слава о красавице Елене расходилась по Калифорнии вместе с подобной же славой об Анне. Разница была в темпераменте, а также и в положении. Елена, все же, была супругой правителя русской колонии Росс, человека имевшего почти абсолютную власть над судьбами людей находившихся под его командой.

Не только молодые испанские гидальго, но и синьоры и синьориты также восхищались красотой Елены. Кроме того, их поражало богатство ее парижских туалетов, о которых они сами даже не мечтали. Интересно было то, что они даже не завидовали и не ревновали к Елене. Если они и говорили о туалетах молодой жены коменданта Ротчева, так это о вещах, которые были присущи ей. Они прекрасно знали о высоте социального положения Елены в Европе. Она для них была выше всех и на нее можно было только смотреть и восхищаться ею.

Нет необходимости говорить, что простые промышленные Форта Росс, охотники и землепашцы, русские, креолы и алеуты, они просто были «подданными» принцессы Елены.

Елена и сама, еще в России, привыкла к поклонению и, конечно, к тому, что всякое ее желание моментально исполнялось. В те времена крепостного права, дом был полон дворовых, лакеев и горничных, исполнявших ее приказания.

И здесь, в Россе, больше всего чувствовали власть Елены ее горничные, Дуня, привезенная ею из России и Маша, приставленная к ней здесь ее мужем, выбранная из среды местных креолок. Иногда Дуне и Маше крепко попадало от их барыни, в особенности, если что-нибудь не ладилось, но всегда в таких случаях она быстро отходила и чтобы как-то загладить свою строгость, дарила горничным что-нибудь из своего парижского гардероба.

В день своих именин, Елена встала рано, раньше обычного, часов около девяти. Она была страшно возбуждена. Ведь, сегодня будет праздноваться день ее Ангела, а главное, она увидит много новых людей, толпу испанцев.

Она быстро умылась, накинула что-то на плечи и побежала в спальню к Анне.

— Вставай, засоня, уже поздно. Проспишь мои именины, — затормошила она сонную Анну.

После быстрого завтрака, обе женщины начали свой трудный туалет. Нужно, ведь, было показаться новым людям, познакомиться, да и лицом в грязь не ударить, поддержать установившуюся репутацию, лицом в грязь не ударить, показать себя, чтобы Саша был горд своими дамами-красавицами. Он сам рано ушел в свой обычный обход, но обещал быть дома ко времени приезда гостей, некоторые из которых обещали приехать рано, сразу после завтрака.

Елена с Анной рассчитывали, что им возьмет час-два, чтобы одеться надлежащим образом с помощью Дуняши и Маши Однако, не прошло и часа, как гости стали подъезжать целыми конными кавалькадами. Путь был нелегкий и многие из гостей должны были останавливаться переночевать в ранчо фермеров, начавших последнее время селиться между заливом Св. Франциска и рекой Славянкой, впадавшей в залив Бодего. Несколько семей остановились переночевать на ранчо соседа Ротчевых, американца Макинтоша, который имел довольно большое ранчо недалеко от Бодеги.

Гостей встречал Ротчев, старавшийся развлекать их до выхода своих дам из дома. Он уже начинал волноваться, что Елена с Анной так долго одеваются. Дуня с Машей совершенно измотались, бегом бегая из комнаты в комнату и стараясь предугадать желания своих барынь. Наконец корсеты затянуты, платья надеты и расправлены. Дуня поспешно надела парижские туфельки на ноги Елены: Анна была готова уже несколько минут и ожидала Елену. В последний раз они посмотрели в зеркала, осмотрели друг друга, еще раз, махнули пушками с пудрой по лицу, и направились к выходу.

Выход Елены с Анной, шедшей за ней, был действительно торжественным и импозантным. Толпа, стоявшая на площади перед домом коменданта, просто ахнула от восхищения, когда белокурая Елена, с волосами золотившимися от яркого полуденного солнца, появилась в дверях дома и медленно сошла по ступеням вниз, окруженная волнами своего роскошного платья. Вслед за ней спустилась Анна также восторженно встреченная гостями.

И действительно было на что посмотреть. Елена появилась на террасе своего дома, в своем кружевном платье ярких летних цветов. Можно было мысленно представить, видя ее, что это был торжественный выход королевы или герцогини в средние века, выходившей из своего замка, под восторженные восклицания восхищенной публики. Как-то забывалась окружающая, довольно простая и скромная обстановка, грубые потемневшие бревенчатые стены домов или высокой крепостной стены. Все это отходило на задний план, все забывалось и все, что видели люди, это было необыкновенное видение северной красоты. Может быть, наоборот, эти темные, почерневшие от ветров, непогоды и времени, стены, эти башни-блокгаузы по углам, эта маленькая очаровательная часовня, все это придавало соответствующий фон, напоминавший средневековье, создавало феерию двора старого замка, на фоне которого красота Елены еще более выделялась.

Гости торопливо окружили Елену, когда она сошла со ступеней террасы. Молодые кабалеро в своих ярких красочных костюмах окружили Елену и, грохоча своими громадными звенящими шпорами, торопились приложиться губами к руке принцессы.

— Принцесса, вы очаровательны! — восклицали они, — вы также прекрасны, как лучшие северные цветы вашей страны.

Не только молодые люди, но и дамы, синьоры и синьориты, окружили Елену и также радостно, с восторгом, приветствовали ее и восхищались ее красотой и туалетом. Они, по очереди, церемонно представлялись ей и приседали перед ней в глубоком реверансе, точно были на торжественном приеме в королевском дворце или, по крайней мере, на приеме у его превосходительства, губернатора Калифорнии.

Разговор вокруг только и был о красоте супруги коменданта о ее чудном туалете и необыкновенном аромате ее парижских духов.

Веселая, раскрасневшаяся от оживления, Елена переходила от группы к группе и представляла своим гостям подругу Анну, также ставшую предметом восхищения экспансивных испанцев.

— Я просто глазам своим не верю, — в изумлении смотря по сторонам, с жаром сказал Мануэль Макинтош, стоявший со своим хозяином Ротчевым на ступенях маленькой бревенчатой часовни, в юго-восточном углу форта. Макинтош, высокий, худощавый, жилистый американец, «сосед» русских поселенцев, был чисто и парадно одет по моде времени, чисто выбрит, но с длинными волосами довольно низко спустившимися позади на его шею.

— Какие яркие краски излучает эта веселая толпа. Все это вместе с яркими лучами солнечного света соединено с красотой июньского калифорнийского неба… и в центре всего — очарование и красота вашей жены, Мистер Ротчев. Уж не вижу-ли я это все во сне? Разве мы не в диких пространствах дальнего запада, не живем ли мы в изолированных, маленьких селениях и фортах, окруженных угрюмыми, бревенчатыми стенами, которые все время, день и ночь, напоминают нам о постоянной возможности изменнического нападения враждебных индейцев! Здесь-ли мы или наоборот присутствуем на торжественном приеме величественного двора королей, на торжестве или празднестве в честь принцессы где-нибудь в Мадриде или Париже?

Ротчев, в изумлении, посмотрел на своего, обычно молчаливого, приятеля-соседа.

— Мистер Макинтош, — воскликнул он, — что за сравнение! Он засмеялся. — Мне кажется, что ваши частые встречи с многоречивыми испанцами сильно повлияли на вас. Вы тоже стали выражаться довольно высоким штилем. Посмотрите только вокруг себя, посмотрите внимательно, взгляните на эти грубые, бревенчатые, мало-отесанные здания, на эту простоту, если не сказать бедноту окружающей нас обстановки, отсутствие всего, с чем у нас связано слово «цивилизация». Где только вы могли найти эти высокопарные сравнения?