Атлант расправил плечи. Книга 3 - Рэнд Айн - Страница 139

• Предыдущая
• 139/159
• Следующая

Галт наблюдал за ним, его взгляд ничего не выражал, по его глазам нельзя было догадаться, что они видят, кроме того, что они видят все.

Мистер Томпсон внезапно встрепенулся и без всякой необходимости слегка задергался, словно спешил.

– Мне пора, – сказал он. – Я… у меня много дел. Мы еще поговорим. Обдумайте все. Не торопитесь. Я не хочу давить на вас. Отдохните, успокойтесь, чувствуйте себя как дома. Требуйте себе что хотите – еду, напитки, сигареты, все самое лучшее. – Он показал на одежду Галта: – Я велю заказать для вас приличную одежду у самого дорогого портного в городе. Хочу, чтобы вы не испытывали никаких неудобств и… Скажите, – спросил он излишне небрежно, – у вас есть семья? Вы хотели бы кого-нибудь видеть, родственников?..

– Нет.

– Друзей?

– Нет.

– Любимую женщину?

– Нет.

– Просто мне хочется, чтобы вам не было одиноко. Вы можете принимать гостей, посетителей, только назовите их имена, было бы желание.

– Нет, никого.

Мистер Томпсон чуть помешкал у двери, с минуту смотрел на Галта и покачал головой.

– Не могу вас понять, – сказал он. – Никак не могу понять.

Галт улыбнулся, пожал плечами и ответил:

– Кто такой Джон Галт?

* * *

У входа в отель «Вэйн-Фолкленд» резкий ветер кружил хлопья мокрого снега. Вооруженные постовые выглядели в полосах света неуместно беспомощными и отчаявшимися; они стояли, нахохлившись, вобрав голову в плечи, обняв для тепла автоматы. Казалось, разряди они в диком всплеске злобы всю обойму во мрак ночи, это не принесет им облегчения.

Улицу перебежал Чик Моррисон, глава Комитета пропаганды и агитации; он спешил на совещание на пятьдесят девятом этаже. Ему по долгу службы бросалась в глаза удивительная летаргия одиноких прохожих: постовые не вызывали у них никакого любопытства, они не удосуживались взглянуть на заголовки нераспроданных газет, которые влажной горкой лежали на прилавке киоска с оборванным, продрогшим продавцом. В них варьировалась одна тема: «Джон Галт обещает процветание».

Чик Моррисон огорченно покачал головой: каждый день на первых полосах газет людям внушалось крупным шрифтом, что вожди нации действуют единым фронтом с Джоном Галтом, вырабатывая новую экономическую политику, – и никакого эффекта. Люди, заметил он, шли так, будто им не хотелось видеть ничего вокруг. Его тоже никто не замечал, кроме какой-то старухи в лохмотьях, которая без слов протянула к нему руку, когда он подошел к освещенному подъезду; он проскочил мимо, и только мокрые хлопья упали на голую иссохшую ладонь.

От вида улиц голос его звучал раздраженно и встревоженно, когда он обратился к узкому кружку лиц, собравшихся на пятьдесят девятом этаже у мистера Томпсона. Выражение лиц собравшихся вполне соответствовало тону его голоса.

– Никакого эффекта, – сказал он, указывая в подтверждение на груду донесений от своих агентов и аналитиков. – Мы ежедневно говорим в своих выпусках о сотрудничестве с Джоном Галтом, но на людей это не производит никакого впечатления. Им все безразлично. Они ничему не верят. Некоторые заявляют, что он никогда не будет со трудничать с нами. Большинство вообще не верят, что мы его заполучили. Не могу понять, что случилось с людьми. Они не верят ни единому слову. – Он тяжело вздохнул. – Позавчера в Кливленде закрылись еще три фабрики, вчера – пять в Чикаго. В Сан-Франциско…

– Знаю, знаю, – перебил его мистер Томпсон, плотнее закутывая шарфом шею: ТЭЦ вышла из строя. – Выбора нет, решение одно: он должен уступить и взяться за дело. Должен.

Висли Мауч смотрел в потолок.

– Не просите меня еще раз говорить с ним, – сказал он и вздрогнул. – Я старался. Никто не сможет договориться с этим человеком.

– Я… я тоже не смогу, мистер Томпсон! – воскликнул Чик Моррисон, когда блуждающий взгляд мистера Томпсона остановился на нем. – Я подам в отставку, если вы пошлете меня к нему! Я не выдержу! Не заставляйте меня!

– Никому ничего не удастся, – сказал доктор Феррис. – Попусту тратим время. Он не слышит ни одного обращенного к нему слова.

Фред Киннен усмехнулся:

– Ты хочешь сказать, что он слышит слишком много. И что еще хуже, дает ответ.

– Тогда почему бы тебе не попытаться еще раз? – окрысился на Киннена Мауч. – Тебе вроде бы понравилось. Почему бы тебе не попытаться убедить его?

– Зачем? – спросил Киннен. – Не обманывай себя, приятель. Никому не удастся переубедить его. Я не намерен пытаться снова… Понравилось? – добавил он удивленно. – А что? Пожалуй, да.

– Да что с тобой? Он что, начинает тебе нравиться? Он что, берет над тобой верх?

– Надо мной? – безрадостно усмехнулся Киннен. – Какой ему от меня прок? Когда победит, он первым вышвырнет меня… Просто он говорит дело.

– Ему не победить! – рявкнул мистер Томпсон. – Об этом не может быть и речи!

Последовало долгое молчание.

– В Западной Виргинии голодные бунты, – сообщил Висли Мауч. – А в Техасе фермеры…

– Мистер Томпсон! – с отчаянием в голосе воскликнул Чик Моррисон. – Может быть, дать народу возможность увидеть его… на массовом митинге… или по телевидению… только увидеть, чтобы они убедились, что он у нас… Это может воодушевить людей хотя бы на время, а нам даст передышку…

– Слишком опасно, – вмешался доктор Феррис. – Нельзя подпускать его близко к людям. Он может выкинуть что угодно.

– Он должен уступить, – упрямо твердил мистер Томпсон. – Должен присоединиться к нам. Один из вас должен…

– Нет! – закричал Юджин Лоусон. – Только не я! Я не хочу встречаться с ним! Ни разу! Мне незачем убеждаться!

– В чем? – спросил Джеймс Таггарт. В его голосе звучала опасная нотка безрассудной издевки. Лоусон не ответил. – Чего ты испугался? – Презрение в голосе Таггарта звучало намеренно подчеркнуто. Казалось, видя, что кто-то напуган еще больше, чем он, Таггарт испытывал соблазн бросить вызов собственному страху. – В чем ты боишься убедиться, Юджин?

– Нет, нет, меня не убедить! Я ни за что не поверю! – Лоусон наполовину рычал, наполовину всхлипывал. – Вы не заставите меня потерять веру в человечество! Нельзя позволять, чтобы существовали такие люди! Безжалостный эгоист, который…

– Вы жалкая кучка хлюпиков-интеллигентов, вот вы кто, – презрительно сказал мистер Томпсон. – Я думал, вы сможете договориться с ним на его языке. А он вас всех перепугал до смерти. Идеи? Где же ваши идеи? Сделайте что-нибудь! Заставьте его присоединиться к нам! Завоюйте его!

– Беда в том, что он ничего не хочет, – сказал Мауч. – Что можно предложить человеку, которому ничего не надо?

– В смысле, – добавил Киннен, – что мы можем предложить человеку, который хочет жить?

– Заткнись! – взвизгнул Джеймс Таггарт. – Что ты говоришь? Откуда такие мысли?

– А почему ты визжишь? – спросил Киннен.

– Успокойтесь все! – скомандовал мистер Томпсон. – Друг с другом воевать мастера, а как дойдет до схватки с настоящим мужчиной…

– Так значит, он и вас охмурил? – встрепенулся Лоусон.

– Умерь свой пыл, – устало сказал мистер Томпсон. – Это самый крепкий орешек, который мне когда-либо попадался. Вам этого не понять. Крепче не бывает… – В его голос вкралась едва заметная нотка восхищения.

– И крепкий орешек можно расколоть, – небрежно процедил доктор Феррис, – я ведь объяснял вам как.

– Нет! – закричал мистер Томпсон. – Нет! Замолчи! Не хочу слушать тебя! Я тебя не слышал! – Его руки судо рожно задвигались, словно он отчаянно пытался стряхнуть с себя что-то, что не хотел даже назвать. – Я ему сказал… что это неправда… что мы вовсе не… что я не… – Он неистово затряс головой, будто в одних словах уже таилась не ведомая, ни с чем не сравнимая опасность. – Нет, друзья, надо понять, что мы должны быть практичны и… осторожны. Дьявольски осторожны. Надо все провернуть мирно. Нельзя настраивать его против нас. Нельзя причинять ему вред. Мы не можем рисковать, с ним ничего не должно случиться. Потому что не будет его – не будет и нас. Он наша последняя надежда. На этот счет не должно быть недопонимания. Не будет его – и мы погибнем. Мы все это знаем и понимаем. – Он обвел всех взглядом. Они знали и понимали.

• Предыдущая
• 139/159
• Следующая