Покажи мне, зеркало… (СИ) - Нури Ирада - Страница 1

Июльская жара в этом году была особенно невыносимой. На ясном небе вот уже третью неделю не появлялось ни единого облачка, появление которого могла бы дать надежду измученным людям на то, что в ближайшее время Всевышний услышит их горячие мольбы и прольет на землю благословенный дождь, способный хоть ненадолго, но все же прогнать устоявшийся зной, от которого не колыхалось ни единой веточки, ни самого крохотного листочка в саду повелителя. С недавнего времени все реже стали раздаваться веселые трели экзотических птиц, предпочитающих спасаться в тенистых вольерах от выжигающих лучей палящего солнца.

Единственное время суток, когда можно было хоть немного расслабиться и вздохнуть полной грудью, были вечера. Хоть и по-прежнему безветренные, они были все же достаточно прохладными, что было поистине настоящим спасением посланным Милосердным, заботящимся о нуждах своих созданий.

В одну из таких ночей, единственная законная супруга великого Шахбаз-хана и мать его старшего наследника ханзаде Джабира — Зейнаб хатун перед тем как отойти ко сну, полулежала на обитой бархатом и золотом тахте в самых роскошно обставленных покоях дворца, и пока рабыни массировали ей запястья и ступни ароматическими маслами с расслабляющим эффектом, предавалась радужным мечтам о том времени, когда ее повзрослевший сын займет отцовский трон, а она сама на правах матери повелителя, сможет наконец заняться управлением не только вверенного ей гарема, но и вмешиваться в дела государства, в которые до сих пор у нее не было доступа.

Совсем юной четырнадцатилетней девочкой, она была преподнесена в дар повелителю своими собственными родителями — крестьянами, двадцать лет назад перебравшихся в эти места из Албании. Во время пожара они лишились дома и небольшого земельного участка, на котором выращивали овощи и фрукты для продажи, и потеряв возможность прокормить и выдать замуж восьмерых своих дочерей, ради общего блага были вынуждены пожертвовать одной из них.

Теута, что в переводе с ее родного языка означало — королева, с младых лет заметно отличалась от остальных сестер: высокая, зеленоглазая, медноволосая, чрезвычайно смышленая, она как ни одна другая была достойна выбранного для нее имени. Чем старше становилась девушка, тем чаще все проходящие мимо молодые люди останавливались поглазеть на красивую крестьянку, лицом и манерами походящую на королеву. До сих пор остается загадкой что же послужило причиной пожара, уничтожившего все то немногое, что у них было, но только погоревав и посоветовавшись между собой, было решено везти красавицу Теуту в ханский дворец.

Как и предполагалось, юный Шахбаз-хан, совсем недавно занявший трон после смерти своего отца, с первого же взгляда увлекся юной красавицей. Горячая кровь, доставшаяся от славных предков, закипела в жилах молодого человека, стоило лишь взглянуть на алые манящие уста и роскошные формы новой наложницы. Не обращая внимания на предостережения матери и теток, всячески отговаривающих его от серьезного шага, он настолько потерял голову, что совершил с ней обряд нигяха, таким образом превратив простую рабыню в официальную жену — хатун, со всеми вытекающими из ее нового титула возможностями и обязанностями.

Однако страсть длилась недолго. Почувствовав вкус власти, Теута, которую сразу же после принятия веры мужа переименовали в Зейнаб, стала стремительно меняться в худшую сторону. Еще бы. Раньше, ей приходилось драться за каждую новую ленточку с восьмерыми сестрами, теперь же ей принадлежало все, на что она кидала взгляд. Ее постоянные капризы и неоправданная жестокость по отношению к слугам, стали притчей во языцех. Первое же, что она велела сделать сразу же после свадьбы, это прогнать со своих земель бывшую семью — водиться с простым людом молодая госпожа считала ниже собственного достоинства. Ничто больше не должно было напоминать ей о прежней жизни и низком происхождении.

Постепенно пелена, застилающая глаза влюбленного супруга, стала исчезать. Он все чаще стал замечать необъяснимые приступы ярости своей жены, во время которых, она могла наброситься с кулаками на любого, кто имел неосторожность попасться ей на глаза в момент, когда она была чем-то раздражена.

Но хуже всего стало тогда, когда придворные лекари, осмотревшие Зейнаб единогласно подтвердили, что ханым — госпожа ожидает долгожданного наследника. Выносить ее бесконечные капризы и жалобы на всех и вся стало просто невыносимо. Не единожды пожалевший о своем когда-то поспешном решении, хан старался как можно меньше реже появляться во дворце, все чаще и чаще проводя дни и ночи под открытым небом, охотясь со своими любимыми соколами. Предоставленная же сама себе, госпожа развлекалась тем, что строила планы мести всякому, кто хоть в чем-то провинился перед ней, грозя неминуемой карой, которую непременно обрушит на головы не угодивших ее наследник.

И наследник родился. Одним из зимних вечеров он появился на свет огласив громким криком весь отцовский дворец. Предупрежденный о рождении ребенка, счастливый отец, все последние недели предпочитавший проводить время не рядом с раздражающейся по пустякам женой, а охотясь в горах, спешно вернулся домой. С невероятной гордостью он принял из рук повивальной бабки своего первенца, прочитав над которым традиционные молитвы нарек гордым именем — Джабир, что означало правитель… или же тиран.

Зря Зейнаб ожидала от государя особых почестей. Поцеловав ее в лоб и поблагодарив за сына, супруг предпочел вновь вернуться в горы. И так продолжалось до тех пор, пока…

— Госпожа, — взволнованный голос Гюльсюм, доверенной служанки, многократно доказавшей ее особую преданность, отвлек Зейнаб от размышлений. Она ворвалась в покои хозяйки с такой поспешностью, словно за ней гналась сотня шайтанов-демонов.

Ее состояние передалось и хозяйке. Почувствовав неладное, она взмахом пальцев, унизанных драгоценными перстнями велела рабыням немедленно оставить их наедине.

Служанка уже открыла было рот, чтобы выпалить все как на духу, когда распахнулась противоположная дверь, ведущая на половину наследника, и девятилетний Джабир бледный как смерть бросился к матери:

— Валиде, вы слышали новость? Бану разрешается от бремени.

— Что? — Зейнаб взглядом полным ужаса уставилась на Гюльсюм, которая опустив низко голову, лишь смиренно кивнула:

— Увы, это правда, госпожа. Я случайно узнала об этом от одного преданного нам евнуха и сразу же бросилась к вам.

Резкий звук похожий на рычание вырвался из груди хозяйки. Всевышний да покарает их всех.

Словно безумная она к ужасу наблюдавших за ней сына и служанки, принялась носиться по покоям круша и разбрасывая все вокруг. Наконец, чуть выпустив злость, она обернулась к свидетелям своего безумства:

— Джабир. Немедленно возвращайся в свои комнаты. Негоже наследнику великого хана разгуливать по женской половине, да еще и в такой час.

— Хорошо, матушка, — видя в каком состоянии находится его мать, мальчик решил не злить ее еще больше, а поспешить выполнить приказ.

Едва дождавшись ухода сына, Зейнаб кипя от ненависти обернулась к союзнице:

— Я должна быть там. Мне необходимо увидеть все собственными глазами.

— Не беспокойтесь, госпожа. Господь всемогущ, он непременно услышит вас и не даст той наложнице сына. Вот увидите, она родит дочь.

— Дай-то Аллах. Потому, что если она родит сына…

Незавершенная фраза повисла в воздухе, рождая в воображении обеих женщин кровавые картины одна ужаснее другой. Зная нрав хозяйки не приходилось сомневаться в том, какая участь ожидала новорожденного. У хана и прежде рождались сыновья от других наложниц, но ни один из них не вызывал у нее такого чувства беспокойства. Когда придет время, она избавится от них всех разом. Совсем другое дело ребенок Бану. Когда год назад эта плененная англичанка появилась во дворце, сразу же стало ясно, что с ней все будет не так как с другими.