Никогда не кончится июнь (СИ) - Кроткова Изабелла - Страница 15

…Почему дождь так громко стучит?.. Как отчаявшийся путник, он колотит в окна, разрывая непрочную оболочку сновидения, и в образующиеся трещины проникает горький стон ветра…

Уже почти безысходный стон ветра…

Плач и стенания ветра…

Эти стенания разверзли, наконец, хрупкий покров сна, и он вновь стал истончаться, будто пелена, плотно закрывающая мои глаза, начала расползаться, разбредаться на клочья, и все они вдруг разом упали, и…

Сон как рукой сняло.

Я открыла глаза и повертела головой, блуждая взглядом по темной спальне. Взгляд уперся в часы на стене. Видно плохо, но, по-моему, около трех.

А это что?..

Я вгляделась в темное пятно окна и поняла, что сердце уходит в пятки.

На краешке форточки со стороны улицы сидела бабочка, издавая всхлипывающие звуки, похожие на заунывный плач. Сначала я разглядела лишь ее плавно кивающую крыльями огромную тень. Потом, раскрыв глаза, увидела, как она бьется в глухое стекло своим маленьким тельцем, и обреченный стон пролетел над спящей комнатой. Увидев, что я проснулась, бабочка приподнялась с места и, тяжело взлетев, вспорхнула в небо. Я суетливо попыталась скинуть рубашку, что бы переодеться в майку и шорты, но у меня почему-то ничего не получилось — рубашка выскальзывала из рук и струилась по гладкому обнаженному телу.

Бабочка за окном металась из стороны в сторону, словно призывая меня.

Быстрее!

Я бросилась к выходу и за дверью обнаружила, что лифт не работает.

Придется бежать.

Подъезд был темным, и шаги отдавались глухой пустотой. Спирали лестничных пролетов замелькали перед глазами. Я выбежала на улицу, чувствуя необычайную легкость в теле.

Бабочка уже нетерпеливо махала крыльями над головой. Я вдруг разглядела ее глаза — совсем как человеческие, глубокие и темные. Но этот взгляд длился не больше секунды, она плавно поднялась, вновь, как и в прошлый раз, увлекая меня за собой. И так же, как и в прошлый раз, почти не касаясь земли — а может, и вовсе ее не касаясь, — я перемещалась мимо тусклых фонарей, гаражей, извилистых троп, пока впереди опять неожиданно не вырос высокий, неказистый с виду, ярко освещенный дом. И среди полной тишины послышался неприятный резкий смех, зазвенели голоса, а в окнах засуетились человеческие фигуры.

Только на этот раз дом мне что-то смутно напомнил.

Это нелепое нагромождение этажей…

Кафе «Лабиринт»!

Бабочка залетела в распахнутую дверь, ведущую в темноту, и пропала из виду.

И я уже знала, что внутри останусь одна.

Но все-таки шагнула за ней, опустив ступни в рыхлую, похожую на песок, землю.

«Тут надо быть осторожной. Земля обрывается очень внезапно…», — пришло мне на ум, и в ту же секунду нога скользнула в сторону, и я полетела вниз с головокружительной высоты.

И так же мягко приземлилась в уже знакомый теплый ворох.

Приподняв с пола невесомое тело, осторожно огляделась и поняла — я в той же самой комнате. Дверца в стене снова чуть приоткрыта, из нее льется струйка света и, перебивая друг друга, раздаются грубые голоса.

Двигаясь на цыпочках, я прильнула глазом к узкой щели.

Видимо, я прибежала слишком поздно, и игра уже подошла к концу.

— В последний раз! — закричал изворотливый небритый мужичок, усаживая на место худого человека со смертельной бледностью на лице. Это был уже другой человек, не тот, которого я видела несколько ночей назад, по настоянию огромного мужика заключивший неведомое пари.

— Нет, нет… Я проиграл слишком много… слишком много… — залепетал клиент, пытаясь выбраться из-за стола.

— Надо отыграться! — заревел бас громилы — он опять был здесь и по-прежнему сидел за карточным столом с колодой в руках. — Или расплачивайся — и немедленно! Таково условие!

Мужчина затрясся. Он был похож на больную птицу, попавшую в силок.

— Но где я возьму столько денег?.. — бледный как полотно, проигравший стоял, опираясь дрожащей рукой на острый угол стола. Я слышала его прерывистое дыхание.

— Таково условие! — категорично повторил сидящий напротив.

— Условие… — обреченно прошелестел тающий голос.

— Или пари! Помнишь, какое у нас пари? — заорал небритый, и окружавшая столик толпа подхватила:

— Пари, пари, ПАРИ!!!

Нестройные голоса вонзились мне в уши, и пол на мгновение уплыл из-под ног.

— Не-е-ет! — высокий крик отчаянья выстрелил в потолок комнаты.

Громила поднялся над столом, потирая здоровенные ручищи.

— Но ты же знал об условии! — рявкнул он так громко, что пивная кружка, стоящая на углу стола, лопнула и разлетелась на три крупных осколка.

— Да что тут думать? Перед заключением пари все долги списываются! — сверкая лживыми глазками, зашептал на ухо зажатому со всех сторон человеку вертлявый мужичок.

— Пари… — наконец, произнес тот и бессильно уронил голову на грудь.

Тут же из толпы протянулись длинные худые руки, они подхватили осколки, и на месте их появилась новая сверкающая кружка с переливающейся через края пеной.

В руках огромного игрока вновь оказалась колода, и он начал быстро-быстро тасовать карты.

Прилипнув к дверной щели, я напрягла зрение изо всех сил.

Что-то здесь не то…

Тасуя, он развернул колоду так, что она была мне хорошо видна, и перед глазами замелькали карты — черви, трефы, пики…

И вдруг легким, неуловимым движением пиковый туз как-то ловко скользнул между пальцев раздающего и исчез.

«Шельмует, гад!» — поняла я.

И почему-то еще одно потаенное чувство, забытое словно еще до рождения, скрытое глубоко-глубоко в памяти, в той самой памяти, что не здесь, приподняло свою голову…

Будто я знаю, как…

Из комнаты вдруг поползла жара невероятной температуры, и чувство это, не успев открыться, расплавилось и обвалилось назад, в глубокую нору той, другой, памяти. Жар потоком плеснул в лицо, качнув прямо к двери легкое тело под рубашкой.

— Кто там?! — взревел громовой бас, и дверь распахнулась настежь.

В ту же секунду из комнаты пролился яркий свет, и перед моим взором возникло кипящее яростью лицо гигантского, под потолок, человека в тельняшке, и шею совсем близко обдало его тяжелое дыхание.

Мечась не на шутку испуганным взглядом по углам, я отшатнулась назад.

Где же бабочка?!

И ужас, леденящий ужас пронзил меня насквозь — он пробежал по телу резким и мощным электрическим разрядом, и от внезапной слабости в коленях я едва удержалась на ногах.

ГДЕ ЖЕ БАБОЧКА?!. Неужели она не спасет меня?!

А в следующую секунду мои длинные волосы оказались зажатыми в огромной волосатой ладони.

Внезапно в моем ненадежном укрытии стало жарко, как в печи, и я почувствовала, что воздуха начинает не хватать — он все сильнее рассеивался в этой наплывающей жаре, и я, задыхаясь, уже втягивала в себя лишь опаляющий легкие огонь.

— Мама… — пролепетала я, чувствуя, как отдаляется гомон толпы, как притупляется боль у корней волос, как меркнет яркий свет, и как я сама растворяюсь в этом пылающем пламени, осыпаясь в маленькую горку пепла…

— Закрой лицо… мне пришлось это сделать… — возле уха легким дуновением пролетел шелест, и я, внезапно восстав из пепла и бесконечно этому удивляясь, легко и плавно взмыла в воздух — в прохладный, широкий воздух июньской ночи, и вдохнула его всей своей сдавленной грудью, захлебнувшись первым же глотком.

Розовый луч рассвета высветился на небе, расцвечивая его бледной радугой.