Королева морей - Волошин Юрий - Страница 22

Она лежала в сумрачном, низком помещении, запущенном и неопрятном, какие бывают в холостяцком доме доживающего свой век человека. Доносились какие-то звуки, шорохи, но Асия не хотела вставать и продолжала лежать под драной попоной, грубой и колючей.

Она вздрогнула от неожиданности и сунула руку под подушку, услышав голос своего попутчика:

— Салям, ханум. Поздно уж, вставать пора, солнце высоко.

— Салям, добрый человек. Извините, что не знаю, как вас звать, — ответила Асия, натягивая попону до самых глаз и сжавшись под нею.

— Чего испугалась? Я не обижу. А звать меня Исмет, я вчера говорил, да ты, ханум, запамятовала. Истомилась в дороге, вот и не помнишь.

— Спасибо, Исмет-ага. Так и было.

— Вставай, дочка, кушать будем. Я уже наработаться успел. Полил огород, коней напоил да накормил, да вот еды приготовил. Вставай. Молитву Аллаху посылать не будешь? Гяурка?

— Гяурка, Исмет-ага.

— Ну и что. Все же человек, а Бог един, и все мы ходим под ним.

Он вышел, а Асия торопливо оделась, оправила мятое платье, отряхнула солому с шаровар и лица. Она шагнула на солнце, укрывшись чадрой. Двор, как она успела заметить еще вчера, был огорожен ветхой глинобитной стеной, и улицы видно не было. Это успокоило женщину. Она поплескалась у корыта для водопоя, прошептала короткую молитву.

Исмет уже поджидал ее на пыльном коврике под сенью чинары. Чай, лепешки и зелень составляли весь завтрак. Асия смущенно уселась, и оба молча стали есть. Она старалась сдерживать аппетит, он смачно пережевывал пищу, весь уйдя в это занятие.

— Я вот думаю и пока не знаю, чем помочь тебе, Асия-ханум, — сказал Исмет, переворачивая пиалу и вытирая вспотевшую шею и лицо.

Асия вздохнула. Что она могла ответить? А Исмет продолжал, и видно было, что ему хочется поговорить:

— Знаю только, что не в добрый путь ты собралась, Асия-ханум. Сцапают тебя одну на дороге, ограбят и продадут, если не что-нибудь похуже сделают.

— Но как же быть? Может, мне пожить у вас, Исмет-ага, немного, а там и решение придет?

— Пожить? Конечно, пожить можно. Заплатила хорошо, можно и пожить, да и не о том речь. Пропадешь ты одна. Кругом столько душегубов, которые рыщут в поисках такой вот легкой добычи.

— Может, на север податься? Там, я слышала, мои единоверцы живут. Все не так страшно.

— На севере постоянные войны. Да, армяне приютили бы, но войну не обойти.

— Да кто же воюет? — спросила со страхом Асия, вспомнив Ибрагима. «Может, и он на ту войну отправлен?» — подумалось ей.

— Персия с Турцией постоянно спор ведут за те края, а малые людишки кровью обливаются, — отвечал Исмет, воздев глаза к небу, шепотом вознося молитву и оглаживая ладонями лицо и бороду.

Они помолчали, прислушиваясь к звукам на улице.

— То, что ты, Асия-ханум, гяурка, не так уж и важно, — продолжал Исмет. — А важно то, что тебе некуда деваться. Одна ты, а земля для тебя чужая. Я так понимаю, что ты не из бедных и средства у тебя есть. Повременим с решением, живи у меня, мне веселей будет. Скажу, что дальнюю родню приютил. Об этом не беспокойся. Заняться тут есть чем, скучать не будешь, а там и придумаем что.

И хоть Асия страшно тосковала и страх леденил ее душу, но ей казалось, что в этом доме она с удовольствием осталась бы надолго. Хорошо ей показалось в нем, а если прибрать его, вычистить, так и совсем приятную жизнь можно будет устроить. А лица и голоса можно и не показывать, не в России. Тут и молчком женщина прожить может.

Дни тянулись спокойные. К Исмету гости заходили редко, но Асия в такие минуты скрывалась в доме, на вопросы не отвечала и торопилась побыстрее исчезнуть из поля зрения пришедших.

Как-то после вечерней молитвы Исмет затеял разговор, и Асия взволнованно слушала, догадываясь, что тот придумал кое-что.

— Я решил, что лошадь твою, Асия-ханум, нужно продать.

— Как же так? — удивилась и испугалась Асия.

— А так. Я человек бедный, и родня моя вся такая же. Откуда у меня и у родни может быть такой конь? Подумают люди, что украл. Нехорошо. А так денег будет достаточно, и от греха подальше. Чего доброго, кад-хода решит проверить, и тогда хлопот не оберешься. Денег не хватит на подношения. А седло, а сбруя? Такие не зазорно и самому даруге иметь. Послушай старого, я плохого не посоветую.

Асия подумала и пришла к выводу, что Исмет говорит очень правильно. Но кобылу было жалко.

— Да, Исмет-ага, ты прав. Так и придется сделать. Продавай. Куда мне с таким конем. Согласна, — со вздохом произнесла она.

— Вот и ладно, вот и хорошо! Да и оружие тебе ненужно. Я на сабельку посмотрел, дорогая вещица. Ее и в Тебризе на базаре можно будет показать. Много дадут.

За месяц ловкий Исмет сумел незаметно снести со двора все, что могло омрачить неприятностями их тихую жизнь.

— Слушай, Асия-ханум, — обратился Исмет к своей постоялице после завтрака под чинарой, — вот какая думка посетила мою голову, хвала аллаху и пророку его Мухаммеду. Надо тебе подыскать хорошего мужа, Асия-ханум, чтобы оберегал тебя, заботился.

— Да кто же меня возьмет, гяурку, да и противны мне все мужчины! — вспыхнула она, краснея и возмущаясь одновременно.

— Другого ничего придумать не могу. Да и как женщине без мужа, дома, семьи? Не по заветам аллаха. Шариат этого не допускает. А что гяурка, это можно и поменять. Бог везде одинаков. Имена его только меняются.

— Да разве можно такое?

— В жизни, дочка, все можно. Смотри, чтобы людям плохо не было от того, что ты делаешь. А Бог в душе у каждого должен быть. Без Бога ведь никак не обойтись.

— Странное ты говоришь, Исмет-ага. Даже подумать страшно.

— Это еще не страх, дочка. Страх возьмет, когда Бога в душе потеряешь.

— Нет, не смогу я так, Исмет-ага.

— Ты не торопись с ответом, дочка. Пусть это само придет.

Подавленная и смущенная, Асия примолкла, прислушиваясь к внутреннему голосу, но тот не проявлял себя ничем определенным. Одно смятение души, неуверенность, страх. «Господи, как хорошо было с Ибрагимом. Все ясно и понятно!» — думала Асия, пытаясь унять волнение и растерянность. Ей это не удавалось, а Исмет молчал, не мешая обдумывать услышанное.

Кончалось лето. Скоро год, как Асия скиталась вдали от родных мест. Она стала совсем взрослой. Загорелое лицо похудело и посуровело, стан несколько округлился, движения стали более плавными и медлительными. Время, полное дум и тяжких забот, быстро придало ее облику зрелость. И только волосы, как и прежде, горели золотом, с трудом укладываясь под платок.

Они с Исметом жили скудно, но не голодали. Средства, оставшиеся от продажи ее вещей, давали возможность существовать скромно, но вполне сносно. Асия работала на огороде и по дому, Исмет ездил на базар, торговал маленько, выклянчивал у мираба, распределителя воды, свою долю влаги, ругался, но помнил свое происхождение и не переступал границ дозволенного. Исправно платил налоги и подати, не спорил с кадходой, молитвы отправлял регулярно.

По требованию Исмета и Асия стала посещать крохотную мечеть и молила там Господа о ниспослании благ на ее голову. Губы шептали старые привычные молитвы, и летели они к своим святым. Постепенно Асия привыкла к виду мечети и муллы, крик муэдзина уже не пугал ее, она опускалась коленями на коврик и молилась усердно и горячо. Усвоила несколько изречений из Корана. Так, на всякий случай, к изучению всех ста четырнадцати сур она и не думала приступать. Да этого никто у нее бы и не потребовал.

Осень остудила жар, вечера стали прохладными, свежими. Асия часто стала ездить в Хой, помогала Исмету торговать, знакомилась с городом, обычаями, языком. Ей помогал Исмет, он старался говорить с ней по-персидски. И уже через месяц Асия понимала почти все и даже немного могла говорить, правда, коверкая персидские слова и часто путая их с курдскими. Теперь, когда она кругом слышала чужую речь, слова запоминались быстрее и надежнее.