Орлята (Рассказы о пионерах-героях) - Томин Ю. - Страница 13

Девочка как бы всегда была рядом. Помогала выползти из горящего танка, выплыть на берег, выжить, побеждать.

И в память о ней старшина Алеша Сенцов на обгорелых стенах домов в освобожденных городах писал мелом две буквы: «Л. М.» — Лида Матвеева.

Разведчик был отважен и ловок. Он пробрался в гущу позиций противника и высмотрел все: сколько пулеметов и пушек, где находятся склады снарядов, где расположен штаб. Он слышал, как переговариваются часовые.

— Теперь уже скоро, — сказал один.

— Да. Совсем скоро, — ответил другой.

«Скоро — это когда они пойдут в наступление. Но теперь они нас не захватят врасплох», — подумал разведчик.

Осторожно, так что не хрустнула ни одна даже самая тонкая ветка, не шелохнулся ни один лист на кустах орешника, он начал ползти назад. И вдруг замер: на ветке сидела белогрудая птица. Разведчик полз так тихо, что она подпустила его близко-близко. Выпрямиться — и достанешь рукой!

У разведчика загорелись глаза. Он узнал птицу: щеглиха!

Щеглы были его любимцами — доверчивые, хлопотливые, неунывающие певуны, гроза вредителей-насекомых, враг сорных трав, семенами которых они питаются. Сколько разведчик помнил себя, у них в избе всегда жили щеглы. Их держал отец; потом, когда отец умер, клетки перешли к старшему брату, а потом и к нему — разведчику.

Разведчик чуть слышно засвистал по-щеглиному:

— Пюи-пюи…

Щеглиха покосилась на него блестящей бусиной круглого глаза. Разведчик увидел, что в клюве у нее белеет муравьиное яйцо.

Разведчик осторожно двинулся дальше. Щеглиха, все еще продолжая сидеть на ветке, судорожно затрепетала крылышками.

— Да сиди ты, глупая, — прошептал разведчик. — Ты ж меня выдашь.

Он приподнял голову, оглядываясь, куда ползти дальше, и вдруг увидел на земле щеглиное гнездо, проткнутое палкой, а немного подальше мертвых птенцов с раскрытыми клювами — это был бессмысленный, жестокий разбой…

Разведчик вскочил на ноги. Испуганно вспорхнула щеглиха, задрожали ветки орешника, затрещали сучья под ногами разведчика, и тотчас в лагере противника поднялась тревога.

— Стой! Стой! Стой! A-а, попался! Теперь не убежишь! — это кричали вражеские дозорные.

А разведчик стоял во весь рост, злой, взъерошенный, со сжатыми кулаками и вовсе не пытался бежать.

Его окружили, стали вырывать оружие. Лишь тогда он ответил:

— Буду я вам попадаться… Да я с вами вообще не играю. Вы гнезда разоряете. Это ты, Васька? Ты?..

Васька, двенадцатилетний мальчишка в милицейской фуражке с синим лоскутом на околышке, в трусах и босой, но зато с настоящей командирской сумкой на боку, грудью толкнул разведчика:

— Ишь ты, хитрый какой! Его в плен захватили, он сразу — не играю.

— И не буду!

— Жалостливый какой, — Васька отступил назад и, словно глашатай на площади, обвел рукой вокруг. — Внимание! Смотрите на него: Колька Леонтьев — защитник пернатых!.. А если настоящая война будет, врагам тоже скажешь: «Воевать с вами не буду, — вы птичек обижаете… Тютю, мои птенчики…»

Еще мгновение — Васька и Колька Леонтьев, сцепившись клубком, катались по траве.

— Васька, ты ему прием покажи! — кричали «синие».

Подбежали «красные» — у них на шапках были красные лоскуты — и тоже стали кричать:

— Колька! Ты за голову хватай — Васька кусаться любит!..

Но вдруг и те и другие умолкли, а Коля почувствовал, что его сильно тянут за ухо.

— Это нечестно! — закричал Коля, мотая головой и невольно освобождая Васькину шею. Васька изловчился и укусил его за руку.

— Это еще что такое! — Коля узнал голос своего старшего брата Андрея.

— Ну вот, вечно ты, — Коля отпустил Ваську и поднялся с земли.

Васька тоже встал и, размазывая по щекам слезы, заныл:

— Ты меня за шею, да?.. За шею… А что у меня шея — казенная?..

У Коли очень болел локоть, но он молчал.

— Как маленькие, — продолжал Андрей. — Ну что не поделили?..

— Мы в «красных» и «синих» играли, — с обидой ответил Коля. — А он щеглиное гнездо палкой… И птенцов побил… А щеглиха прилетела и сидит. — Коля умолк, заметив вдруг, что Андрей слушает совсем не его, а музыку, доносящуюся от деревни, — это у дома, где был сельсовет, гремело радио…

— Ты мне нужен, пошли, — с какой-то удивившей Колю медлительностью в голосе сказал Андрей. — Вы, — он кивнул остальным ребятам, — тоже по домам идите. Там вас отцы да матери ждут, — он снова прислушался к музыке и прибавил совсем загадочное: — Не до игрушек теперь… Да-а…

И, не ожидая ответа, он зашагал к околице. Коля побрел за ним.

Когда они подошли к сельсоветскому дому, Коля увидел, что под столбом с репродуктором молча стояли почти все жители деревни.

Музыка уже не играла, а из репродуктора раздавались слова:

— Враг жесток и коварен, он тщательно готовился к нападению на нашу страну, но советские люди уверены — враг будет разбит, эта война принесет гибель фашистской Германии…

— Ой! — воскликнул Коля. — Война! — он поглядел на Андрея. — По-настоящему? Как с белыми воевали?

— Война, — ответил Андрей. — Уже Киев бомбили.

Коле вдруг стало стыдно своей палки-винтовки, торчавшей у него за спиной. Он осторожно снял ее и швырнул под изгородь.

А из репродуктора доносилось:

— Советские люди отстоят Родину, они не позволят врагу растоптать счастливое будущее своих детей.

Андрей положил руку на плечо Коле.

— Я, Коля, должен срочно в Лугу уехать. Может, меня там сразу в Красную Армию призовут, один останешься. Ты тетку Веру как родную мать слушай.

— Тебя воевать возьмут? — с занявшимся духом спросил Коля. — Тогда пусть и меня берут. Тетка Вера, знаешь, какая? Да и никакая она нам не тетка, просто на квартире живем.

Громкие звуки марша, хлынувшие из репродуктора, заглушили его слова.

— Тетку Веру слушай, — повторил Андрей, наклонившись к Коле. — И чтоб без всяких капризов. Деньги буду присылать. Она теперь тебе вместо отца-матери. Понял?

— Понял, — недовольно ответил Коля. — Всегда вы, взрослые, по-своему делаете…

Так кончилось детство. Васька, правда, пытался еще раз затеять игру в войну, но никто из ребят не захотел быть фашистом, а играть в «синих» и «красных» было неинтересно.

Да и некогда стало играть! Каждое утро ребята собирались у школы и вместе с учительницей шли на колхозные поля, чтобы хоть немного заменить взрослых, ушедших на фронт. Дел было много: пололи овощи, потом начали рыть щели-бомбоубежища. И так — все дни. По-другому представлял себе раньше Коля свою жизнь в военную пору. Эх, если бы ходить в лихие атаки, огнем Пулеметов отражать вражеские цепи, гранатами подрывать танки, — вот это была бы война! И чтобы тишину распарывали разрывы снарядов, а смельчаки-разведчики уничтожали бы вражеские штабы. И чтобы среди героев обязательно был бы и он, Коля Леонтьев, — вот это была бы война! А тут — копай да копай бесконечные щели-бомбоубежища!

Село их стояло в стороне от дорог, и за первые недели войны в нем почти ничего не изменилось. Так было до той самой августовской ночи, когда окна изб задрожали от гула десятков моторов и лязганья танковых гусениц. Потом все стихло. Утром узнали, что за селом расположились танковый полк и зенитные батареи.

Мальчишки сразу же попытались пробраться туда. Их задержал часовой, отвел к командиру. Тот угостил ребят сгущенным молоком и отпустил, сказав на прощание, чтобы они больше не приходили.

Ребята, конечно, решили, что придут обязательно снова, но уже на следующий день на деревню налетели фашистские бомбардировщики.

Вместе с другими ребятами Коля работал в это время на поле. Сперва они услышали далекое гудение самолетов. Потом гудение затихло и вдруг послышалось снова, с каждым мгновением становясь все громче и громче. И как-то внезапно самолеты оказались близко, что ребята разглядели и черные кресты на крыльях, и паучью свастику на хвостах.