Сезон гроз. Дорога без возврата - Сапковский Анджей - Страница 29
- Предыдущая
- 29/31
- Следующая
Даже не слишком веря в успех предприятия.
– Сразу после моего прибытия в Риссберг, – обратил он внимание чародеев, – вы представили меня Ортолану и всем вашим магам высших рангов. Даже если побиться об заклад, что виновного в гоэтии и резне среди тех высших рангов нет, – уж весть-то о ведьмаке должна была разойтись по замку. Ваш виновник, если он существует, мигом поймет, в чем дело, и затаится, прекратит всякую активность. Совершенно. Или переждет, пока уеду, – и тогда ее возобновит.
– Мы инсценируем твой отъезд, – ответил Пинетти. – Твое дальнейшее пребывание в замке будет тайной. Не бойся, существует магия, гарантирующая секретность того, что должно секретом остаться. А мы, уж поверь, умеем использовать такую магию.
– Ежедневное патрулирование, значит, имеет, по-вашему, смысл?
– Имеет. Делай свое дело, ведьмак. Об остальном не волнуйся.
Геральт торжественно пообещал себе не волноваться. Однако сомнения у него остались. И еще он не до конца верил чародеям. Были у него кое-какие подозрения.
Но открывать их он не намеревался.
На Плохачёвой Рубильне бойко стучали топоры и визжали пилы, пахло свежей стружкой и живицей. Исступленным прореживанием леса занимался здесь Плохач с многочисленной семьей. Старшие члены семьи рубили и пилили, младшие – лишали сваленные деревья веток, самые молодые – носили хворост. Плохач увидал Геральта, воткнул топор в ствол, отер лоб.
– Приветствую, – ведьмак подъехал ближе. – Что у вас? Все в порядке?
Плохач смотрел на него хмуро и сумрачно.
– Плохо, – сказал.
– Потому что?..
Плохач долгонько молчал.
– Пилу скрали, – проворчал он наконец. – Скрали пилу! Как оно такое вот, а? Чего вы по порубкам ездите, господин, ась? А Торквиль со своими по лесам на кой лазит, м-м? Типа охороняете, м-м? А пи́лы скрадывают!
– Я этим займусь, – легко соврал Геральт. – Займусь этим делом. Бывайте.
Плохач сплюнул.
На следующей Рубильне, на сей раз – Дудковой, все было в порядке, никто Дудку́ не угрожал и даже ничего не украли. Геральт не стал придерживать Плотву. Он направлялся к следующему поселению. Которое звалось Варильней.
Перемещение меж поселениями облегчали лесные дороги, разбитые колесами повозок. Геральту часто встречались упряжки: как груженные лесной продукцией, так и пустые, за грузом только направлявшиеся. Встречались и группы пеших странников, движение было неожиданно сильным. Даже в глубине леса редко случалось совершенное безлюдье. Над папоротниками, словно спина нарвала над морскими волнами, вздымался порой зад бабы, на четвереньках собиравшей ягоды или какие иные лесные дары. Меж деревьями порой мелькало неверной походкой нечто, что сошло бы – обличьем и фигурою – за зомби, но в действительности было всего лишь стариком, ищущим грибы. Временами что-то ломало сухостой с безумным криком – были то дети, утеха лесорубов и углежогов, вооруженные луками из веток и бичевы. Удивительно, сколько шкоды при помощи сего примитивного инвентаря умели они причинить природе. Пугала мысль, что со временем «утеха» подрастет и возьмется за инвентарь профессиональный.
Поселение Варильня – где также царил покой, где ничего не мешало работе и не грозило трудящимся, – название свое – как оригинально! – получило от варенного в ней поташа, средства, ценимого в стекольном ремесле и мыловарнях. Поташ, как объяснили Геральту чародеи, получали из пепла древесного угля, каковой в здешних окрестностях выжигали. Геральт проведывал уже – и намеревался проведать нынче – местные селенья углежогов. Самое близкое носило название Дубовец, а дорога к нему и вправду вела мимо изрядного скопища огромных, многовековых дубов. Даже в полдень, даже при полном солнце и безоблачном небе, под дубами всегда лежала мрачная тень.
Это именно подле тех дубов неполную неделю назад Геральт впервые повстречал констебля Торквиля и его отряд.
Когда они галопом вылетели из-за дубов и окружили его, в зеленых маскирующих одеждах, с длинными луками за спинами, Геральт сперва принял их за Лесничих, членов прославленной охотничьей псевдовоенной организации, которые сами себя называли Стражниками Пущи, а занимались охотой на нелюдей, особенно на эльфов и дриад, и умерщвлением их разнообразными изысканными способами. Бывало, что путников на лесных тропах Лесничие обвиняли в помощи нелюдям или в торговле с ними, а за то и другое с их стороны грозил самосуд, доказать же свою невиновность было непросто. Потому встреча подле дубов обещала опасное столкновение – и Геральт вздохнул с облегчением, когда оказалось, что зеленые всадники не более чем исполняющие свои обязанности стражи закона. Командир, загорелый тип с проницательным взглядом, назвавшийся констеблем на службе у бейлифа из Горс Велена, резко и безапелляционно потребовал от Геральта назваться, а когда услыхал что хотел, пожелал увидать и ведьмачий знак. Медальон с зубастым волком оказался не просто признанным за доказательство удовлетворительное, но вызвал у стража закона удивление. Уваженье его объяло, как, впрочем, и Геральта. Констебль сошел с лошади, попросил ведьмака сделать то же самое и пригласил его для короткой беседы.
– Я – Франс Торквиль, – констебль отказался от притворно-презрительного вида служаки и превратился в человека спокойного и деловитого. – А ты – ведьмак Геральт из Ривии. Тот самый Геральт из Ривии, который месяц назад в Ансегисе спас от смерти женщину и ребенка, убивши чудовище-людоеда.
Геральт стиснул зубы. Он сумел уже позабыть об Ансегисе, о чудовище с пластинкой и о человеке, который погиб там по его вине. Это долго его грызло, потом наконец он сумел убедить себя самого, что сделал столько, сколько сумел, что двоих спас, а тварь больше никого не убьет. Теперь же все вернулось.
Франс Торквиль, похоже, не заметил, как помрачнел при его словах ведьмак. А если заметил, виду не подал.
– Выходит, ведьмак, – продолжил, – мы оба по одной причине по этим буреломам ездим. Скверные вещи с весны происходят на Тукайском Погорье, куда как дурные здесь случились дела. И самое время положить этому конец. После резни в Каблуках я советовал риссбергским чародеям нанять ведьмака. Как видно, они прислушались, хотя обычно слушать не любят.
Констебль снял шляпу и отряхнул ее от иголок и коры. Головной убор у него оказался того же фасона, что и у Лютика, разве только из худшего фетра. И вместо пера белой цапли украшен был пером фазана.
– Уже сколько-то времени я слежу за законом и порядком на Погорье, – продолжил Торквиль, глядя Геральту в глаза. – Не хвалюсь, но я уже не одного преступника поймал, не одним сухую ветвь украсил. Однако то, что здесь в последнее время творится… Против этого нужен кто-то навроде тебя. Кто-то, кто понимает в чарах и разбирается в монстрах, кто ни чудовища, ни призрака, ни дракона не испугается. И хорошо, вместе станем людей стеречь и охранять. Я – за мою малую зарплату, ты – за деньги чародеев. Много ли, спрошу, платят они тебе за работу?
Пятьсот новиградских крон, переведенных на счет авансом, не собирался признаваться Геральт. За столько-то купили мои услуги и мое время чародеи из Риссберга. Пятнадцать дней моего времени. А после пятнадцати дней, независимо от того, что произойдет, переведут вторую половину. Много. Более чем удовлетворительно.
– Ага, наверняка немало платят. – Франс Торквиль быстро понял, что ответа не дождется. – Средств у них хватает. А тебе вот что скажу: здесь никаких денег много не будет. Потому как паскудное это дело, ведьмак. Паскудное, темное и неестественное. Зло, которое тут безумствовало, из Риссберга пришло, голову дам на отсечение. Наверняка чародеи напутали что-то в этой их магии. Потому как та их магия – словно мешок со змеями: пусть бы и завязали его крепко-накрепко, всегда что-то ядовитое вылезет.
- Предыдущая
- 29/31
- Следующая