Сезон гроз. Дорога без возврата - Сапковский Анджей - Страница 22

Дама вдруг подходит, представляется Этной Асидер и говорит, что знает меня. Эка невидаль, меня все знают, слава обгоняет поэта, куда б он ни направился.

– До меня дошла весть, – говорит она, – о злом происшествии, что приключилось с твоим другом, господин поэт, с ведьмаком Геральтом из Ривии. Знаю, что утратил он оружие и нуждается в новом. Знаю также, как непросто отыскать хороший меч. Так уж случилось, что я подобным мечом располагаю. Остался от мужа-покойника, да смилуются боги над его душою. Как раз я зашла в банк, чтобы оный меч перевести в деньги, поскольку – что вдове с меча? Банк меч оценил и желает принять его на комиссию. Мне же, увы, до крайности надобны живые деньги, так как следует оплатить долги покойника, иначе загрызут меня верители. И вот…

После слов сих берет дама сверток из адамашки и оный меч из свертка вынимает. Чудо, скажу я вам. Легкий, словно перышко. Ножны изящны, рукоять – в ящеровой коже, эфес золоченый, в рукояти яспис размером с голубиное яйцо. Достаю его из ножен – и глазам своим не верю. На клинке, аккурат над эфесом, клеймо в виде солнца. А сразу над ним – инскрипция: «Не доставай без причины, не вкладывай без чести». Значит, клинок откован в Нильфгаарде, в Вироледе, месте, славном на весь мир кузницами мечей. Притрагиваюсь к острию кончиком пальца – словно бритва, говорю вам.

Но поскольку я не лыком шит, вида не подаю, равнодушно гляжу, как вьются банковские клерки, а какая-то бабка медные ручки полирует.

– Банк Джианкарди, – говорит вдовушка, – оценил меч в двести крон. На комиссию. Однако если за наличность на руки, отдам за сто пятьдесят.

– Хо-хо, – я ей на то, – сто пятьдесят это изрядный мешок денег. За столько и дом можно купить. Если небольшой. И в предместье.

– Ах, господин Лютик! – заламывает женщина руки и роняет слезы. – Вы смеетесь надо мною. Жестокий вы, милсдарь, человек, так вдову использовать. Но поскольку я в нужде, то пусть уж: отдам за сто.

Таким образом, дорогой мой читатель, проблема ведьмака и была решена.

Мчусь я в «Под крабом и сарганом», Геральт уже там сидит, над яичницей с беконом, ха, наверняка у рыжей ведьмы на завтрак снова были сырок да зеленый лук. Подхожу я и – бах! – меч на стол. Он чуть не подавился. Ложку бросил, оружие из ножен извлекает, осматривает. Лицо – каменное. Но я привык к его мутации, знаю, что эмоции на лице у него не отображаются. Пусть бы даже был полон восторгом – а по нему не увидать.

– И сколько ты за это отдал?

Хотел я ответить, что не его дело, но вовремя вспомнил, что платил-то я его деньгами. Потому – признался. Он руку мне пожал и ни слова не произнес, выражения лица не изменил. Таков уж он есть. Простой, но искренний.

И говорит мне, что выезжает. Один.

– Предпочел бы я, – предупреждает мои протесты, – чтоб ты остался в Кераке. И держал здесь глаза и уши открытыми.

Рассказывает он мне, что с ним вчера произошло, о своем ночном разговоре с князем Эгмундом. И все время вироледанским мечом поигрывает, как ребенок игрушкой новой.

– Я не планирую, – подводит он итог, – служить князю. И участвовать в августе в королевской свадьбе телохранителем – тоже не планирую. Эгмунд и твой кузен уверены, что похитителя моих мечей они вскоре схватят. Я же их оптимизма не разделяю. И это, по сути, мне на руку. Окажись у них мои мечи, у Эгмунда был бы на меня крючок. Я предпочитаю добраться до вора сам, в Новиграде, в июле, перед аукционом у Борсоди. Отыщу мечи и больше в Керак ни ногой. Ты же, Лютик, рот держи на замке. О том, что сказал нам Пратт, никто не должен узнать. Никто. Включая твоего кузена-инстигатора.

Я поклялся, что буду нем, как могила. Он же посмотрел на меня странно. Как если бы не до конца доверял.

– А поскольку может оно повернуться по-всякому, – продолжил, – то следует обдумать запасной план. И потому мне хотелось бы как можно больше узнать об Эгмунде и его родне, о всех возможных претендентах на трон, о самом короле, о всех королевских родичах. Я хочу знать, что они намереваются делать и что замышляют. Кто с кем заедино, в какие фракции входит и всякое такое. Ясно?

– Литту Нейд, – я на то, – ты, как посмотрю, втравливать сюда не желаешь. И я полагаю, что поступаешь разумно. Рыжеволосая красотка наверняка чудесно разбирается в интересующих тебя делах, но со здешней монархией ее связывает слишком многое, чтобы могла она выказать двойную лояльность – это первое. Второе – не сообщай ей, что ты вскоре исчезнешь и больше не появишься. Потому что реакция может оказаться слишком бурной. Чародейки, как ты уже мог убедиться на практике, не любят, когда кто-то исчезает.

– Относительно же прочего, – пообещал я еще, – можешь на меня положиться. Стану держать глаза и уши открытыми и направлю их куда нужно. А здешнюю королевскую семейку я уже знаю, да и сплетен наслушался вдоволь. Милостиво царствующий Белогун настрогал кучу наследников. Жен менял часто и легко, едва лишь замечал новую, как старая на удивленье вовремя покидала сию юдоль, по странному стечению обстоятельств впадая в немочь, против которой медицина оказывалась бессильна. Таким образом, у короля на сегодняшний день четверо законных сыновей, все от разных матерей. О бесчисленных дочках я не упоминаю, поскольку на трон они претендовать не могут. Это – не считая бастардов. Но стоит упомянуть, что все значимые должности и места в правительстве Керака заняты мужьями дочерей, кузен Ферран – исключение. А внебрачные сыновья управляют торговлей и промышленностью.

Ведьмак, смотрю, слушает внимательно.

– Четверо сыновей от законного ложа, – рассказываю я дальше, – это, в очередности старшинства, первородный, имени не знаю, при дворе его запрещено произносить, после ссоры с отцом выехал, след затерялся, никто его больше не видел. Второй, Эльмер, – удерживаемый под замком умственно отсталый пьяница, оно вроде бы государственная тайна, но в Кераке ее знает всякий. Реальные претенденты – Эгмунд и Ксандер. Ненавидят друг друга, а Белогун умело это использует, удерживает обоих в состоянии неуверенности, в вопросах наследования неоднократно предпочитал дразнить их обещаниями, но давать преимущество кому-нибудь из бастардов. Нынче же по углам шепчутся, будто посулил он корону сыну, что родится от новой супруги, той, на которой он официально женится в Ламмас.

– Я и кузен Ферран, – говорю дальше, – полагаем, однако, что все это пустые обещания, при помощи которых старый хрен пытается склонить юницу к постельным утехам. И что Эгмунд с Ксандером суть единственные реальные наследники престола. И если потребуется coup d’е´tat[30], то выполнит его кто-то из этих двоих. Обоих я узнал – через кузена. Оба они… так мне показалось… склизкие, как говно под майонезом. Если понимаешь, о чем я хочу сказать.

Геральт подтвердил, что понимает. Что и самому так показалось, пока он разговаривал с Эгмундом, только не мог он этого выразить с такой точностью. После чего – глубоко задумался.

– Я скоро вернусь, – говорит он наконец. – А ты здесь действуй и внимательно следи за делами.

– Прежде чем попрощаемся, – я на это, – будь другом, расскажи мне немного об ученице твоей магички. Той, прилизанной. Это воистину бутон розы, чуточку над ним потрудиться – и чудесно расцветет. Потому я подумываю, не посвятить ли ей…

Он же изменился в лице. И как саданет кулаком по столу – аж кружки подпрыгнули:

– Держи лапы подальше от Мозаики, музыкантишка, – так вот он мне, без малейшего уважения. – Выбрось это из головы. Не знаешь, что ученицам чародеек строго-настрого запрещены даже самые невинные флирты? За наименьший проступок такого рода Коралл посчитает ее недостойной обучения и отошлет назад в школу, а это для ученицы жуткая компрометация и потеря лица, я даже слышал о самоубийствах, вызванных подобным. А Коралл шутить не любит! У нее нет чувства юмора.

Я хотел посоветовать, чтобы он попытался пощекотать ей куриным перышком ложбинку меж ягодицами, поскольку таковое действие увеселяет и самых мрачных из дам. Но смолчал, ибо слишком хорошо его знал. Он не выносит неосмотрительных слов о его женщинах. Даже тех, что на одну ночь. Потому я поклялся честью, что невинность прилизанной адептки вычеркну из своих планов и что даже ухаживать за ней не стану.