Мара из Троеречья (СИ) - Gradiva Gala - Страница 68

Роланд не сомневался в своем выборе, когда шел на болото к Федоре, не сомневался и когда Ключ попал в его руки. А потом всё пошло не так. За чаркой яблуневой настойки в «Жирном Карасе» он уже мысленно примерил на себя роль отступника и предателя, если переговоры с Радмилой снова зайдут в тупик.

«Окажись Ключ железкой, с которой упорно таскался ворюга — было бы много проще», — с досадой подумал Роланд. Чернав, которого Радмила так ждала, еще не появлялся в Самборе, а парни, стоявшие на посту у западных врат, обещали дать весть, как только чародей зайдет в город. Роланд предпочитал быть во всеоружии и тщательно готовился к моменту, когда время разговоров закончится. Заставить Совет отказаться от уничтожения Ключа, когда это могло вернуть старым колдунам утерянные чары, казалось и вовсе невозможным. Надеялся Роланд только на то, что княгиня Самборская все же прислушается к его доводам.

В детстве тайно влюбленная в юного воина, отчаянно мешавшая редким встречам и вечно донимавшая Федору, мол, ее — младшую, отец может и выдать за Роланда, пока нет других договоренностей, а старшей, как ни крути, придется скрепить союз с заморским женихом, Радмила повзрослела и впервые уперлась, отказавшись слушать его совета.

Роланд задержался у старой яблони, склонившей ветки до самой травы, перекладывая связку ключей в куртку — в кармане штанов, от широких шагов его, та бренчала на весь спящий сад. Воин, походя, сорвал зеленое яблоко и только надкусил его, как из-за угла вышли двое с алебардами. Он застыл на мгновение, а присмотревшись и узнав в стражах своих знакомых, шагнул к ним из темноты.

Желторотый еще Волот, страшно гордившийся возможностью служить во дворце, смешно вытянулся перед Роландом, распрямив плечи, будто стараясь казаться шире и строже, как наставник его Тихомир, и открыл уже рот, собираясь докладывать обстановку в саду. Роланд усмехнулся. Старик Тихомир остановил Волота жестом, и когда тот неловко с присвистом выдохнул, так и не произнеся ни слова, протянул Роланду морщинистую ладонь.

— Здравствуй, Тихомир, — Роланд отбросил яблоко в сторону, и ответил на рукопожатие. Тихомир неодобрительно проследил за оброненным яблоком.

Когда Роланд воевал под его командованием, борода Тихомира была черной, теперь же на ней расплескалась седина. Глаза воеводы из небесно-синего выцвели до пепельно-серого, но не утратили живого блеска. Рукопожатие его оставалось крепким, а ум острым.

— Потолковать бы…

— Говори, я не спешу, — кивнул Роланд, надеясь, что воевода не спросит его, что тот забыл ночью в саду. «Яблоки ворую», — вздохнул он про себя.

— Там девочка, — кашлянул Тихомир, а Волот уперся взглядом в землю, — я уж не знаю, какая страшная необходимость ее в башне заточать…

— У Радмилы были причины.

— Роланд, надо, значит, надо. Не мое дело вопросы задавать. Мы с мальцом посовещались, — кивнул он на Волота, готового провалиться сквозь землю и отчаянно делающего вид, что высматривает врагов у дворцовых стен, — и решили, что раз уж так — мы пайку свою для нее пожертвуем.

Брови Роланда поползли вверх, а старый воин продолжил:

— Не дело это, ребенка голодом морить. Третий день пошел, а распоряжений никаких. Хоть бы стакан воды и корку хлеба…

— Я понял тебя, Тихомир, — кивнул Роланд, стремительно разворачиваясь.

От грохота дворцовой двери замолкли в саду сверчки, и перепугано заметались по голубятне сонные птицы.

Роланд преодолел лестницу, перешагивая разом через несколько ступеней. Он спешно прошел длинным коридором к покоям Радмилы. Стучать не стал, резко дернув тяжелую дверь на себя.

Княгиня сидела за столом, двумя пальцами безучастно поглаживая круглую голову белой голубки. Птица стучала клювом о столешницу и поворачивалась то одним то другим боком, расправляя перемазанные сажей крылья. Длинные перья поистрепались на концах, напоминая теперь лохматую метелку, и посерели от въевшейся гари.

— Радмила! — гаркнул Ролан, залетая в покои.

Голубка тревожно захлопала крыльями. Радмила вздрогнула и повернулась. Глаза ее покраснели и опухли от слез.

— Финист мёртв, — поднялась она, опираясь на стол и добавила: — Его голову насадили на кол у въезда в город. Голубку не тронули — хан хотел, чтобы я увидела… Чароград пал.

Роланд ступил вперед, позволяя Радмиле в два шага оказаться в его объятиях и не сдерживать слёз. Так и стояли посреди комнаты, пока княгиня захлебывалась в рыданиях. У Роланда уже онемели руки и насквозь промокла рубаха, когда княгиня доверительно подняла взгляд:

— Почему нельзя… ну… четвертовать ключ или сжечь, — она совсем по-детски шмыгнула носом, — если он из плоти и крови. Почему я не могу приказать казнить её прямо сейчас? И пусть это закончится уже…

Роланд промолчал, разглядывая птицу. Голубка тряхнула хвостом. Белесая метка с черным глазком расплывалась прямо на столешнице.

— Проводи меня в голубятню, — не дождавшись ответа, попросила Радмила.

Голубка, цокая короткими коготками, подошла к протянутым ладоням княгини. Посеревшая от дыма птица закрыла глаза, удобно умостившись на широком рукаве Радмилы, как в гнезде.

Княгиня покинула покои первой, Роланд вышел следом. Мокрое от слез пятно на его рубахе липло к груди, пускало холодные ростки под кожу и разливалось по телу, сковывая движения.

* * *

Сторожить камору, пока в доме не спали хозяева, оказалось глупой затеей. Выводок детей мал мала меньше носился по коридору, визжа, гогоча и сшибая все на своем пути. Когда старший из сыновей купца — восьмилетний сопляк Руслав потребовал, чтоб новый сторож немедленно снял и отдал ему свой меч, иначе он пожалуется отцу, Лис взвыл раненым вепрем и выскочил на воздух.

Меч ему достал Кайдал, чтобы рыжий не выглядел подозрительно в новой роли. Железка действительно была похожа на те, что тягают дружинники в Самборе. Спрашивать, где Кайдал его раздобыл, Лис посчитал дурной затеей, и молча кивнув, повесил оружие на пояс.

Стоило выйти на крыльцо, как волкодавы — рябой Пузан и серый Рушай, подскочили к нему, оторвавшись от рытья кротовьих нор, и запрыгали, оставляя черные следы от мощных лап на одежде. Лис брезгливо отталкивал перепачканные в мокрой земле морды, но собаки не отходили ни на шаг, пока он с напускной важностью вышагивал по периметру двора, то и дело тыкаясь Лису в ладони влажными носами. В окнах горел свет и, похоже, в доме купца никто не собирался спать.

Лис рухнул на крыльце. Тучи заволокли небо, и теперь он даже не мог подгадать, как скоро объявятся сообщники, да и как определить оговоренный срок тоже. Северную звезду, которая последней загоралась на небосклоне, сквозь тяжелые облака было не разглядеть, как не щурься.

Рябой широколобый Пузан умостился рядом, придавив всем весом Лисову ногу. Как только рыжий попытался сдвинуть мохнатую громадину носком сапога, пес лениво зарычал, обнажая желтые клыки.

— Сторожить нанялся или штаны просиживать? — высунулся Ерёма, наподдав Лису дверью.

Завидев хозяина, Пузан подскочил, благоговейно разинув пасть, и рыжий смог подтянуть к себе одеревеневшую ногу, чуть слышно бормоча ругательства. Купец исчез в доме так же стремительно, как и появился. Лис потер лодыжку и выругался в голос — кололо, будто в зарослях крапивы извалялся.

Доковыляв до подвязанного куста смородины, он выдернул сучковатую палку из перекопанной земли. Куст накренился, а псы недоверчиво подошли поближе, поводя носами. Когда Лис, широко замахнулся и зашвырнул палку в кусты у забора, Пузан и Рушай помедлили мгновение, недоверчиво переглядываясь, но не выдержали и сорвались за ней. И пока в последнем окне не погас тусклый свет лучины, Лис развлекал себя, гоняя волкодавов до забора и обратно. Единожды он сделал вид, что бросил палку, а сам завел ее за спину, с удовольствием наблюдая, как глупые собаки, топча хозяйские бархатцы, пытаются отыскать ее в темноте. О чем, впрочем, скоро пожалел. Пузан оскалился и попытался повалить его на землю, когда рыжий решился проделать фокус во второй раз.