Мара из Троеречья (СИ) - Gradiva Gala - Страница 126

— Я могу быть твоим другом, — предложил Роланд, поддерживая девочку под локоть и помогая взобраться на лодку. — Если захочешь…

— Ну уж нет, — взъершилась Марушка и заболтала ногами в воздухе, когда он обхватил ее руками за пояс и поднял над волнами. — Это, может, даже хорошо, что с Лисом мы рассорились и раздружились навсегда. Вряд ли я успею заскучать на острове, — протянула она, — прежде чем меня разберут… Но если ты станешь моим другом — боюсь, я буду тосковать. А мне этого совсем не хочется…

Растрепанная и жалкая, Марушка уперлась ногами в дно лодки и широко расставила руки, с трудом балансируя. Накатила волна. Лицо девочки вмиг приобрело землистый оттенок. Странно, как сама она — суть стихия, не терпела даже легчайшей качки. И, хотя девчонка храбрилась изо всех сил, подбородок ее подрагивал, будто она вот-вот заплачет. Роланд заметил, как ногти ее впились в ладони, оставив кровавые полосы. Как закусила она побелевшую губу, растерянно глядя куда-то сквозь него, будто взглядом прощаясь навсегда. С ним, с рыжим ворюгой, который будто сквозь землю провалился, с одноглазой кошкой и глиняными домишками на берегу, с низкими облаками, с птичьими трелями и с каждой былинкой в далекой бескрайней степи…

Лодочник налег на весла. Марушка взмахнула руками, цепляясь за воздух. Роланд шел по мелководью за ними, поддерживая девочку за руку. Остановился, только когда волны подобрались к поясу.

— Постой, — он взялся за борт, и лодочник, который, похоже, и слова не понимал, опустил на мгновение весла.

Прощание не удавалось, затягивалось тугим узлом, который все сложнее казалось разрубить. Когда-то он отпустил Федору. Остался на берегу, ничего не сказал, не держал ее за руку и не брел, провожая, за челном. После этого всё перевернулось кверху дном. В этот раз, не удержался. Попытался исправить. Заглянув в глаза, что холоднее вод северных морей. Сгреб ее, прижал к себе, запустил огрубевшую ладонь в растрепанные волосы. Она замерла в его руках. И пока не заревела в голос, высвобождая страх и напряжение, наклонился и коснулся дрожащих губ. Она не плакала, но те отчего-то показались ему солёными…

Пощечина опалила щеку. Наваждение спало.

— Фу, — Марушка сверкнула глазами и подскочила, едва не перевернув лодку. — Как гусеницу съела!

Он не успел ничего сказать в оправдание. Лодочник взмахнул веслами и ударил по волнам с удвоенной силой.

— Ненавижу тебя, — донес прощание ветер.

Она так ни разу не обернулась. Роланд постоял еще, пока лодка не превратилась в едва различимое пятно на горизонте. Дождался, чтобы перевозчик на том берегу вытащил судно на песок и помог девочке сойти.

Рубаха промокла и прилипла к животу. В холодной воде ногу начала крутить судорога, но он удостоверился, что ключ, как и было обещано, встретят радушно. Прищурился, с трудом рассмотрев, как открылась тяжелая дверь, и высокие стены острова поглотили маленькую девичью фигурку.

Кошка ждала на берегу. Самозабвенно вылизывалась, тщательно смывая налипший к мокрой шерстке песок.

— Всё, животное, — пробормотал Роланд, — ищи теперь других хозяев.

Но те не поняла. Бежала за ним, смешно перебирая лапками, до самой хибары. Мешалась и путалась под ногами, подняв хвост трубой, пока воин паковал пожитки.

Он окинул взглядом комнату, прежде чем уйти — только жидкие метелки сухих трав остались висеть под окном. Воин отвернулся и, оказавшись на улице, обессиленно опустился на порожек. Устало потер виски. Кошка встала на задние лапки, упершись мягкими подушечками ему о колени.

— Иди, бесплатные харчи закончились. Будешь теперь столоваться где-то ещё…

Та мурлыкнула и неожиданно выпустила когти на всю длину.

— Соберись, герой-любовник, — услышал он снизу глубокий женский голос, едва оттолкнув её — цепкие когти прошили штаны насквозь. — Федора ждет тебя в башне Совета.

Он хмыкнул удивлённо:

— Почему раньше молчала?

— Ты мне никогда не нравился, — мяукнула она, прищурив целый глаз. — А молчание никак не мешало присматривать за девочкой…

Он слабо улыбнулся.

— Ты всё правильно сделал, — кошка ткнулась теплым лбом в его ладонь. — Теперь поспешим. Подсади же меня на лошадь! Да поосторожнее. Когти, знаешь ли…

— Я возвращаюсь в Самбор, — отрезал Роланд.

— Федора не одобрит. А ее сестренка не оценит, — ощетинилась мохнатая собеседница, воинственно задрожав усами. — Свезёт — пойдешь мухам на корм. Будешь висеть в клетке над воротами под всеми ветрами, пока не подохнешь от голода и жажды! И каждый прохожий посчитает за честь швырнуть в тебя камень. А нет — так станешь новой Беляночкой в голубятне Радмилы…

Он поднялся и отвязал коня.

— Я клялась приглядеть за вами обоими. Федора не простит, если позволю тебе подвернуть свою шкуру опасности!

— Ей стоило хорошенько подумать, прежде чем посылать на задание паршивую кошку.

— Одну из опаснейших наёмниц Миабара! Если бы не треклятые лапки, — зашипела она, — ты бы костей не собрал за такие слова.

— Может и так. Послушай, одного глаза ты уже лишилась, но если сейчас уйдешь и перестанешь донимать меня — я сохраню тебе второй, — дружелюбно предложил он, взъерошив мягкую шерсть на загривке.

— Федора наивно верила, что ты будешь рад ее увидеть снова, — кошка громко замурлыкала, содрогаясь всем тщедушным тельцем. — Ты ведь все ещё любишь её, раз и в Ключе разглядел… А она всегда ждала тебя, и сейчас ждет. Сделай правильный выбор, воин.

Роланд поднялся, вскочил в седло и подстегнул коня.

— Мне надоели эти игры.

Одноглазая наемница в кошачьей шкуре осталась позади, чихая и фыркая в облаке пыли. Ругательства, которые она выкрикивала всаднику вслед на родном наречении, случайный прохожий вряд ли отличил бы от традиционного кошачьего вытья, провозглашавшего скорое приближение осени.

Глава 22

.

Лодочник затащил челнок на берег, перевернул кверху дном и принялся счищать налипшие водоросли, совершенно позабыв о спутнице. Марушка переступила с ноги на ногу. Растрепанные волосы щекотали лицо и забивались в рот. Скрипнули, открываясь, бревенчатые ворота. Марушка крепко зажмурилась и подумала, что сейчас совсем не помешало, чтобы ее по-дружески подтолкнули в спину. Коленки у нее дрожали, ладони взмокли, а зубы выстукивали неровную дробь. Наверняка, Роланд остался на берегу смотреть ей вслед. Но она не обернется — конец, так конец…

Высокие стены из щербатого, уныло-серого ракушняка, надежно скрывали остров от любопытных глаз. Но стоило Марушке нерешительно ступить за дверь, как её ослепило. Высились увитые змеевником башенки из гладкого белого камня, бежали от каждой, теряясь в густой зелени мощеные дорожки из камешков-круглышей. И на фоне светлого мрамора, которого, похоже, у местных было в избытке, совершенно терялись люди в молочно-белых одеждах, вышедшие навстречу.

Марушка сипло вздохнула. Если они заговорят с ней, она ведь не выдавит из себя и звука! Среди безбородых юнцов, вышагивала, как цапля, гордо задрав носик долговязая девчонка. Золотящиеся в солнечных лучах кудри рассыпались по плечам и подпрыгивали в такт шагам. Марушка в порыве провела рукой по лбу, сметя нечёсаные пряди к затылку.

«Странные они, эти мудрецы… — засомневалась она, разглядывая процессию, — больно уж молоды…» В дивных платьях — хитро обмотанных кусках ткани без единого стежка, они остановились в шаге и разглядывали Марушку, будто прикидывали, получится ли выдавить из нее хоть каплю волшбы или чего-то полезного. А та совершенно оцепенела от страха. Мудрецы переговаривались на незнакомом наречии: сначала тихо, едва слышно, затем громче. Потом принялись перебивать друг друга, махать руками, словно рыночные торговцы, которым предложили цену за товар вдвое сбить.

Высокая девчонка резко выделялась на фоне остальных. В спор не вступала, только морщила нос, будто из последних сил сдерживалась, чтоб не чихнуть.

— Меня зовут Ярви, — картаво отчеканила она, оставив остальных позади. — Рада приветствовать тебя в колыбели знаний… — девчонка помедлила, явно забыв слова, но не сдалась: — обители мудрости, благодаря существованию которой мир озаряют великие умы…