Король решает не всё (СИ) - Марс Остин - Страница 7

— Чтоб я ещё отказывался от таких предложений.

Вероника хихикала под нос и грызла зубчики вилки, чтобы не улыбаться слишком уж широко. Господин министр с далеко не министерским зверски голодным видом закидывался мясом, пока физиономия не стала расслабленная и довольная, как у кота, лежащего в джакузи со сметаной. Его движения постепенно замедлились, он нашел в себе силы уделить внимание салатам, медленно вздохнул и тихо сказал, накалывая по горошинке на каждый зубчик вилки:

— Я стану очень, очень, — поднял взгляд на Веру и с чувством повторил, — очень толстым.

Она рассмеялась и качнула головой:

— Пропуская обед с ужином и тренируясь два раза в день? Вряд ли.

— Такие дни бывают редко, — поморщился он, лениво выбирая очередной кусочек мяса. — Если ночью группа работает, то утренняя тренировка для этой группы отменяется. Если работа днём, то вечерняя отменяется. А так как мы с Двейном крайне редко работаем в одной группе, то возможность потренироваться вместе выпадает не всегда, надо ловить момент.

— Так это он — тот спарринг-партнёр, к которому вы обращаетесь в Тяжелые Дни? — поинтересовалась Вера, он кивнул:

— Да, мы с детства вместе тренируемся.

— А почему не работаете в одной группе?

— Для страховки. — Вера непонимающе нахмурилась и он объяснил: — Один уходит, другой остаётся на базе, чтобы в случае, если с группой что-то случится, было кому принять командование.

Вера поёжилась, как будто за шиворот снега сыпанули, он заметил и криво улыбнулся:

— Надо учитывать все варианты.

Ей стало ещё неуютней, блуждающий по столу взгляд зацепился за шрамы на его руках, она положила вилку и встала налить себе воды. Долго выбирала чашку, пытаясь что-то сделать с лицом, чтобы было как раньше, набрала воду, вернулась за стол. Господин министр с довольным видом забрал чашку из её рук и кивнул:

— Спасибо. — Вера спрятала улыбку и пошла за второй. Когда вернулась, он тоже отложил вилку и усталым взглядом блуждал по столу, как будто решая, влезет ещё что-то или лучше не надо.

— Убирать? — сочувственно улыбнулась Вера, он решительно взял вилку:

— Нет.

Она качнула головой и села, с довольной улыбкой наблюдая за ним и по чуть-чуть отпивая из чашки. Надолго министра не хватило, но он продолжал лениво выбирать по кусочку из каждой тарелки, хоть по нему и было видно, что с большим удовольствием он бы сейчас расстегнул пояс и прилёг.

— А как вы нашли Двейна? — спросила Вера, он фыркнул и с ироничной ностальгией сказал:

— Шёл себе, шёл, смотрю — Двейн. — Вера подняла брови, пытаясь понять, насколько это шутка, министр тихо рассмеялся: — Честно, всё так и было! Только у него тогда ещё не было имени. — Он перестал улыбаться и немного грустно сказал: — Это я его назвал.

Вероника заинтригованно молчала, министр отпил ещё воды и наконец положил вилку, смиряясь с ограниченным объемом собственного желудка. Вздохнул и откинулся на стену, опять прикрыл глаза и стал рассказывать:

— Он раб, им владела одна цыньянская семья, в которой я когда-то жил. — Вера попыталась не слишком демонстрировать свое удивление, но он заметил, криво улыбнулся, — я жил в разных семьях, но в этой задержался надолго. В основном, из-за Двейна.

Она округляла глаза всё сильнее, он улыбнулся, развеселённый её интересом.

— Когда мы познакомились, мне было девять лет и я уже три года изучал боевые искусства под руководством мудрых наставников. Всё было отлично и весело, кроме одного — мои спарринг-партнёры меня раздражали. Они либо были гораздо старше и дрались вполсилы, либо были ровесниками, но недотягивали по уровню, либо были во всем хороши, но боялись бить меня в полную силу.

— А надо в полную? — полуутвердительно уточнила Вера, он кивнул:

— Надо. И вот однажды иду я, весь такой девятилетний воин, смотрю — один из детей-рабов во дворе машет палкой, повторяя те приемы, которые я сегодня проходил. Я остановился, чтобы он меня не увидел, понаблюдал немного за ним, — он уважительно опустил уголки губ, кивнул, — а неплохо машет, по крайней мере, сильно. Но с ошибками. Меня обуяла жажда поумничать, я к нему подошёл и показал, как правильно.

Вера кусала губы, наблюдая за опять чуть помолодевшим лицом господина министра. Она так живо представляла его маленьким, что не требовалось никаких усилий для визуализации его рассказа.

— Пацан испугался поначалу, но я пообещал, что никому не скажу, он мне поверил. — Вера непонимающе нахмурилась и он объяснил, опять став суровым взрослым: — В Империи запрещено обучать рабов боевым искусствам, для раба это в первый раз плети, во второй — смерть, для учителя — тоже плети или штраф, в зависимости от положения. Для детей сделали бы, конечно, скидку, но досталось бы всё равно обоим, розги как минимум.

Она поёжилась от этой системы, он заметил и косо усмехнулся, продолжил:

— Нас никто не поймал. На следующий день я его опять нашёл, мы хорошо спрятались и я показал ему то, что учил сегодня, а он мне — то, что я ему показал вчера. Получилось очень весело, нам понравилось и мы стали так делать каждый день. И спустя буквально пару месяцев я понял, что пацан меня догоняет, причём семимильными шагами, у него оказался просто талант, — в голосе министра появилось восхищение, потом лёгкая досада, — мне пришлось напрячься, чтобы сохранить статус учителя. Но больше всего я ценил его за то, что он не боялся ставить мне синяки, это редкая удача — найти такого спарринг-партнёра, который подходит и по уровню, и по возрасту, и даже бьёт от всей души.

Я задержался в этом доме на несколько лет, потом пришлось уехать, а когда вернулся, опять пошёл к нему тренироваться. Но, к огромному моему сожалению, за время моего отсутствия он повзрослел и приобрёл мировоззрение раба — начал кланяться, уважительно обращаться, осторожно бить… — Господин министр с досадой махнул рукой, помолчал, потом улыбнулся: — Но я нашёл выход. Я предложил ему договор — мы тренируемся в тайне, как обычно; бьём в полную силу; за каждый синяк или царапину, которую он мне поставит, я плачу ему золотой, а если поцарапаю его я — он платит мне серебряный. — Вера впечатлённо улыбнулась, министр довольно прищурился и шепотом протянул: — Как он меня бил, это стоило чего угодно! Для раба серебрушка — состояние, я понятия не имею, на что он их тратил, но дрался он за них как дикий зверь. Всё приходилось держать в строжайшей тайне, нам было уже около пятнадцати, в Империи это уже взрослые, если бы кто-то узнал, нам бы не поздоровилось. Так прошло ещё несколько лет, я опять уехал, а потом через время посетил этот дом уже просто как гость, — он замолчал, в глазах сгустился туман воспоминаний и Вере вдруг стало неуютно, как будто эта память была для него тяжким бременем.

Она ничего не сказала, он сам заметил, что молчит слишком долго, и улыбнулся, продолжая, как будто этой паузы не было:

— Я пошёл прогуляться по двору и случайно подсмотрел занятную картину. Моего ученика окружили трое рабов и пытались мешать ему работать, чем-то он им не угодил. Насмешки, оскорбления, толчки — полный комплект провокации. — Напрягшиеся желваки на его лице ясно давали понять, что он бы такое терпеть не стал, Вера затаила дыхание в ожидании развязки, министр выдержал паузу и криво усмехнулся: — А мой ученик невозмутимо накрывает на стол, молча и покорно. Это продолжается минута за минутой, меня это уже бесит, Двейн не реагирует, вообще. С его талантами он мог бы убить всех троих лопаткой для риса, секунд за пятнадцать. Перед ним на столе лежало много чего, смертельно опасного в его руках — он ничего не взял. Я подождал, пока они уйдут, подошёл к нему и спросил, почему он ничего не сделал. Знаете, что он сказал?

Вера догадывалась, но не хотела ломать монолог господина министра предположениями, поэтому просто заинтересованно приподняла брови с поощрительной улыбкой. Он глубоко вдохнул и с насмешкой выдал:

— «Мы же договаривались», — со смесью восхищения и сарказма развёл руками, вздохнул: — Да, мы договаривались. Десять лет назад. И он всё это время ни единой живой душе не дал ни малейшего повода заподозрить, что я с ним занимался. Я посмотрел в его невозмутимо-честные глаза и подумал, что если и хочу видеть кого-то с оружием за своей спиной, то только его. Пошёл к хозяину дома и купил его. — Его лицо дрогнуло раздражением и он зло добавил: — За пять золотых. Если бы хозяин знал, что за последние десять лет я потратил на него столько золота, что в двух ладонях не удержишь, он бы сильно удивился.