Шиворот-навыворот (СИ) - Волкова Виктория Борисовна - Страница 9

В квартире стояла полная тишина. Ни какого шума, даже всплеска воды. Иштван подбежал к двери и затарабанил:

— Лиль.

Никто не ответил. Он испугался. Вот дурак, размечтался. А сам оставил ее одну, а она, небось, уже вены себе перерезала. В мозгу сразу нарисовались картины одна страшнее другой.

Иштван кинулся на кухню, быстро пошарив в ящике, схватил тонкий нож и с ходу отжал щеколду.

Лиля в чем мать родила сидела на краю ванной и всхлипывала. Одни рыдания, без слез. Только всхлипы, чем-то напоминающие икоту.

Она тупо уставилась на него. Он постарался отвести взгляд, но все равно отметил округлую грудь, не тяжелую, но и не маленькую. Не пялиться слишком явно оказалось тяжело.

Иштван сорвал с крючка большое махровое полотенце и плотно завернул девушку, хотя по его разумению, именно эта тряпка казалась лишней.

Лиля попробовала воспротивиться.

— Вот балда, сидишь на холодном, — проворчал он. — Еще простудишься.

Потом крепко обнял и, подхватив на руки, понес в комнату.

Всхлипывая, она уткнулась ему в грудь лицом. Он бережно уложил ее на диван и, не отпуская, примостился рядом. Она тряслась от рыданий, а Иштван, утешая, гладил по голове и плечам, правда иногда рука скользила ниже, уверенным движением проходя по спине, а после возвращаясь наверх, к ключице. Рыдания постепенно затихли, и Лиля уснула, тесно прижавшись к нему.

— Скажи, что мне это все приснилось? — возмущенно потребовала Лиля, входя на кухню, где он уже готовил завтрак.

— Нет, любимая, не приснилось. — Иштван чмокнул ее в нос, оторвавшись от скворчащей на сковороде яичницы. Лиля попыталась от него отмахнуться. — Тебе было хорошо? Я не разочаровал тебя? — Он нежно поцеловал ее в губы.

Слишком хорошо. Иштван, ее ровесник, оказался более опытным в плотской любви, нежели Иван, который был старше ее почти на три года. Более опытным и более нежным. Но…

— Ты. Ты, — от возмущения она не находила слов. — Ты воспользовался ситуацией. Ты просто негодяй.

— Ага, негодяй и подлец, — согласился он с улыбкой. — Садись лучше завтракать, набирайся сил. Может, нам захочется чего-нибудь еще после…

— Ты просто сволочь, Цагерт. Тебе кто-нибудь говорил об этом?

— Да, Лилечка, неоднократно. Ешь быстрее и пойдем обратно в постель, а то ты рискуешь остаться голодной. Клин клином надо вышибать. Это народная мудрость. Может, со мной ты забудешь этого козла.

— Ты решил, что теперь со мной можно делать все что угодно? — разозлилась она. — Раз я попала в такую историю. Я не такая, как все твои бабы. Ошибаешься, Иштванек, — От накатившего негодования она даже притопнула

— Ты что, дура, Агапова? — искренне изумился он. — Какие бабы? Да я всю жизнь люблю тебя, идиотку. Со второго класса, как пришел в эту школу. Мне другие на фиг не нужны, если ты рядом будешь. А так, я же живой человек, Лиля.

Он перевел дух:

— Значит, так. — Его голос зазвучал непривычно резко. — Первое, как порядочный человек, после сегодняшней ночи я должен на тебе жениться. Второе, из-за ребенка я отпущу тебя к этому козлу, но, если он откажется от тебя, выйдешь за меня замуж. Согласна?

— Но я же не люблю тебя, — пробормотала Лиля.

— Ты просто этого не знаешь, — самоуверенно заявил Иштван.

Он подошел к ней, взял рукой за подбородок и поцеловал. Долгий поцелуй перешел в волнующие ласки. До комнаты они не дошли, а яичница пригорела.

В половине четвертого Лиля с Иштваном подъехали к пятнадцатой больнице, где в травматологии лежала Зина Кондратьева. Он достал из багажника два кулька с фруктами, и они двинулись наверх.

— А где Костик лежит? — поинтересовалась Лиля.

— В своем любимом отделении, в зубной травматологии. Он после серьезных драк обычно там отдыхает.

— А это далеко?

— Напротив твоей Зины. Дверь в дверь. Ты у нее побудь и в четыре выходи в коридор. А я с Костиком на лестнице постою. Если все сложится удачно, проходи мимо, не оборачивайся. А если будет, как я предполагаю, то сам вмешаюсь. Все, иди. — Он чмокнул ее в щеку и, выдав пакет с фруктами, отправился к соседней двери.

Зина лежала с подвешенной к потолку ногой и читала. Копна рыжих волос разметалась по подушке. Подруга настороженно посмотрела на Лильку.

— Выкладывай, что случилось?

— Ничего, — стараясь сохранить только-только обретенное спокойствие, соврала Лиля.

— Странная ты сегодня. На себя не похожа, — с сомнением заметила Зина.

Они поболтали о том, о сем. О предстоящей свадьбе Нины Сердюковой, о ее женихе. Решили, что за такого бы ни одна из них ни за чтобы не пошла. Обсудили моду на свадебные платья и уже перешли к вопросу первой брачной ночи, как в палату вошел Иван.

— Привет, — кивнул он Зине.

— Что ты хотела? — спросил Лилю, даже не поздоровавшись с ней.

— Поговорить, — спокойно сказала Лиля, стараясь не смотреть на удивленную Зину.

Коридор оказался пустым. Лишь на лестничной клетке, сразу за стеклянной дверью, стояло несколько парней. Одного из них Иван узнал сразу: вчерашний Пахом. А другой, чернявый, в коричневой кожаной куртке, и есть, должно быть, тот самый Иштван Цагерт.

— Что хотела? — повторил вопрос Иван. Холодно и через силу. О чем говорить, если сюда она пришла, заручившись поддержкой друзей — уголовников. Обсудили, должно быть, линию защиты, и заодно утешили.

— Кто мне звонил? — сразу набросился он.

— Иштван. Я попросила.

— Куда не посмотри, всюду Иштван, — осклабился Иван.

— Понимаешь, получилась глупая ситуация, — начала оправдываться Лиля. — Мы с ним просто друзья. И как-то ездили большой компанией на дачу. Он фантазер и наплел какую-то чушь Игорю Петровичу. Больше я пока не могу тебе ничего сказать, это не моя тайна. Ты просто верь мне, Ванечка. Я люблю тебя. Пожалуйста, давай…

Она стояла перед ним в темном драповом пальтишке и мямлила, как двоечница у доски. И из всех христианских чувств Иван мог испытывать к ней только жалость.

— На чьей даче мы тогда трахались? — грубо перебил он, не скрывая презрение.

— Это дача Иштвана. Его родителей. Я попросила ключи, — пробормотала она, отводя глаза.

— И там ты чувствуешь себя как дома. Даже знаешь, где хранятся простыни. — Иван смотрел отчужденно. Его глаза, обычно добрые и веселые, полыхали огнем ненависти и презрения.

— Да мы с семьей туда часто ездим, — снова начала оправдываться Лиля, и это была самая настоящая правда. Но в нее с трудом верилось при таких обстоятельствах. — Мы дружим семьями.

— Ты спала с этим… своим другом? — теряя терпение, ощерился Иван.

— Нет, — слишком быстро выпалила Лиля и залилась краской.

— Ты врешь. Все ты врешь. Хочешь пристроить мне чужого ребенка? Нашла дурака. Гадина.

В ярости от ее предательства он схватил ее за плечи и начал трясти.

— Руки от нее убери, — приказал кто-то совсем рядом.

Иван обернулся. Парень, идентифицированный им, как Иштван Цагерт, только что стоявший около стеклянной двери, вдруг оказался рядом. За ним не торопясь, танцующей приблатненной походкой приближались еще трое.

— Руки, — угрожающе повторил Цагерт. И участливо обратился к Лиле: — Как ты?

— Нормально, — обреченно кивнула она. И жалобно позвала: — Ваня.

Иван демонстративно убрал ладони с плеч предавшей его женщины, отпустил ее и замер, словно изваяние. Лицо его, искаженное злостью, превратилось в маску. Ивана переполняла дикая злоба, бесило вероломство невесты. Теперь уже бывшей. Игорь оказался прав: даже сюда, на разговор с ним, она пришла со своими дружками.

— Вот это, — он обвел глазами собравшуюся вокруг компанию, — лишь подтверждает твое вранье. Я не женюсь на тебе, хватит мне лапшу на уши вешать. И вообще, не желаю иметь с тобой ничего общего.

Лиля обмерла, потрясенная его предательством, слишком быстро Иван отказался от нее.

— Тебе все ясно, Лилечка? — участливо поинтересовался Цагерт.