Аристотель и оружие - де Камп Лайон Спрэг - Страница 2
- Предыдущая
- 2/10
- Следующая
Моим единственным занятием помимо моей работы было увлечение историей естествознания. В отличие от многих моих коллег-натурфилософов я имел склонность к истории, подкрепленную поверхностным гуманитарным образованием. Я был членом Исторического общества, и мои статьи по истории естествознания появлялись в печати.
Я вернулся в свой маленький домик, чувствуя себя Галилеем. Это был ученый, которого во всем мире за несколько веков до моего времени преследовали церковные власти за создание астрономической теории, так же как и в этом мире в Европе несколько веков тому назад преследовали Георгия Шварцхорна.
Я чувствовал, что я родился слишком рано. Если бы только наука в моем мире развивалась быстрее, тогда меня бы ценили за мой талант, и все мои трудности исчезли бы сами собой.
Но почему же, подумал я, наука не развивалась более быстрыми темпами? Я обратился к раннему периоду развития науки. Почему Ваши соотечественники, сделав две – две с половиной тысячи лет тому назад первый шаг на пути к храму науки, не продолжали двигаться в том же направлении до тех пор, пока наука не стала тем, чем она стала в конце концов, во всяком случае в моем мире, – ни от чего не зависящим, саморазвивающимся явлением? Я знал, какой ответ дает на это история науки.
Одной из причин было рабство, при котором работать считалось недостойным свободного человека, а так как изобретательство и исследовательская деятельность были похожи на работу, они не вызывали ни у кого интереса. Другой причиной был низкий уровень развития ремесел, что делало невозможным создание чистого стекла и точных измерительных инструментов. Еще одна причина заключалась в том, что эллины имели склонность создавать космологические теории не опираясь на факты, вследствие чего большинство из этих теорий были ошибочны.
Мог ли человек, думал я, отправившись в те времена и приложив определенные усилия в нужном месте и в нужное время, направить в правильное русло развитие науки?
Существует множество фантастических рассказов о том, как путешественники во времени внушали благоговейный ужас людям, демонстрируя им открытия, сделанные позднее. Однако почти всегда такой путешествующий во времени герой плохо кончал. Либо его как колдуна убивали люди в том времени, куда он отправлялся, либо происходил несчастный случай, но всегда что-то мешало ему повлиять на ход истории. Зная об этих опасностях, я мог предотвратить их, тщательно все продумав. Я ничего бы не добился, если бы перенес в прошлое какое-нибудь изобретенное нами устройство, например печатный станок или автомобиль, и передал его нашим предкам в надежде на то, что это повлияет на их культуру. Я не смог бы за короткое время научить их пользоваться им, а если бы оно сломалось или если бы припасы к нему кончились – они бы не смогли заставить его работать снова.
Что имело бы смысл сделать, так это найти выдающегося мыслителя и привить ему уважение к точным научным методам. Это бы должен быть человек, к мнению которого в любом случае прислушались бы, иначе нельзя рассчитывать на то, что его влияние будет велико. Проштудировав Сартона и других историков, я остановился на Аристотеле. Вы ведь слышали о нем? В Вашем мире он существовал так же, как и в моем. Фактически до того времени, когда жил Аристотель, наши миры совпадают.
Аристотель был одним из величайших умов всех времен и народов. В моем мире он был первым энциклопедистом, первым человеком, который пытался все знать, обо всем писать и все объяснить.
Он также занимался самостоятельными исследованиями, в основном в области биологии. Однако Аристотель пытался объять необъятное и слишком часто принимал на веру всякие россказни, так что он затормозил развитие науки настолько же, насколько и ускорил. Потому что, когда ошибается человек с таким колоссальным интеллектом, он тащит за собой целое поколение умов, не столь одаренных, которые ссылаются на него как на непогрешимый авторитет. Аристотель никогда не признавал необходимости проверять свои гипотезы. Так, хотя он был дважды женат, он утверждал, что у мужчин больше зубов, чем у женщин. И ему ни разу не пришло в голову попросить одну из своих жен открыть рот и посчитать у нее зубы. Он никогда не понимал, зачем нужно ставить эксперименты и что-либо изобретать.
Итак, если бы я мог добраться до Аристотеля в определенный период его деятельности, я бы, вероятно, смог подтолкнуть его в нужном направлении.
Когда это следовало сделать? Очевидно, тогда, когда он был еще молод. Но всю свою молодость, от 17 до 37 лет, Аристотель провел в Афинах, слушая лекции Платона. В мои намерения не входило соревноваться с Платоном, человеком столь могучего интеллекта, что в споре он любого мог заткнуть за пояс. Его мировоззрение было мистическим и антинаучным, и именно поэтому я не хотел, чтобы Аристотель усвоил его взгляды. Влияние Платона было причиной многих заблуждений Аристотеля.
Было бы глупостью появиться в Афинах как в то время, когда молодой Аристотель учился у Платона, так и позднее, когда он возглавлял собственную школу. Я бы не смог выдать себя за эллина, а эллины в те времена презирали иноземцев, которых они называли «варварами». Аристотель же по отношению к варварам был совершенно нетерпим. Это, конечно, недостаток, присущий многим, но афинские интеллектуалы были настроены особенно непримиримо. Кроме того, ко времени возвращения Аристотеля в Афины взгляды его уже слишком бы устоялись, чтобы на них можно было повлиять.
Я пришел к выводу, что лучше всего встретиться с Аристотелем в то время, когда он при дворе македонского царя Филиппа II обучал юного Александра. Аристотель, должно быть, считал Македонию отсталой страной, хотя при дворе и говорили на аттическом диалекте. Возможно, ему надоели македонские землевладельцы, грубовато-добродушные охотники на оленей, и он истосковался по ученым собеседникам. А так как он, вероятно, считал, что македонцы недалеко ушли от варваров, знакомство с еще одним варваром не было бы ему так неприятно, как если бы это случилось в Афинах. Конечно, чего бы я ни добился от Аристотеля, результат зависел бы от кривизны пространства-времени. Я не сказал шефу всей правды. Хотя из расчетов и следовало, что кривизна, скорее всего, положительная, тем не менее стопроцентной уверенности у нас не было. Возможно, мои усилия почти не повлияют на ход истории, а возможно, последствия, подобно кругам на воде, будут распространяться дальше и дальше. В последнем случае существующий мир исчезнет как дым, по выражению моего шефа.
В тот момент я ненавидел существующий мир и глазом бы не моргнул, если бы он исчез. Я собирался создать другой мир, намного лучше, и наслаждаться жизнью, вернувшись в него из прошлого.
Проведенные ранее эксперименты доказали, что я смогу перенестись в древнюю Македонию, задав время с точностью до двух месяцев, а место – с точностью до половины парасанга. В машине времени было устройство, позволявшее переносить путешественника в любое место земного шара, и защитное приспособление, которое помещало его над поверхностью земли в точке, не занятой каким-либо твердым телом. Расчеты показали, что я пробуду в Македонии около девяти недель, а затем буду отброшен обратно в настоящее.
Приняв решение, я тут же взялся за дело. Я позвонил по телефону своему шефу – помните, что такое телефон? – и помирился с ним.
Я сказал:
– Фред, я признаю, что погорячился, но поймите, это мое детище, мой единственный шанс стать, великим, всемирно известным ученым. Я мог бы получить за свое открытие Нобелевскую премию.
– Конечно, Шерм, я все понимаю, – сказал он. – Когда вы вернетесь в лабораторию?
– Ну... э... а как насчет моих сотрудников?
– Я отложил решение на случай, если вы передумаете. Так что, если вы вернетесь, все будет сделано, как мы договорились.
– Вам ведь нужен отчет по проекту А-257? – сказал я, стараясь, чтобы мой голос не дрогнул.
– Конечно.
– Тогда пусть механики не трогают оборудования, пока я не напишу отчет.
- Предыдущая
- 2/10
- Следующая
