Тайна Солнечной принцессы-1 (СИ) - Ильина Ольга Александровна - Страница 14

         Я ходила на кагуара с маленьким ножичком, спала одна в лесу без спичек и воды. Я замерзала в снегах и умирала от жажды в пустыне. Конечно, дед всегда был рядом, поблизости, чтобы я не издохла все-таки, но мне было восемь лет, я была ребенком, очень избалованным, очень любимым всеми ребенком. А он за все эти годы мне не сказал ни одного доброго слова. Только упреки, только взгляд исподлобья, только жгучие уколы недовольства, вечного недовольства, и это противное: «Клементина». За тот год я всерьез возненавидела свое имя. А потом меня отдали в подготовительную школу для девочек, и я снова увидела мою бедную, убитую горем Тею. Она тоже лишилась родителей в один миг.

         Через год я узнала, что у меня есть еще один дед — Этинор Парс стержень Дома Ночных пум. И если первый дед меня ненавидел, то второй обожал. Именно к нему я поехала в свои девять на каникулы и попала в сказку, где было много любви, много ласки и добрая улыбка моего второго деда. Это было как огонь и лед, тьма и свет. Один мой дед мрачный и угрюмый негодяй, которого я не выношу и боюсь, как огня, а второй весельчак и выдумщик, которого нельзя не любить. Вот только я принадлежу дому Аганитовых клинков. И как бы ни хотела, а всей моей жизнью и судьбой распоряжается он — дед Агеэра.

         Поэтому я так боялась открывать дверь, поэтому надеялась, что мне не ответят. Дед не только жесток в жизни, но еще более он жесток в наказаниях. Уж мне ли не знать.

         Однако, открыв все-таки эту дурацкую дверь, я искренне пожалела, что в кабинете оказался не он.

* * *

         Первое, что поняла — у меня вспотели руки, второе — захотелось сбежать, быстро и далеко. Третье — он на меня пока не смотрел, и это очень-очень радовало. Может, и не посмотрит? Глупая, детская надежда. Когда это повелитель Илларии делал то, что мне хотелось. В том-то и дело, что никогда.

Так, Клем! Успокойся, возьми себя в руки и просто войди. От этого ведь еще никто не умирал. Ага, конечно. Не умирал, но инфаркт получал. И это притом, что полукровки не болеют никогда и ничем, ну, за редкими исключениями. Жаль, очень жаль, что я тоже не болею.

Не люблю встречаться с ним наедине. В толпе еще куда ни шло, но вот так — один на один, когда видишь его, ловишь каждое движение, вздох и медленно, медленно сходишь с ума от напряжения. Это вам не встреча с Хорстом или дедом, куда им до повелителя. Они не умеют пытать одним своим присутствием, он… умеет.

— Я думала, это дед, — я вздрогнула от звука собственного голоса, скрипучего и… жалкого.

 Да я вообще была, как натянутый нерв, тронешь, и умру от боли. Самое страшное, что он понимает, все прекрасно понимает.

Боги, как же он красив! Высокий, с развитой мускулатурой, что не типично для дэйвов, с классическим, аристократическим лицом, с черными, как вороново крыло волосами, которые он всегда обрезает по плечи в знак скорби, знак памяти о тех ужасных событиях, когда мы все потеряли близких. Ему так идет черный. Он всегда носит только черный, изредка фиолетовый, но все равно ближе к черному. У него и дракон тоже черный, и знак дома на виске тоже черный. Иногда, в своих мечтах, я его касаюсь. Провожу кончиками пальцев по отливающему обсидианом плетению, очерчиваю скулы, острые, как бритва, касаюсь губ, уверена, сжатых в тонкую линию сейчас, прочерчиваю дорожку из поцелуев, по следам моих пальцев…

Богиня, о чем я только думаю? Больная. Слава всем богам, он стоит спиной и не может заглянуть мне в душу, увидеть мысли, потому что, если заглянет, ему тоже станет больно, как мне сейчас.

Он очень спокоен, всегда, даже когда берет в руки меч или колдует, холодное равнодушие сквозит во всем, он также равнодушно умеет убивать, я знаю, видела когда-то. Навсегда запомнила, как он, равнодушно стоял, из рук вырывались всполохи огня, забирающие жизни, и смотрел на меня, а в глазах сиял страшный пожар, страшный в своей неотвратимости. Если бы кто-то заглянул тогда в его глаза, поседел бы. Я почти поседела.

Сейчас, когда он повернулся ко мне, пожара не было. Лишь едва ощутимое мерцание, идеальный контроль. Все под контролем. Кроме меня и Теи.

— Он уехал. Еще успеете встретиться в Дарранате.

Я опустила взгляд. Ненавижу его равнодушие. Знаю, что оно необходимо, и все равно ненавижу.

— Когда это случится? — меня страшно заинтересовали мои руки. Они все еще не зажили после встречи с огненной змеей, но я не замечала боли, у меня была другая.

— Завтра.

— Значит, практика…

— Поговорим об этом в Дарранате, — перебил он меня, а я удивленно вскинулась.

— Дед опять прислал прошение на брак?

Он промолчал и снова повернулся к окну.

— Значит, прислал, — горько вздохнула я.

         Это был его пунктик, потребность, необходимость, короче, все для чертового Дома. Он не может передать свою власть полукровке, естественно. Других близких родственников у него нет, поэтому вся надежда на меня, точнее на то, что я выйду замуж за какого-нибудь благородного, соответствующего его запросам дэйва, которому можно будет передать власть. И плевать, что внучка не выносит дэйвов, всех, кроме одного, конкретного, плевать, что у нее чувства, плевать, что она не мыслит жизни ни с кем другим и лучше сдохнет, чем предаст себя ради чужих интересов, ему на все плевать, только он и Дом. Дом, который я ненавижу.

         В отличие от деда Агеэра, дед Парс прочил для меня другую судьбу. Он хотел, чтобы я стала Тенью Теи и никаких свадеб. А я хотела только одного, того, что мне никогда в жизни не получить. Точнее двух вещей, и достижению обоих препятствует то, что я полукровка. И если одна по природе своей не возможна, то в другой мечте мне отказывает стоящий передо мной мужчина.

— Об этом мы тоже поговорим в Дарранате, — наконец, ответил он.

— Как скажете, — пожала плечами я.

— На вы? — хмыкнул он и снова повернулся. Прищурился, посмотрел на меня, и в этот момент его глаза так полыхнули, что я вжалась в кресло.

С некоторых пор я всегда и везде звала его на вы, чтобы хоть как-то оградиться, прочертить черту между нами, а ведь когда-то не стеснялась даже глупцом его назвать, показать язык и даже применить магические ловушки, которые всегда, почему-то обращалась против меня же. Что поделать, он старше, опытнее и в миллионы раз сильнее меня.

— Раньше это тебе не мешало, как и называть меня по имени, — почти обвиняюще заметил он.

— Это было давно. Много воды утекло. Я повзрослела.

— Жаль, моя сестра, как ты, повзрослеть не может.

— Вы не справедливы к ней. Тея очень старается…

— Меня довести? — перебил он. — Как и ты сейчас.

— Думаю, мне лучше помолчать.

В итоге мы оба замолчали, причем надолго. Пока он не нарушил наполненный неловкостью и напряжением момент своими следующими словами:

— Это было глупо и безответственно, так собой рисковать.

— Ничего бы не случилось, — надулась я. — Подумаешь…

— О Тее, как всегда, не подумала, — констатировал он. — Знаешь ведь, без тебя она пропадет.

Я снова подняла взгляд, снова опустила и вдруг спросила:

— Почему вы не хотите, чтобы Тея поехала в пустыню?

— Там опасно, — сказал он.

— Не опаснее, чем здесь, — парировала я.

— А ты хочешь поехать?

— Конечно. Но кто ж меня пустит?

— Это опасно, — снова повторил он.

— Меня готовят в Тени.

— Ты же знаешь, этого никогда не будет. Ни с Теей, ни с кем-либо другим.

Да уж, это я знаю так же хорошо, как и то, что люблю его. Безумно, страстно и безнадежно. Все безнадежно.

— Птицу в клетке не удержишь, — философски заметила я, подняв глаза к потолку. Красивый потолок, деревянный, приятного коричнево-желтого цвета.

— Но очень хочется, — вдруг улыбнулся он, всего чуть-чуть, лишь уголками губ, а у меня замерло сердце, и через секунду забилось, как сумасшедшее. Эта улыбка всегда на меня так действовала. Сводила с ума. Черт, ну не умею я так, как он. Даже так на расстоянии полувздоха не сходить с ума, держать себя в стальных оковах. Меня оправдывает только то, что у него были годы практики, а меня накрыло совсем недавно.