Завещание с простыми условиями (СИ) - Кроткова Изабелла - Страница 8

Я была уверена, что сейчас должно быть около половины девятого — ехала я не больше пятнадцати минут, — и посмотрела на часы чисто автоматически, чтобы просто подтвердить свою уверенность.

Пятнадцать минут десятого!

Сломя голову я бросилась в сторону редакции «Живого слова» и чуть не сбила с ног высокого кучерявого парня в куртке. Ожидая потока ругательств, я инстинктивно вжала голову в плечи, но он неожиданно по-доброму рассмеялся, показав безукоризненные зубы.

Отчего-то этот беззаботный смех подействовал на меня, как вливание свежей крови. Я словно наполнилась какой-то потерянной силой и продолжила бег с ощущением второго дыхания.

Ворвавшись в редакцию и едва успев проскользнуть незамеченной под самым носом у шефа, я постаралась на время выкинуть все из головы и моментально погрузилась в нескончаемую кучу дел.

В квартиру отца я вернулась около восьми вечера, нагруженная вещами с улицы Некрасова.

Это просто удача, что пятнадцатый трамвай там тоже останавливался.

В квартире все было тихо и спокойно. Я уже начала понемногу к ней привыкать. Радостно напевая, сняла куртку, переобулась в принесенные с собой мягкие тапочки и хотела пройти прямиком в свою спальню…

НАДО ЗАЙТИ В ГОСТИНУЮ –

подкралась невесть откуда взявшаяся мысль.

Нет, не пойду,

— воспротивилась я.

И, словно против какого-то невидимого течения, начала подниматься наверх, чтобы облачиться в домашний халатик с рыбками, который мама прислала мне из Барселоны.

Мысль о том, что хочешь-не хочешь, а надо спуститься назад, на кухню, чтобы приготовить ужин, отчего-то вызвала легкую панику.

Оттого, что надо будет пройти через гостиную.

Я не могла понять, что со мной происходит. Квартира мне очень понравилась, поразила своим великолепием, практически все вещи и предметы были достойны экспозиций лучших музеев. Бывает, конечно, такое, что я немного побаиваюсь темноты, но только в тех случаях, когда мне угрожает реальная опасность. Например, предпочту сидеть без хлеба, чем сбегать поздним вечером через полквартала в ларек (правда, на сигареты это не распространяется). Однако, когда нет никакой реальной опасности, ни темнота, ни тишина меня не смущают. Я совершенно спокойно живу одна на улице Некрасова, и никакие ночные звуки или внезапно пробежавшая по потолку полоска света не способны ввергнуть меня в трепет.

Наконец, голод пересилил необъяснимые тревоги, и я, медленно спустившись по ступенькам, решила проникнуть в кухню окольным путем, через дверь под лестницей.

Высокая дверь скрипнула, отворилась, я оказалась на кухне и приступила к приготовлению ужина. Почистила и поставила на плиту картошку, засунула в духовку нанизанные на вертел куриные крылышки, включила гриль и завела таймер на полчаса.

После чего села на удобный стул с выгнутой спинкой и полукруглыми ножками и засмолила сигарету.

Через некоторое время какая-то сила стала тянуть меня в сторону соседней комнаты. Несколько минут я пыталась ей противостоять, но, в конце концов, не удержалась и заглянула в столовую. Темно и тихо. Мертвая, пронзительная тишина. Я щелкнула выключателем, и большая медная люстра осветила прозрачный буфет, широкий стол и ряд стульев.

Все на своих местах.

Я сделала шаг внутрь столовой.

За ним — еще один.

Возвращайся в кухню, Марта! — надрывался внутренний голос.

Но остановиться было невозможно.

Я медленно пересекла столовую и вплотную подошла к дверям гостиной.

И распахнула их.

Свет из столовой слабо осветил очертания дивана, силуэты картин и папирусов на стенах.

Вытянув руку вдоль стены, я включила свет и начала медленно оглядывать комнату с противоположной от портрета стороны.

Изящный старинный натюрморт в дорогой раме.

Низкое кресло с широкими подлокотниками.

Такой же диван.

Огромное окно с плотными темно-лиловыми шторами.

Ореховый столик со статуэткой, морской пейзаж с изображением шторма, еще одно кресло…

Взгляд неумолимо приближался к портрету.

Остались только часы.

Я невольно прилипла к ним глазами, пытаясь не сдвигать взгляд с места. Подробно рассмотрела изображения прекрасных дам и храбрых моряков. Отметила время — десять минут девятого. Осторожно переместилась на гири…

Не выдержал он и глянул, — шибанула в мозг строка из «Вия».

Не выдержала я — и глянула.

Ну, и чего я боялась?

Портрет был поистине прекрасен. Отец наверняка заказал его у признанного художника. Необычный сюжет, сочетания красок, оттенков, полутонов — все свидетельствовало о высоком мастерстве живописца. От полотна было невозможно оторвать глаз. Картина казалась живой — луг цвел, река шумела, мост поскрипывал под тяжестью фигуры отца, а он сам, опираясь на перила, смотрел мне прямо в глаза, и казалось, что он вот-вот моргнет… Мне не нравился только черный лес позади отца. Он стоял сплошной высокой стеной и будто затягивал в свою страшную глубь, от него веяло жутью. С ярким летним лугом он контрастировал как день и ночь, как небо и земля.

Как жизнь и смерть.

В момент кульминации моих размышлений раздался пронзительный трезвон таймера.

«Курица!» — опомнилась я и кинулась на кухню.

Ужин прошел чудесно. В буфете обнаружилась початая бутылочка бренди, и пара рюмочек весьма скрасила мой одинокий вечер.

Остатки этого вечера я провела в спальне перед телевизором, потом незаметно уснула.

Никакие голоса в эту ночь меня не тревожили.

Наутро за окном снова было пасмурно и туманно. На этот раз, помня вчерашнюю путаницу со временем, я вышла из дома пораньше, и очень правильно сделала, потому что каким-то непостижимым образом опять добиралась до остановки целый час. Народу на улице было немного, трамвай подошел вовремя, на работу я прибыла без опозданий, и день потек своим чередом.

Время от времени мысли мои возвращались к портрету.

Вскоре я поймала себя на том, что не могу забыть о нем ни на минуту. То и дело перед глазами вставал притягивающий взгляд отца.

Я словно до сих пор ощущала его на себе.

— Ты что сегодня такая сосредоточенная? — ехидно спросила коллега по работе и заклятая подружка Дина Мигунова.

— Что?.. — с трудом отвлеклась я от своих дум.

— Ты в последнее время постоянно в какой-то прострации.

— Дел много, — отмахнулась я. Не хотелось вступать в беседу.

— Что за дела? — она с любопытством приблизила ко мне свою острую мордочку.

Сейчас я ей сообщу, что получила в наследство двухэтажную квартиру в центре, и погляжу, как она перекосится от зависти.

Но что-то удержало меня от признания.

— Обычные дела.

— Не понимаю, какие у тебя могут быть проблемы? Мужа у тебя нет, детей тоже…

Сердце горько защемило. Я закусила нижнюю губу.

— …мать в Испании вся в шоколаде. Живи и радуйся! Это нам, замужним бабам, тяжело. Приготовь, постирай, убери; то в театр с ним надо тащиться, то в гости…

Бедняжка тяжело вздохнула, сокрушаясь о своей горькой доле.

— Куда же деваться, я уже привыкла. Что поделаешь, он меня любит, постоянно украшения дарит, — она закатила глаза. — Мне уже это золото надоело давно, просто обижать его не хочется… Вчера, смотри, что опять подарил.

И она протянула ко мне костлявый пальчик с тоненьким колечком с фианитом.

— Вообще-то ты права, что не связываешься с мужиками, — продолжала она изливать свою желчь. — Они сейчас такие избалованные, всем подавай богатых да красивых, а простые вроде тебя, в дешевой курточке и без денег, никому не нужны, только так, на одну ночь… И тратиться на подарки таким никто не будет… Если только на твою квартиру кто-нибудь позарится, тогда, может, женится, а так вряд ли… Да в принципе и квартира так себе — маленькая, на окраине…

Она рассуждала как будто искренне мне сочувствуя, но за этим крылось ее мелочное и гнидское нутро.

— Если только какого-нибудь деревенского найдешь. В ушанке и с вилами, — не удержалась-таки и ужалила ядом Мигунова.