Степанида и 7 женихов (СИ) - Шкот НатАша - Страница 4

— Эт тебе теперича, так думается! А как кажен сиромах, хоть шиша, а хоть и баламошка липнуть начнут — белугой взвоешь!

— Кто-кто? — не поняла женщина.

— Ну… эти… побиралы, обормоты и дурачки всякие!

— А-а-а… обормотов мне не надо, — скривилась Степанида, а потом вспомнила, — а что за черные ветки во сне напали на меня?

— Не пригрезилось тебе, — вздохнула Лукерья, — души то несчастные. Влачат жалкое существо, страдальцы… Порой сила их наружу прорывается и норовит схватить Слагалицу, помощи просит.

— Ох ты ж, страсти-то какие на мою голову, — потерла Степанида глаза, — н-нее… такое мой больной мозг придумать бы не смог… неужели правда? Не свихнулась я?

— Явь, как есть, хозяюшка, — вздохнула Лукерья, — не отступайся от нас, не бросай сирых и убогих.

— О-о-о… не начинай только на жалость давить, на мне и так все по жизни ездят! А вы вроде как сила там какая-то могущественная, все мои проблемы решать созданная, так вроде?

— Так-то оно так, да вот только у всякой силы межа имеется… Наша на издыханиях уже. Дед твой домом владел, а даром не обладал! От супружницы он ему достался… Сгинула голубушка наша Евдотья Ильинична на болотах, ягоды собирала, утопла, токмо лапоть и корзинка от ей остались…

— Ох ты ж ужас какой! — поразилась Степанида, — я и не знала…

— Да… страдалиц дед твой, всю жизнь ее любил, Дом не оставил… но силами он не обладал, а наши черпал потихонечку, вот и иссохлись мы… на грани погибели, — и такой же голосок у нее жалобный стал, Степанида не прослезилась едва.

— А… как силой делятся? — спросила тихонечко.

— А как дела свои великие вершат, так силушка сама нас питать начинает. Ты нас, а мы тебя… Твои харчи непростяцкие, знаешь скока силенок мне стоили? — добить решила Лукерья, не иначе. Степанида едва не подавилась последним бубличком. Чашку с чаем от себя отодвинула, словно ей счет огромный выставили.

— Да ешь ты, назад не воротишь, я тебе так, толкую просто…

— Хорошо, Лукерья, подумать надо мне, переспать с этой информацией… А утром ты мне еще раз все расскажешь, на вопросы ответишь, тогда и решим что делать дальше!

— Иди, хозяюшка, отпочинь! Да токмо на дедову койку! Не зря он перинок намостил! Не достают страждущие так высОко!

Вещала — говорила;

Не вякну — не скажу;

Не нать — не надо;

Повинность — обязанность;

Бемужница — незамужняя женщина;

Кой- который, какой;

Полть — половина;

Негоразды — проблемы;

Не снискала — не заслужила;

Не токмо — не только;

Теперича — теперь;

Кажен — каждый;

Отпочинь — отдохни;

Сиромах — нищий;

Шиша — прохвост.

Баламошка — дурачок, недалекий простачок.

«Ждали из заморья, а прибыл из задворья»

Проснулась Степанида, когда солнце уже вовсю светило в окно дедовой спальни. Спала бы она себе и дальше, ведь привычку спать до обеда не так-то и просто искоренить, да вот только кто-то отчаянно тарабанил в двери.

— Хозяюшка, — раздался над ухом голосу Лукерьи, когда Степка уже открыла глаза, — там к тебе первый суженный пожаловал! — заговорщически прошептала охоронница.

— Кто? — опешила спросонья женщина.

— Ой, иди спроси, чево ему нать, а то двери, окоянный вынесет!

Степанида с трудом спустилась со своего ложа, замоталась в одеяло, на ноги натянула сапоги и пошла, покачиваясь, к выходу.

Отперла дверь и уткнулась носом в широкую грудь в синей униформе. Грудь поднялась и резко замерла. Степанида медленно от нее отклеилась и подняла очи на хозяина столь мощного дыхательного аппарата. Лицо, прилагаемое к груди тоже было очень даже выдающимся. Настолько, что Степанида почувствовала острое желание поправить мятое одеяло да спинку выпрямить.

— Добрый день! — пробасил гость шикарным до одурения голосом, что Степанидке пришлось даже себя ущипнуть, чтоб не наброситься на него с объятиями.

— И Вам утро доброе… — промямлила она, привалившись боком к дверному проёму, так как силы резко покинули ее.

— Участковый Тихий! — представился он, сбился, нервно поправил фуражку, — ж-жалуются тут на Вас… — последнее сказал совсем как-то неуверенно, озираясь.

Степанида заглянула ему через плечо, полюбопытствовать, кто это успел на нее нажаловаться? И обомлела, увидев еще одного потрясающего представителя противоположного пола.

«Ох, мамочки, здесь что, село женихов мечты?» Мужчина, явной военной выправки, с небрежно наброшенной на плечи ветровкой стоял возле крыльца с надутой, но очень-очень красивой физиономией. Но надутая она у него была недолго. Стоило ему увидеть лохматую голову Степки, высунувшуюся из-за участкового, недовольное выражение словно ластиком стерли. Мужчина преобразился весь, еще больше выпрямился, хотя куда уж больше?

— Здрасте… — промямлила Степка, почувствовав, что совсем слабеет, даже за косяк двери схватилась, — это Вы на м-меня ж-жалуетесь? — пропищала слабым голосом.

«Какой… витязь… мама родная… коленки подгибаются… что ж стоишь ты истуканом, бери меня на руки и тащи в свою берлогу, вся твоя…» А потом повернулась к участковому и подумала: «Нет, пожалуй ты меня неси в берлогу…»

И уже даже руку протянула, за шею схватиться собираясь, да тут ее кто-то за волосы, как дернет! Степанида, аж подскочила, но блажь мигом слетела. Она даже головой потрясла, не понимая, что это сейчас за наваждение было.

— З-здравствуйте! — рявкнул жаловаться-пришедший и на крыльцо в один прыжок забрался, — какие жалобы, что вы, помилуйте! Да как можно жаловаться на обворожительную соседку? — и руку ее сцапал и давай лобызать.

От его лобызаний Степка снова пропадать начала, да тут на выручку участковый пришел. Он своим авторитетным плечом отодвинул мужика и недовольно так рявкнул:

— Что Вы, Петр Ильич, людям голову морочите! Сами заявление написали, а теперь, «помилуйте, какие жалобы»?

— Прошу прощения у Вас, Вячеслав Сергеевич и у Вас, прекрасная соседка… простите, не знаю имени-отчества… — но Степка, утонув в глазах-омутах не услышала вопроса в его фразе, — я забираю свое заявление, сущее недоразумение! Еще раз, простите! — и все это скороговоркой, да глаз со Степки не спуская. Женщина нервно одеяло поправила, глупо хихикнула, глазки в пол опустила и тут почувствовала самый настоящий пинок и голос Лукерьи:

— А-ну быстро спроваживай их, самка ты озабоченная! — «самка озабоченная» сразу отрезвела, обиделась, но в руки себя взяла.

— Ну, господа, если ко мне нет никаких претензий, то я пожалуй… пойду? — сказала со злостью, не на мужчин однако, направленной.

— Да-да! Естественно! Извините за беспокойство! — отсалютовал участковый.

— Рад знакомству! — пробасил сосед и дверь перед ними тут же захлопнулась.

Степка пару минут глубоко подышала, собираясь с мыслями, а затем развернулась и в кухню помчалась.

— Лукерья, ты кого самкой обозвала? — прорычала зло, на табурет с размаху усевшись.

— А хто, как не самка? — фыркнула та, — сразу видать, что не девица!

— Какая нафиг девица? — взвилась Степка, — я вообще-то замужем… была и мне лет знаешь сколько?

— Тридцать два тебе, — пропела Лукерья, — самка и есть! Ежели б не я, потянула мужиков прям с порогу да в опочивальню! — и едко так захихикала.

— Да ты! Да я! А вообще, что это было? — вдруг выдохлась она, — и правда, едва не набросилась…