Степанида и 7 женихов (СИ) - Шкот НатАша - Страница 12

«Медведя бояться — от белки бежать»

Как назло в лесу рев раздался. Жуткий такой, на медвежий похож! Степка побелела.

— М-мама… — забыла про ногу, взгляд в сторону леса перевела и едва чувств не лишилась! У первого дерева, на границе леса с поляной, действительно стоял медведь! На задних лапах. И на нее, Степку, в оба глаза своих страшнющих, глядел! Головой мотал, словно от назойливой мухи отмахивался и ревел. Даже не ревел, а… ругался на кого-то? Но кто его знает, со страху могло и примерещится.

Степку парализовало. Она поняла — не убежать. В два прыжка догонит, она где-то читала, что медведи очень быстро бегают, несмотря на габариты. «Не то, что я…»

Медведь опустился на передние лапы и побежал. Степка закрыла голову руками, в колени носом уткнулась и заорала, с жизнью прощаясь. «Позор какой, с голым задом помирать! А была бы в одежке, может он мной подавился бы! А так, дура, все условия создала!» — пронеслось в голове.

Но смерть не пришла. И через минуту, и через две, и даже через пять. Степка медленно голову подняла, руки от лица убрала и… уставилась в глаза… медвежонку…

Маленькому такому, пушистому. На щенка волкодава похожего.

— Ой… — пискнула она, — да ты малыш совсем. Правду говорят, у страха глаза велики!

Медвежонок сидел в шаге от женщины на пушистой попе и внимательно разглядывал.

— Какой хорошенький, ты же не съешь меня? Нет? — медвежонок мило моргнул, как бы говоря, что ты, как могла подумать? — а… мамки нет твоей рядом? — опять моргнул медвежонок.

— А у меня вот, ранение случилось, — продолжала болтать Степка, показав животинке ногу свою. Медвежонок носик поморщил, принюхиваясь и навстречу ноге подался. Степка испугалась было, что наверное, не стоит хищнику давать нюхать кровь, но медвежонок ловко прыгнул, лапками ступню обхватил и кровь слизал.

— А-ах! — вырвалось из груди, — щиплет! — хотела ногу отнять, но медвежонок сильным оказался. Мордаху к ступне склонил и зубами в щепку вцепился. Потянул на себя. Женщина еще раз ойкнула.

Медвежонок щепку выплюнул и вылизывать ранку принялся. Степка замерла, удивившись ощущениям. Было щекотно, пекло, но отчасти приятно. Шершавый язык животного был влажным и холодным. Болеть перестало.

— Спасибо! Мой ты лекарь! — Степка поднесла к лицу ступню и увидела, что раны больше нет, — чудеса чудесные! Ты волшебный мишка, да? — медвежонок рыкнул и ближе к ней подполз. Женщина протянула руку, коснулась шерстки, — какой ты красивый, шерстка шелковистая… можно тебя погладить? — вместо ответа мишка сам о ее руку потерся, подполз поближе, принюхиваясь. Еще ближе. Носом в шею ткнулся.

— Ты наверно голоден? Прости маленький, у меня нет ничего, — щебетала женщина, гладя животное и к груди прижимая, но я завтра обязательно тебе гостинец принесу, хочешь? — мишка урчал, обнюхивал Степку, носом тыкался, ласку выпрашивая. А Степка и потерялась. Столько чувств проснулись в ней, ранее даже кошек не любившей. Она вообще к животным спокойно относилась. Да только заводить не торопилась. Проблемы с ними! Шерсть, гадят где попало! А этот комочек, ладно, не комочек, а комочище, милый такой, ласковый, ранку ее залечил. Затискала бы.

Перевела взгляд на солнце и поняла — пора!

— Прости, маленький, мне бежать! — мишка обиженно заскулил, — не обижайся, я завтра приду! И вкусненькое принесу! Ты что больше любишь? Яблоки? Морковку? Хотя нет, ты ж не лошадь… что медведи едят? Надо загуглить… — еще раз прижала к груди животинку, погладила, да встала на ноги, — пока, малыш!

Шустро надела пальто, сапоги, поглядывая на грустного мишку. Сама даже расстроилась. Но делать-то нечего. Обошла три раза дуб в обратном направлении и вернулась в холодную осень. Поежилась, запахнула пальто поплотнее и побежала домой, счастливая и ничем не обремененная!

«День придет и заботу принесет»

Дома ее ждал завтрак и обеспокоенные охоронники.

— Ну, чаво тама? — прямо с порога спросила Лукерья.

— Хорошо все! — бодро ответила женщина, — побегала!

— Повстречала кого, аль нет? — допытывалась охоронница.

— Да нет, — уклонилась Степка, заранее решив не рассказывать про мишку. Начнут еще морали читать об опасной дружбе с диким зверьем, — есть, что покушать?

— Каша, да молоко!

— А мне молоко разве можно? — удивилась женщина.

— Не пост, поди! Токмо мясо не следует!

— Эх, кофейку бы, — Степанида облачилась в свои джинсы и свитер, твердо решив сегодня забрать все вещи из дома бывшего, — счастье было бы полным!

— Че, отпустило? — обрадовалась Лукерья, — гляжу, ты весела!

— Отпустило, Лукерья! — расцвела улыбкой женщина, — и сил прибавилось, удивительно!

— Ну так! — довольно хмыкнула Лукерья, — дурного не насоветую!

— Спасибо тебе, ты — золото! Расцеловала бы! — взялась Степка за ложку и принялась есть кашу. Скромненький завтрак, зато не сама готовила! Это ж какая удача иметь дом, который все хлопоты на себя взял! Ни готовки тебе, ни уборки! Мечта!

— А ты намeкала како рукоделие осваивать буш? — продолжала болтать охоронница.

— Что думаешь про вязание крючком? Я пару лет назад кисть сломала, мне врач посоветовал жгуты плести. Это не очень сложно…

— Спробовать бы… Токмо дело полюбить надобно… Ежели с под палки — не будеть пользы!

— Ну, давай с чего-то начнем! У меня дома… в моем бывшем доме, — исправилась она, — остались крючки и нитки, привезу!

— Лады… А ты, хозяюшка точно воротишься? — в голосе охоронницы звучало беспокойство.

— Лукерья! Я клятву дала… И честно тебе скажу, как есть скажу… — Степанида застыла с ложкой, готовясь сказать нечто важное, — у меня нет отторжения происходящего. Понимаешь? Словно, все так и должно быть. Конечно, дико немного. Но я привыкну. Я думаю, смогу так жить. Ну, или хотя бы попытаюсь! Так что выброси из головы мысли о моем побеге!

— Благодарствуем, хозяюшка! — искренне поблагодарила Лукерья.

— Дюже признательны, барышня! — прогудел Егорыч. По столу грохнуло, а по волосам сквознячком прошлось. Крапивка и Конопатка тоже «высказались».

— И вам, за заботу, спасибо! — улыбнулась Степка и принялась доедать свой скромный завтрак.

«Жениха не смотрят глазами, его слушают ушами»

Первым делом направилась Степанида в сельский совет. Решить волокиту бумажную, чтоб подсказали, как ей дом на себя оформить, свет провести, да про интернет узнать.

Сидит она, значит, в приемной секретаря, ждет аудиенции у местного Головы, или мэра (или как там местную власть, еще кличут?). Секретарша, женщина почтенного возраста, когда Степка представилась ей, сразу сказала — «Вам к мэру надо! Давно, искали, ждали».

Новая жительница села «Счастье» сидела на краешке стула и размышляла, зачем это ее искать могли? Может кто домом интересовался, купить хотел?

Размышления прервались открывшейся дверью. Вышли из кабинета двое мужчин. Дыханье остановилось! В одном Степка тут же узнала суженого номер три, то есть олигарха, а второй видимо, мэр.

И вот не понятно почему, но прихватило женщину крепко. «Блин, Лукерья говорила, что на следующий день полегчать должно!» Глаза в пол опустила, руки коленями зажала и притворилась истуканом. «А вдруг пройдет мимо и не заметит!»

Не тут-то было! Мужчины вышли и замерли. Оба. Выпрямились, словно волки, опасность почувствовавшие, и сразу глаза в Степку уперли.

— Амазонка! Ты? — первым пришел в себя олигарх.

— З-здравствуйте! — вынуждена была встать Степанида. В глаза олигарху не глядела, решила для безопасности обратить взор на мэра, — а я к Вам… — ох, не стоило на него глаза поднимать! «Блин! Суженый номер четыре!»

Мэр выглядел впечатляюще. Первой, еще более менее ясной мыслью, было: «И он до сих пор не женат?» Высокий, статный, очень запоминающейся наружности. Но больше всего ему подошло бы определение «мужественный». Густые каштановые волосы с боков коротко остриженные, а сверху подлиннее, назад зачесанные. Брови черные, нахмуренные, да так, что глаза под ними не видны почти. А борода! Густая, длинная, ухоженная! Сразу видно, что обладатель ею гордится, заботится, волос к волоску.