Белые волки. Часть 3. Эльза (СИ) - Южная Влада - Страница 94

— Значит, эта сделка будет тем более тебе интересна.

Димитрий отложил уже готовый бутерброд, чуть помедлил и опустил на льняную скатерть нож. Неохотно посмотрел в сторону папки, словно ожидал, что оттуда вот-вот выпрыгнет ядовитая змея.

— Что там?

— Информация, — Ян поджал губы.

— И что же ты хочешь взамен?

— Ничего особенного, Дим, — начальник охраны, несомненно, допустил вольность, назвав наместника былым фамильярным сокращением от имени, но острую, предупреждающую ухмылку в свой адрес проигнорировал, — я хочу, чтобы ты прекратил издеваться над Севериной. Не отбирай у нее ребенка. Проклятье, кто как не мы с тобой, выросшие без родителей, знаем, как это жестоко — отобрать у ребенка мать? Не отсылай ее в горы. Сжалься над ней. Это же и твой ребенок тоже. Я знаю, что ты ненавидишь ее, но вы же можете договориться, вы же можете хотя бы делать вид…

— Не отбирать у ребенка мать? — с издевкой перебил его Димитрий, откидываясь на спинку стула и поигрывая салфеткой. — Или не отбирать у тебя любовницу? О чем ты по-настоящему просишь?

Ян в бессилии опустил голову.

— Я знаю, что не имел права трогать твою жену… — пробормотал он, — я не имел права наслаждаться своим счастьем после того, как поступил с тобой… подумать только, ты остался один по моей вине, а я благодаря тебе нашел Северину… но ты же знаешь, каково это, когда любишь…

— Нет. Не знаю, — пожал плечом Димитрий, глядя ему прямо в глаза.

Его собеседник вдруг вскочил на ноги, схватил папку, взмахом руки смел с края стола посуду. Брызнул в стороны прозрачный фарфор, желтыми и алыми кляксами расплескалось по полу варенье, раскатился хлеб, зазвенели, подскакивая, приборы, но наместник и бровью не повел. Ян положил перед ним раскрытую папку.

— Смотри. Клянусь, что теперь я не прикоснусь к Северине и пальцем. Если ты так желаешь — так и будет. Это наказание я вполне заслужил. Если надо — сам уеду. Ты меня больше никогда не увидишь, и она — тоже. Только пожалей ее. И вашего ребенка.

Он говорил что-то еще, покрасневший, помятый с похмелья и возмущенный, размахивал руками, в нарушение всех правил субординации нависая над сиятельным наместником, и почти кричал, а Димитрий невольно опустил взгляд вниз и посмотрел. Сверху лежала большая фотография, из-под нее выглядывали еще какие-то листки, но он не стал перебирать их и читать исписанные убористым почерком строчки, а только смотрел, и смотрел, и смотрел на изображение. Лицо его оставалось все таким же безмятежным и спокойным, дыхание не участилось, кулаки не сжались и тело не напряглось. Он всегда отлично владел собой.

— Дим.

— Что? — Димитрий поднял взгляд, в котором ясно читалось: он не слышал совсем ничего, ни словечка из сказанного, и вообще очень удивлен, что находится здесь, в этой комнате и в компании с этим человеком. Несколько кратких мгновений он пребывал где-то очень далеко.

— Я умоляю тебя о прощении, — Ян порывисто прижал руку к груди, его глаза влажно блестели, — если хочешь, я приму любое наказание. Только не мсти за меня Северине.

— Северине? — Димитрий с трудом мог вспомнить, кто это вообще такая. Он снова растерянно посмотрел на фотографию. — Почему я не знал раньше?

— А ты хоть чем-нибудь интересовался? — горько и даже как-то зло бросил человек, который прожил с ним бок о бок почти всю сознательную жизнь, но было понятно: злится он не на Димитрия, а на самого себя. — Ты же на внешнюю политику всегда плевать хотел. Кто принимал все нардинийские делегации? Алан? Кто решал дипломатические вопросы? Твои министры? Ты едва ли знаешь, как вообще зовут драконьего императора.

— Ты прав. Не знаю, — покачал Димитрий головой. Он помолчал немного, а потом спросил осторожно: — Как все было на самом деле?

Ян потер ладонью подбородок, опустился на свой стул.

— Я усыпил ее. Увез в надежное место. Когда она очнулась — уговорил остаться там.

— Нет, она бы не осталась просто так, — тут же недобро улыбнулся Димитрий.

— Да, не сразу, — со вздохом согласился Ян, — уж не помню, что я там плел, какими правдами и неправдами удерживал, но в итоге мы заключили сделку о том, что она даст мне две недели, и если я докажу, что без нее тебе лучше, она уедет. Навсегда.

Фотография закрывала собой те, другие бумаги, наверняка тоже содержащие много интересного, и Димитрий уже взял было ее в руки, намереваясь отложить в сторону, но почему-то замешкался. А потом аккуратно вернул на место.

— Что ты ей обо мне рассказал?

— Все, брат, — Ян виновато скривился. — Я все ей рассказал. И про Эльзу тоже. Я ненавидел ее. Я хотел, чтобы она знала.

Димитрий закрыл глаза, принимая, уравновешивая внутри эту мысль. Заставляя себя смириться. Что ж, сам он, пожалуй, так и не смог бы признаться. Даже если понимал, что поступает нечестно.

— Она поверила?

— Нет. Или она просто отказывалась этому верить. Не знаю, — Ян вытащил из внутреннего кармана пиджака пачку сигарет, щелкнул зажигалкой, закурил. Его рука мелко дрожала. — Но сделку со мной заключила. Две недели — и если тебе не станет лучше, вы будете вместе, если без нее ты пойдешь на поправку — она уезжает.

Две недели. Димитрий холодно ухмыльнулся, вспоминая, что тогда произошло даже не за две недели — за один тот самый день, когда его больше ничто не держало.

— Она, конечно, убедилась, что без нее я не пропал.

— Я дал ей понаблюдать украдкой, — кивнул Ян, — и к тому моменту ты был уже здоров. Все только и говорили, что о твоей свадьбе с Севериной. И тогда она уехала.

На краю стола лежал полукруглый осколок — все, что осталось от кувшинчика для сливок. Димитрий неторопливо взял его, сжал острым краем в ладони.

Хорошо.

— А как же ее вещи? Документы?

Ян засмеялся. Довольно безрадостно.

— Я все время ждал, когда ты об этом спросишь. Когда зайдешь в ту квартиру и вдруг заметишь, что ее чемоданов и вещей нет. Приготовился даже врать тебе, что выкинул их или закопал вместе с телом, — его беспричинное веселье угасло так же быстро, как и возникло. — Врать было очень тяжело. Врать все эти годы — особенно. Но я боялся, что ты снова убьешь себя ради нее. А вещи… я забрал их и отдал ей, лично отвез ее на вокзал, купил билеты, усадил в вагон. Отправил восвояси в целости и сохранности. И ждал, когда ты спросишь. Но ты ведь так ни разу и не вернулся в ту квартиру? С того дня так и не переступил тот порог?

Димитрий покачал головой.

Он не мог.

Он не мог даже об этом думать.

Ян сочувственно помолчал.

— Знаешь, брат, я бы и до самой смерти не рассказал тебе правды, если честно. До самой своей смерти, конечно же, не твоей. Но когда ты чуть не сжег себя в проклятом темпле, я понял, что теперь врать бессмысленно. Что ты угробишь себя уже по другой причине. Из-за сестры. И я подумал… может, теперь твоя женщина вместо того, чтобы разрушать, удержит тебя? Даст тебе стимул не сдаваться? А, Дим?

Димитрий как-то некстати вспомнил про осколок и разжал руку. С удивлением посмотрел на окровавленную ладонь, будто видел кровь впервые в своей жизни.

— Уходи, Ян.

— Нет, ты не понял, — переменился тот в лице, — это же свежая информация. Я человека нанял, тот поехал в Нардинию, все разузнал. Мы можем организовать встречу. Императорская чета не выезжает из страны по каким-то своим понятиям, кто их разберет, но мы можем сделать так, чтобы ты с делегацией туда поехал. Я все исправлю.

— Уходи.

— Дай мне все исправить, — горячо взмолился Ян. — Я уверен, она тебя еще любит. Она-то наверняка слышала о тебе и знает, кто ты такой теперь. Да, это будет сложно, но для таких, как мы с тобой, братишка, ничего невозможного не существует. Мы вернем ее тебе, даже если для этого придется рискнуть политическим благополучием.

— Уходи, Ян, — на благородном лице наместника впервые за все утро отпечаталась усталость. — Ничего не надо делать. Скажи Северине… скажи ей все, что хочешь. Я не буду отбирать у нее ребенка, я не буду запрещать тебе ее видеть. Я дам ей развод, если нужно, чтобы ты женился на ней. Только уходи. Оставь меня в покое.